13

– Люблю, – юноша стянул платье, завел одной рукой руки девушки за голову, второй сдвинул маленькие трусики вбок, – очень люблю, – рука парня двигалась все быстрее, с губ девчонки сорвались громкие стоны.

– Тихо, Рая, – впился в губы поцелуем, его самого била крупная дрожь, – не веришь, что люблю тебя? – чуть приподнялся над девушкой, заглядывая в огромные, казавшиеся черными, глаза. – Завтра же сватов пришлю твоему отцу.

– Завтра может быть поздно, – девчушка, словно внезапно смутившись, подтянула платье, прикрыла грудь.

– Ты же знаешь, нельзя было раньше, – юноша сделал попытку убрать руки девушки с ее груди, потянулся к ней поцелуем, но та отвернула голову, – никому из девок до двадцати нельзя, – не смог удержаться, провел языком по соблазнительному бедру, схватил узкие щиколотки в обе руки, развел в стороны и тут же припал между ног девушки.

Глаза Раи закатились от удовольствия, она лишь крепче сжимала правой рукой голову парня, полностью открывшись ему, в голове появился туман, лишь там, где горячий язык касался укромного места, пронзительными острыми вспышками возникала сладкая боль. Пружина напряжения скручивалась внизу живота все сильнее, сильнее.

Теперь уже девушку била крупная дрожь, по телу стекали крупные капли пота, она сжала бедра, прижала двумя руками голову парня сильнее, ближе к себе, вздрогнула и громко вскрикнула.

– Видишь, как люблю тебя, – шептал на ушко, водя рукой по расслабленному телу, – а ты меня любишь? – парень торопливо снял с себя штаны, схватил девушку за руку, ведя ее к своему напряженного естеству. – Покажи, как любишь, – горячо шептал, водя ее узкой ладошкой, вздохнул рвано, когда она чуть сильнее сжала руку.

– Мил, – девушка приподнялась на локте, заглянула в лицо любимому, – а давай по-настоящему! Хочу, – лизнула щеку юноши.

– Нельзя нам, Рая, – часто дыша, отвечал парень, рука девушки не переставала усердно работать, – пока нельзя. – Сильнее обхватил ладошку девчонки, заставляя двигаться резче.

Через несколько минут разгоряченные молодые люди сидели, обнявшись. По щеке девушки скатилась слеза.

– Не плачь, любимая, – юноша нежно вытер слезинку.

– Я боюсь, Мил, – страстно прошептала, схватила его за руки, – давай по-настоящему. Умоляю, – прижалась к твердым губам, всхлипнула, не почувствовав ответа. – А если он меня выберет?! – оттолкнула парня, вскочила.

– Не выберет, – парень вскочил следом, прижал к себе дрожавшую девчонку, – отец сбережет тебя. Была бы на то Его воля, еще четыре года назад к себе призвал бы. Завтра все решится…

– Пожалуйста! – крепче прижалась к широкой груди. – Сделай меня женщиной! – опустилась на колени перед парнем. – Умоляю!

– В своем ли ты уме, Рая? – парня начала раздражать настойчивость девчонки. – Забыла ты, что с Ниром и Тоной произошло?! – девушка вздрогнула, Мил поднял ее на ноги. – Забыла их крики, когда их заживо сжигали? – коснулся пальцами подбородка девушки, заставляя посмотреть ему в глаза. – Дождемся завтра, любимая.

– А если…

– А если случится, что тебя выберет, – парень стукнул кулаком по раскрытой ладони, – костьми лягу, но тебя не отдам.

– Брешешь, – слабо улыбнулась в ответ, – все боятся Его.

– А я не боюсь! – выкрикнул парень, Рая, смеясь, прикрыла ему рот ладошкой. – Не боюсь! – повторил юноша, целуя нежную ручку. – Клянусь кровью предков! Не отдам тебя!

***

Едва отец зашел в дом, едва взглянула на его враз почерневшее лицо, Рая поняла без слов.

– Нет! – кинулась к родному человеку, упала перед ним на колени, крепко за ноги обняла. – Не отдавай меня! Не отдавай, – задохнулась от собственных рыданий. – Я не хочу, папа. Не отдавай.

Черной тоской заполонило душу мужчины, слезы дочери словно ножом прошлись по израненному сердцу. Выбор сделан. Не уберег дитя Агны. Не уберег.

– Поднимись, дитя.

Глухо звучал родной голос, отшатнулась Рая, на отца взглянула. Слезы утерла, поднялась, прямо в глаза посмотрела.

– Одна ты у меня, Рая, но ничего я сделать не могу, сам лично Его слово слышал, – твердо проговорил мужчина, лишь бившаяся жилка на виске выдавала его волнение. – Прими свою судьбу! Не опозорь свою мать, не опозорь отца! Выбор сделан! Сегодня ночью уйдешь ты…

– Была бы мама жива…

Звонкая пощечина прервала жаркую речь. Рая прижала ладошку к горевшей щеке.

– Не отдавай меня, папа! – девчонка вновь кинулась в ноги мужчине.

– Нельзя иначе, дочь, – Рая с удивлением увидела, как по щекам отца непрерывно текут слезы.

Никогда она не видела отца в слезах. Даже в тот день, когда умерла мама. Сжалось от сочувствия сердце девушки, обняла единственного родного человека.

– Тысяча жизней, родная, – мужчина шептал, поглаживая дочь по голове, – тысяча жизней сгинут, если мы хоть раз ослушаемся Его.

– Но почему мы не боремся, папа?! Он один, а нас тысяча!

– Глупости ты городишь, девчонка! – рассердился мужчина, оттолкнул дочь. – Пока мала была, еще прощались слова твои дерзкие. Но сейчас! Как не понимаешь ты, что живы мы благодаря Его милости, и за жизни наши мы платим меньшей кровью. Лишь раз в год требует он себе невесту…

– Но сейчас я! Я его невеста! Отец! Неужели ты отдашь меня?!

– Такова Его воля. Смирись, дитя, – голос вновь стал глухим, чужим, словно не отец родной на Раю смотрит, а совсем посторонний, – день у вас на стенания бабские, слезы лить можешь, сколько захочешь. Рыдай в голос. Но лишь тьма опустится, лишь взойдет солнце мертвых, будешь стоять ты на границе и ждать своего мужа. Будь послушной, дочь, – мужчина оглянулся, собираясь переступить порог, – такова твоя судьба.

***

Ни слезинки более не пролилось из глаз Раи, ни всхлипов, ни стонов не услышали бабы, пришедшие нарядить невесту.

Голосили вокруг женщины, стенали. Рыдали, охрипшими голосами сочувствовали. Рая молчала. Молча позволяла она надевать на себя платье белое, молча кивнула, соглашаясь на распущенные волосы. Молча взглянула на себя в зеркало в последний раз, на живую. Молча взглядом прошлась по отчему дому. Не бегать ей более по скрипучему полу, не встречать отца с полей пришедшего, усталого, не собираться на свидания с милым.

***

Вывели на площадь невесту под руки, все сельчане круг образовали, в первых рядах плакальщицы стояли.

Лишь раз вздрогнула девушка, когда взгляд ее среди толпы глаза любого ей парня нашел. Мил лишь секунду в глаза ее смотрел, отвернулся, за спинами баб спрятался.

Подошла невеста к гробу, на низких табуретах стоящего. Обит гроб был алыми тканями, украшен белыми розами.

Легла Рая в гроб, руки на груди сложила, глаза прикрыла.

Толпа на площади дыхание затаила.

– Ой ли голи, голи люты-ы-ы-е-е-е, – затянула песню хмурная Нинка.

– Ой ли то ли будь, то ли не-е-есть, – подхватили стоящие рядом товарки.

– Ты, молодка, была хрупкою-у-у, – пробасила старуха с ярко красной шалью на плечах.

– Умерла ты смертью жуткою-у-у, – подхватили первые ряды.

Чиста телом, но душой грешна, – речитативом пробасили задние ряды.

Почернела вся, обречена

И вовек теперь ты будешь маяться

Навсегда во тьму погружена

Не примет тебя сыра земля

Не возьмет огонь горящий

И в студену воду не войдешь

Покаянья боле не найдешь

– От Света Божьего! – тонким голосом проорал блаженный Микол.

– Отлучена! – хором ответили ему.

– От скорби людской!

– Отлучена!

– От жизни под солнцем!

– Отлучена!

На минуту воцарилась тишина. А потом заголосили все женщины разом.

Рая открыла глаза, села в своем гробу, руку подняла.

– Последнее слово! Последнее слово невесты! – загомонила толпа и притихла в предвкушении.

Разное происходило за последние годы. Кто из невест убиться сразу хотел, голову размозжив о твердый настил на площади. Те не успевали, подхватывали их на руки. Кто голосить начинал, колени в кровь сдирая. Тех сразу как куколок спеленовывали, и до заката они связанные лежали. Кто проклятья на людские головы насылал. От таких невзгод на площади ведунья местная присутствовала, она от людских голов кары отводила.