Тиатара

Ох, я же всегда говорила, что биология – ну совсем не моё.

Некоторые знакомые из числа землян иногда сетовали: бедная девочка, выросла среди металла и пластика, вечно под куполом или в скафандре, уже давно и не помнит, что такое бегать босиком по песочку и травке, загорать на солнышке, плавать в море… А я совершенно не ощущаю, будто мне прямо так уж необходимы все эти радости. Смутно помню и море на Юкатане (я была маленькая, а волны большие, да и акулы там вовсе не редкость), и палящее солнце, от которого мне приходилось прятаться, чтобы не сгореть. Травка?.. Однажды в раннем детстве я побегала по газону на подмосковной даче у бабушки Юлии Анатольевны. Поранила ногу об остроконечный сухой остаток стебля, не поддавшийся газонокосилке. Кровища, слёзы, доктор, бинт… Отличное развлечение. Нет уж, мне как-то привычнее цивилизованный быт. Пусть тесновато, зато никаких неприятных сюрпризов. А Тиатару я буду осваивать постепенно.

Пара слов о себе

Наверное, я когда-нибудь обнародую мои дневники. Раз так, то нужно, пожалуй, представиться.

Я – Юла. Так меня называют родные, друзья и знакомые. Мне нравится это прозвище. Но вообще-то Юла – это еще и сокращение от моего полного имени, Юлия Лаура. Фамилия тоже двойная: Цветанова-Флорес.

Мой папа, Антон Васильевич Цветанов – консул Земли на межгалактической станции Арпадан. Мама, Лаура Флорес Цветанова, работает там же начальником внутренней таможни (есть и внешняя, при космопорте). Уже после моего отлета с Арпадана у них родился сын, мой братик Виктор. Я его еще не видела, но очень надеюсь увидеть, хотя это, признаться, проблематично.

Родители должны были очень сильно меня любить, чтобы отпустить так рано в свободное плавание, из которого я, вероятно, никогда больше к ним не вернусь. Я тоже люблю моих папу и маму, скучаю по ним и мысленно постоянно с ними беседую. Они замечательные! Однако они понимают, что выбор профессии – это крайне серьезно и важно.

Не имей я четких понятий о том, чем хожу заниматься, я бы, скорее всего, осталась на Арпадане. Для космобиологов и медиков там вообще раздолье, и если специализироваться в этой области, то лучшего места не сыщешь на сотни парсек вокруг. Институт Арпадана, Институт космобиологии, Институт Намму, Медицинский центр, Биостанция с Дикой зоной… Тем, кто дружит с техникой, тоже отлично: при космопорте есть курсы на уровне колледжа, там готовят и пилотов, и инженеров, и электронщиков, и ремонтников. Мой приятель и, признаться, предмет моих давних мечтаний, юный барон Карл-Макс Ризеншнайдер цу Нойбург фон Волькенштайн, решил пойти на эти курсы. Квалификация пилота у него уже есть, однако диплом инженера тоже не помешает. Аристократы – они не только снобы, но часто еще и перфекционисты.

Мой конек – языки. И уже в школе учителя в один голос твердили, что мне самое место – в Колледже космолингвистики.

Тиатарский Колледж космолингвистики, конечно, не единственный во Вселенной. На Земле в университетах тоже есть отделения, где обучают этой специальности. Однако там нет ничего подобного здешней системе, основанной на богатейшей практике. Всё-таки инопланетные существа не представлены на Земле так разнообразно, как на Тиатаре. Да и самим инопланетянам Земля не особенно интересна. Всё, что им нужно знать про неё, они уже знают. Добираться до Солнечной системы из других уголков Млечного Пути, и тем более из соседних галактик, очень трудно. Если собратья по разуму и прилетают на Землю, то по важным делам, и контактируют с ними лишь немногие уполномоченные сотрудники глобальных и космических организаций. Для такого общения достаточно знания космолингвы, а владеть языками разных миров совершенно не нужно. Поэтому космолингвистика у землян имеет своеобразный характер – я бы сказала, академически-провинциальный, хотя со стороны первокурсницы такое суждение, конечно же, наглость.

Слово «космолингвистика» я впервые услышала еще в детстве, на станции «Энцелад-Эврика». Оно мне страшно понравилось, как и другое красивое слово – астрофизика. Но ученые-астрофизики на станции работали, а космолингвисты – нет, и никто из взрослых не мог мне толком растолковать, в чем суть этой профессии.

Космолингвист – тот, кто умеет говорить на искусственном языке, космолингве? Нет, хотя совершенное знание космолингвы автоматически предполагается. Или космолингвист – тот, кто владеет несколькими инопланетными языками? Тоже нет. Для таких специалистов существует старинное понятие полиглот. Способность усваивать языки бывает врожденной. У меня она есть. Я понятия не имела, что я полиглот, когда с раннего детства легко переключалась с языка на язык, не путая их между собой. Русский, испанский, юкатекский, английский, немецкий – а потом уже просто без остановок: разговорный китайский, португальский, латынь, древнегреческий, итальянский, французский… На Арпадане я выучила японский и турецкий, поскольку моим одноклассником оказался Ясухиро, японец, а соседкой и приятельницей – турчанка Фатима. Из инопланетных языков в мою коллекцию на «Энцеладе-Эврика» добавились таукитянсий и аисянский (на очень поверхностном уровне), а на Арпадане – сиггуанский, алечуанский, кучуканский и угунудукский. С сиггу мы часто общались на Арпадане по разным поводам, хотя близкой дружбы не вышло, так уж сложилось. Зато угунудукцы Угуко и его мама госпожа Игуники, похожие на огромных муравьедов, очень мне нравились. Но всё это отнюдь не делало меня космолингвистом.

Обитатели Арпадана настолько привыкли общаться через лингвочипы, что даже не задумывались о том, как эти устройства работают, мгновенно преобразуя любой язык в космолингву и воспроизводя звуковую речь в почти натуральном виде, только с механическими интонациями и порой смешноватой лексикой. На Земле, как рассказывали мне родители, тоже использовались похожие электронные переводчики, и никто не видел в них никакого чуда. Правда, в эти устройства почти никогда не встраивались инопланетные языки, кроме космолингвы, но ведь на Земле полно своих языков, которые по причудливости фонетики и грамматики стоят многих инопланетных. Про графику я вообще молчу. До сих пор самая безобидная кириллица почему-то вызывает ступор у людей, владеющих несколькими романскими и германскими языками. А уж красивые алфавиты вроде арабского и грузинского многим кажутся совершенно непостижимыми. Думаю, это просто от нежелания вникнуть. Космолингвисты приходят от них в экстаз, чем заковыристей графика, тем для них увлекательнее.

Зачем нужны живые космолингвисты, я отчасти поняла, когда потребовалось расшифровать отрывочные слова подводных обитателей Намму, не очень отчетливо записанные лингвочипом отважного Вилли Сантини-Рунге – первого, кто сумел вызвать их на контакт. Обычный лингвочип – это просто умный прибор. В него вложена информация огромного объема, но того, чего в нем нет, сам он осмыслить не может. Исключения крайне редки, и они могут касаться лишь языков, в какой-то мере аналогичных тем, что уже зафиксированы и внесены в программные файлы. Но тогда нужен лингвочип с искусственным интеллектом, а такие встречаются не на каждом шагу, ведь они намного дороже обычных. И за искусственным интеллектом, способным быстро обработать и структурировать огромный объём информации, скрывается работа космолингвистов.

Знание множества языков, по возможности совершенно разных, для космолингвиста практически обязательно. При этом изъясняться на них совершенно свободно не требуется. Нужно чувствовать дух и склад языка, понимать, что такое язык как система, как он связан с мышлением, где проходит граница между буквальным, но неправильным переводом и не буквальным, но верным по смыслу, каковы в каждом случае нормы использования той или иной лексики в зависимости от ситуации, как точнее воспроизвести чужеродную данному языку инопланетную фонетику, и так далее. То есть, помимо лингвистических и филологических знаний, от космолингвиста ожидается осведомленность об истории, культуре и этике разных миров и разных эпох. Поскольку на космолингве ведутся разговоры не только на общие темы, нужно знать лексику и терминологию практически всех наук, а также номенклатуру минералов, флоры и фауны всевозможных планет. Фонетический слух тоже важен, и здесь подспорьем может быть абсолютный слух музыкантов или способность к звукоподражанию голосом.