Страница 8 из 19
Хлебнув в избытке собственную кровь, он успокоился жаждой. Наелся ею сполна. Вздыбленная шерсть красного цвета и страшный оскал – вот все,что осталось от хищника посреди черной ночи. Только два куска янтаря украшают его живую плоть. Не гаснут. А воздух давно не пахнет смертью. В нем чувствуется воля и желание любить. Сердце бьется тихо, но не останавливается.
Я был ранен. Истекал кровью. Но пропуск в небесную жизнь был аннулирован. Бесконечные сны кружили голову. Я заново проживал сто событий в этом бреду. И он был нескончаемым. Тело тонуло в боли. Пулеметом стучал висок, по сердцу протискивалась дрожь. Черная мгла под закрытыми веками крыла тишиной взахлеб. Желанная явь никак не приходила в привычные очертания. Но иногда казалось сквозь чарующий сон, что я слышу чей-то голос и чувствую, что живой. А потом вновь длинный коридор из пустоты и звенящей ночи. Гул в ушах.
Порой из приоткрытого окна до меня доносилось легкое дуновение ветра. Оно касалось моего тела своими ладонями. Иногда дождь орошал кожу. Я чувствовал влагу стекающей медленно капли, и шум ее удара о пол. А потом легкая музыка, как разбрызганный бред рассветным утром. Я ощущал, как волнами меня качает свихнувшийся рассудок посреди шквального ливня, через который я не могу дышать. Но я боролся до самого пробуждения.
– Ты-ы? Г-где-е я?
– Доброе утро. Погоди. Тебе сложно говорить. Но ты живой. Очнулся. Это радует, – Петр расплылся в улыбке.
Запах вкусного мясного бульона врезался в мое тело вместе с онемением конечностей. В голове гул и туман. Мое лицо в сильном недоумении. Петр поторопился объясниться.
– Скажем так, что ты решил совершить самоубийство. Ты это помнишь?
– Где-е я? – я все-таки пытался говорить, хоть и шепотом.
– Ты в надежном месте. Не переживай. И в безопасности.
Вокруг меня все сплошь из дерева. Из огромных массивных бревен сделаны все стены этой просторной комнаты. На полу ковер, на стенах шкуры животных и рога оленей. По центру добротный камин. А за окнами горная местность. Не иначе какой-то охотничий домик в русском стиле.
– Не пытайся понять, где мы. Ты тут никогда не был. Это мой дом. Он достался мне от отца. Знаешь, все времени не было им заняться. Дом свалился на голову внезапно. Отец не общался со мной много лет. Знаешь, как это бывает… У него другая семья, дети… И в семье не без урода! Это цитата. Так он отзывался при нашей единственной встрече о своем другом сыне. Это не мое дело… Правда, вот, – Петр распростер руки в стороны. – С барского плеча кинул наследство, так сказать. Сделал вид, что поделил честно. Надо же!
– Между тобой и уродом?
– Любопытно ты сказал. Да. Именно так! В точку.
– Поделил наследство при жизни?
– Да. Сослался на то, что виноват передо мной. Он посчитал, что может откупиться от своего сына, лишенного его любви.
– С одной стороны, это хорошо. Неизвестно когда он умрет…
– Это да! У него здоровья хоть отбавляй! Всех нас переживет!
– Так у тебя есть сводные братья или сестры, получается. Ты с ними общаешься?
– Приходится!
– Как это?
– Зов крови, что ли…
– И что? Про урода это верно?
– Даже не хочу в это лезть. Знаешь, порой люди говорят плохое друг о друге только потому, что видят себя в этом человеке. Какая-то зависть к большим успехам или обида, если все наоборот. Как тебе тут в целом??
Я показал качанием головы и легкой улыбкой, что мне здесь очень нравится. Попытался встать. С третьей попытки мне это удалось. Прихрамывая, я приблизился к столу. Сел.
– Не томи. Расскажи, что произошло.
– Ну… – он поджал нижнюю губу в попытке вспомнить точную хронологию событий. – Полумертвого я тебя подобрал и привез сюда. Подлечил. Это краткое содержание.
– Хы. Забавно.
– Что тебя смущает?
– Мимо проходил?
– Нет, не мимо, Рустем. А ты быстро схватываешь нестыковки. Скажем так, по звонку добрых людей…
– Я и забыл, что ты по-братски помогаешь всем добрым людям.
– Не всем!
– Видимо, добрые люди хорошо платят?
– Пусть так. Не столь важно! Каждый из нас дает те концерты, какие хочет. Не так ли?
– Так ли.
– Ты постоянно бредил. Чем не новый концерт? Но не переживай, ничего такого страшного! Секретов никаких не сдал. Чаще всего о девушке. Надин, кажется. Что же в ней особенного? Расскажешь? Хотя я и так знаю, что эта девушка тебе дорога.
– Снова от добрых людей?
– Не в этом случае! Забываешься. Работа такая, Рустем. Все знать. Кто она, с кем живет, зачем и почему.
– Я хочу знать подробности. Они будут?
– Не знаю, как тебе ответить на вопрос. Ты сделал свою работу чисто. Но, если бы я не знал, чей это заказ, то подумал бы, что хотели убрать исполнителя. Но возможно, что это цепь глупых совпадений. На того товарища ведь тоже не быдло какое-то работает. Я ответил на твой вопрос?
– Пожалуй. Только после твоего ответа стало больше вопросов.
– На другие вопросы я ответить не могу. А ты можешь ответить на мой вопрос?
– Валяй!
– Почему все-таки Борз1? Почему тебя так называют в узких кругах? Можешь пояснить? Никак не могу уложить это в голове.
– Резко. Тебе интересно послушать про санитара леса?
– Все так просто?
– Работа волком – тяжелый труд. Да и рассказывать особо нечего, – я покачал головой, впившись глазами в спасителя, а потом закашлялся до рвотных позывов.
Можно долго вспоминать густой лес, в котором я, уже будучи убийцей, прожил почти год армейской жизни: местность Кавказа и волков, густые кроны деревьев и странные запахи гнили, румяные утренние зори от пропитанных кровью месяцев, а также чистый свежий воздух и непокоренные синие горы, кои тонут в разморенной дымке солнца над ними.
Я не выбирал себе долю быть волком. Эта доля сама выбрала меня в том самом лесу, когда я впервые оказался на задании, выброшенный с сослуживцами в предосеннюю пору к лесу. Все, что мы должны были делать – это искать тайники боевиков и убивать. Я в этом лесу остался надолго, в отличие от многих товарищей, которые стали землей. Я же стал серым призраком леса с позывным Борз.
Впервые я услышал вой волка ближе к ночи. Страшное впечатление и несколько даже потрясающее. Эхом отраженный вой заставлял бояться неизвестности. Природа у волков хищная, я это помнил со школы: опасный зверь, нападающий стаей, разрывающий плоть еще живой добычи. Это было жутко для понимания. Любой треск веток и шорохи листьев заставляли каждого из нас быть настороже.
Я уверен, что волки знают, что такое оружие, и понимают его силу. Вслушиваясь в запахи леса, они рыли землю под своими ногами, показывая, что понимают, что мы сильнее их. Так они делали всегда, когда оружие было частью тела любого из тех, кого государство послало на войну в виде мяса. Такое ощущение, что они были в курсе ситуации. Твари кланялись в знак признания оружию. Но не мясу.
Каждый день крупный Альфа с самодовольным видом делал обход территории, иногда появлялась и его самка. Темно-бурый мех с серебристой проседью, густой подшерсток и бронзовые глаза иногда было невозможно разглядеть в пестрой гамме всех оттенков леса. Страх, что они нападут стаей, разорвав на куски, буквально парализовывал. Было сложно не думать об этом, особенно встречаясь с ними взглядами.
Мы все были верны своему долгу до конца, присматриваясь друг к другу, меняя местоположение, порой буквально приростая к массивному дереву с густой кроной. Но все равно не отпускало ощущение, что хищные звери повсюду. Стараясь замедлить сердечный ритм и унять желудок, воющий от голода, можно было попытаться прожить еще сутки, не выпуская оружие из рук ни днем ни ночью, уже не замечая тоскливо плывущие облака над головами. Ведь с волками не договоришься, в отличие от боевиков – пулей промеж глаз, с ними не будешь вести полемику о праведной вере, рассказывая о страхах перед смертью.
Ночная тишь леса разбавлялась криками птиц и треском веток поутру. Любой новый звук мог трактоваться по-разному: будь то природный или вражеский, ведь тело очень давно устало вслушиваться. Воздух проникал в плоть очень густой струей. Можно было чувствовать каждый глоток. Мертвецкая тишина леса опоясывала до следующего треска веток. Легкий ветер разбивал усталость от ожидания. Украдкой иногда все же подглядывало солнце сквозь густые кроны величественных деревьев Кавказа, лучом пробегаясь по одежде. А туман пускал слюни, превращаясь в росу. Влажный непокой застывал на ладонях. Он окутывал своей сединой. Стучали зубы – невозможно было успокоить челюсть. Сводило ледяные ноги до боли, и пальцы не слушались, примерзая к курку автомата. Ветер теребил с издевкой лица людей, морды животных и кроны. Все смешивалось в этом лесу в бесплодный хаос, особенно, когда товарищей по несчастью становилось вокруг меня все меньше.
1
перевод с чеченского языка – волк