Страница 10 из 15
Тураах зачерпнула в ладони горсть снега, слепила снежок и с улюлюканьем бросилась в бой. Ловко зарядила снежком кому-то в спину, проскочила в толпу, увернулась от ответного удара и изготовилась стрелять снова. На несколько мгновений показалось: ее приняли в игру. Бросившейся за Тураах мальчишка схватил ее за рукав, заглянул в лицо и запнулся. Опустил занесенную для броска руку. Девчушка с растрепанными косами и съехавшей набекрень шапкой налетела на него, неловко замершего посреди сражения:
– Ты чего? – недоуменно спросила она и тоже застыла, узнав Тураах. Оборвалась веселая игра, стихли радостные крики. Только в стороне двое малышей еще боролись в снегу, не замечая ничего.
– Привет, Тураах! – прозвенел в наступившей тишине звонкий голосок. Рыжеволосая, вся состоящая из улыбки малышка потянулась было к Тураах, но тут же была поймана за руку старшей сестрой.
– С ней нельзя играть, Алтаана, – серьезно произнесла Туярыма.
– Почему? – насупилась та, сверкая янтарными глазками.
Тураах помрачнела. Увлеченная прогулками с Серобокой, она позабыла об одиночестве. Напрасно. Казалось, даже сторожевая елочка качает ветвями неприветливо, хочет прогнать.
Тураах поймала непонимающий взгляд Алтааны, зло оскалилась:
– Боятся, что я их съем!
Круто развернувшись, Тураах зашагала к дому. Не бежать, держать спину прямо. И не плакать, только не плакать!
Похлебка мерно булькала в котле. Нарыяна помешивала ее, украдкой поглядывая на притихшую дочь. Устроившаяся на ороне Тураах вышивала, сосредоточенно прикусив губу. Из-под ее пальцев постепенно проступал растительный орнамент в причудливых сине-зеленых тонах.
Как же хорошо! Ни ссор, ни пререканий, и Тураах не торопится улизнуть из дома неведомо куда.
Неужто взрослеет? Может, выйдет из нее хорошая хозяйка? Слухи – ходовой товар острых на язык баб – разносятся быстро, и парни из окрестных улусов вряд ли захотят брать в жены порченную шаманьей болезнью девушку. И все же на Ысыах съезжается молодежь из самых отдаленных поселений. Тураах еще не расцвела, но за осень заметно повзрослела, даже грудь едва-едва, но наметилась. Черные, как вороново крыло, косы, соболиные брови вразлет и сверкающие глаза – щедрый дар Нэлбэй Айысыт20. Глядишь, найдется через зиму-две достойный жених для дочери.
Хорошо! Вот только… Не в характере Тураах такое спокойствие. Она вся – порыв, вся – движение. Не затишье ли это перед бурей? Не случилось ли чего?
Случилось, конечно. Шепотки соседок за спиной Нарыяна слышала. От нее не укрылось, что Тураах не бежит стремглав на звонкие голоса друзей, вместо этого торопливо сворачивает от дома к лесу. Ворона эта еще… Так и кружит над дочкой, вьется за ней, словно ниточка за иглой.
Растревоженная собственными мыслями, Нарыяна снова взглянула на дочь и ахнула. Деревянный черпак выскользнул из пальцев, стукнул глухо о дно котла, медленно скрылся в кипящем вареве.
Тураах преобразилась. Черные глаза, устремленные в не здесь, сверкали. Побелевшие губы шептали беззвучно. Выбившиеся из кос пряди струились, словно на ветру. Пальцы напряглись, ломая костяную иглу.
О татай! За что, пресветлый Юрюнг айы тойон!
За что эта проклятая шаманская сила выбрала именно Тураах!
Нарыяна не узнавала дочь. Чужое, страшное проступало в родных чертах. Кто ты, незнакомка? Что ты сделала с моей малышкой?
Вдруг все закончилось. Опали развевающиеся пряди. На лицо вернулись краски. Тураах моргнула, выныривая из запределья, и с удивлением взглянула на раскрошившуюся в пальцах иглу.
Нарыяна поспешно отвернулась: не должна дочь видеть ее слез.
Тураах выпорхнула из юрты, вдохнула морозный воздух. Ничего, мы и без детских игр проживем. Нам с Серобокой вдвоем хорошо.
Приветственно кивнула вороне, устроившейся на верхушке сэргэ, и отправилась по протоптанной тропинке к лесу.
– Что сегодня? Будем слушать тайгу?
– Крха, – отрицательно отозвалась Серобокая. – Клювом пощупать полезнее, чем послушать. Сороки тр-рещат наперебой, что в хотоне старейшины Болторхоя вот-вот отелится Рыжуха. Тайах-ойуун по просьбе старика затевает алыс. И Табату с собой берет. Нам тоже пора хоть глазком посмотреть на Верхние миры.
Вместо привычных заснеженных просторов перед удаганкой расстилалась широкая степь, прорезанная на востоке цепью холмов. На просторные поля Верхнего мира зима еще не пришла. Кругом было пустынно. Ни юрты, ни путника, ни славных табунов – только вольный ветер гуляет средь богатого моря зелени да возвышаются у пустынной дороги три исполинских сэргэ.
– Куда же они скрылись? – спросила Тураах, удобно устроившаяся на широкой ветви сосны. – Я думала, алгыс совершается здесь, у коновязи.
– Ушли дальше, в холмы, там тоже есть несколько сэргэ. Глаза здесь не важны, вслушайся в мир всем своим существом, кынаттаах Тураах21, и ты ощутишь алгыс, разносящийся по Вер-рхнему миру.
– А Джёсёгей тойон22 услышит алгыс Тайах-ойууна? Ведь его нет здесь…
– Дом Джёсёгей тойона далеко, на четвертом небе, но алгыс шамана он услышал бы даже из Среднего мира. Ты не болтай, – недовольно каркнула Серобокая, – ты слушай. Иначе все проболтаешь.
Тураах выдохнула и закрыла глаза, чтобы не отвлекаться на мерное движение удивительно зеленых волн. В шелесте травы возник дробный стук копыт. Топот нарастал, расходился по могучему стволу сосны. Тураах не выдержала, приоткрыла один глаз: увидеть бы могучих жеребцов, несущихся среди зеленого моря. Степь пустовала.
Неведомо откуда полилось гортанное пение, и Тураах поняла: вовсе не топот сотен копыт нарушил тишину небесной степи – это голос шаманского бубна разносился по Верхнему миру. Ритм стал чаще, воздух зазвенел, и вдруг пение оборвалось, следом затих бубен. На степь пала пронзительная тишина, чтобы через миг взорваться лошадиным ржанием – Джёсёгей тойон откликнулся на алгыс шамана.
Тураах поморщилась: после изумрудных просторов Верхнего мира белизна снежного покрывала ослепляла. Знакомые лесные просторы казались чуждыми, а в ушах все еще звенел отголосок лошадиного ржания.
Зачерпнув полные ладони снега, она обтерла лицо, фыркнула от озноба и наконец-то почувствовала себя вернувшейся. Поднялась с колен, размяла затекшие ноги и повернулась к сосне, ставшей для нее тропой в Верхний мир:
– Спасибо тебе, лесная красавица! – шершавый ствол откликнулся, обдал теплом закоченевшие пальцы. Тураах улыбнулась духу-иччи, обитающему здесь, и взглянула вверх.
– Крарх, пришла в себя? – спросила Серобокая, слетая с ветки на плечо Тураах.
– Угу, – говорить не хотелось. Только баюкать в себе чудесное воспоминание.
– Верхний мир посмотр-рели, в другой раз спускаться будем. В болотистые пустоши Нижнего.
Пустынный, почти сплошь медно-коричневый, изборожденный холмами, оврагами и провалами в пустоту, Нижний мир был по-своему прекрасен.
Здесь не было простора и шири Верхнего мира. Все было извилистое, запутанное, куда ни глянь, взгляд везде за что-то цеплялся, натыкался на преграды, от этого Тураах было тревожно.
Она настороженно двинулась вперед. Поляна была покрыта кочками, между ними, в низинах, скапливалась вода: дальше лежало болото. Кое-где из кочек торчали низенькие кустики, искривленные ветви их выглядели острыми. На небе висело светило, щербатое, как ущербный месяц, и мутно-желтое. Тусклое.
– Кто здесь обитает?
– Крарх, это пустынные земли, – не очень уверено ответила Серобокая, – но остор-рожность не помешает.
Тураах обошла мутные лужицы и принялась изучать растение.
– Оно железное!
– Кра! – кивнула Серобокая. – Давай поднимайся вон туда, там обзор лучше.
20
Нэлбэй Айысыт – «широко рассевшаяся», покровительница рождения детей, божество плодородия.
21
Крылатая Тураах.
22
Джёсёгей тойон – светлое божество айыы, покровитель лошадей, живущий на четвертом небе в юго-восточной его части.