Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 16



– Людвиг…

– Я их из нищеты вытащил. Одеты, обуты, едят вдоволь, образование получают. Но не дам себе соврать, собаку какую-либо паскудную манерам обучить проще! Стоит только из виду их потерять, как они уже на улице с беспризорниками бегают. Неблагодарное отребье! И как только донести до Мари, что ни в коем случае нельзя их за порог дома пускать? Она это мимо ушей пропускает, считая глупостью. А между тем, знаешь, что было на той неделе? Знаешь? Они за компанию с какими-то сорванцами в королевского гвардейца гнилыми овощами кидаться надумали. Хорошо, что помощница кухарки была неподалёку и вовремя их увела. Ты представляешь, какой мог разразиться скандал?

– Людвиг, – по новой вяло попытался вставить слово Сириус, и на этот раз у него как‑то получилось продолжить свою речь. – От меня-то ты чего хочешь?

На некоторое время Грызень замер в молчании. Казалось, он вот-вот разведёт руками и признается, что ничего-то ему не надо. Выговориться просто. Однако внезапно лицо мага оживилось, и он воскликнул:

– Спаси меня! И в этом меня спаси! Тебя же в позапрошлом месяце директором королевского интерната назначили, так ты приди ко мне как-нибудь и донеси до моей жены, какие у неё талантливые сыновья. Забери ты их к себе, пожалуйста!

Судя по всему, собеседник Грызня впал в ступор. Ему только что столько хорошего о вероятных учениках порассказали, что он никак не мог связать прозвучавшую просьбу с реальностью. Но всё же быстро пришёл в себя и произнёс:

– Ты же знаешь, что они не подойдут. В интернат принимают, конечно, и сброд, и даже платы с него никакой за обучение не взимается. Но сброд талантливый.

– Если вопрос в деньгах, то я готов оплатить любые взносы и расходы. Забери ты их только! Я душу тебе за это отдать готов.

– Нет, Людвиг. Тут не в деньгах вопрос и душа мне твоя ни к чему. Чай я человек, а не демон. Поэтому постарайся уразуметь, чтобы в будущем тебя такая гиблая идея по новой не посетила. Посредственность, конечно, можно за деньги выучить. Но если магического дара нет, то кого и чему учить? Я же видел этих мальчиков год назад. Помню.

– Хочешь, я их разбужу? Погляди ещё разок. Внимательнее.

– Мне дважды смотреть не надо. Да ты и сам знаешь, нет в них ничего особенного. Младший ничего разве что, но вот старший вообще к нашему делу не пригоден. Поэтому в мою сторону даже не смотри. Я понимаю, как тебя в твоей ситуации привлекает моё право брать на обучение учеников из любых семейств. Но я не стану.

– Сириус…

– Это был раз! А два – вспомни, что интернат создан для талантливых детей, которым родители или опекуны не могут предоставить обучение самостоятельно. И согласись, было бы странно, чтобы преподаватель… прости, уже профессор Академии магических наук, не мог справиться с организацией домашнего обучения.

– Эх, Сириус, это смешно, но ведь я не справляюсь даже с тем, чтобы дать им обычное воспитание. Мне никак не совладать с этими двумя. И я просто представить себе боюсь, что будет, когда их станет трое.

– Не переживай, – добродушно усмехнулся мужчина. – Младенцы обычно только ревут, а не шкодничают. Так что к тому времени, когда твой ребёнок из милого малыша превратится в такого вот сорванца, эти двое значительно поумнеют.

– Твоими бы устами, – осенил себя знаком надежды маг.

Глава 3



Триста сорок седьмой год после завершения Войны Драконов. Раннее утро. Хоть и первоапрельское, но в меру тёплое. Улицы ещё не шумели, люди на них не толпились, и лишь где-то вдали угрюмо скулил пёс. Его вой пробирал до глубины души. В этом протяжном завывании слышались печаль и горечь, какие не каждому человеку за свою жизнь ощутить доведётся. Животное пело очень тяжёлую песню, выплёскивало с каждым звуком одному ему известную боль. И проснувшиеся из-за этого воя горожане тревожно открывали глаза, но не шевелились. Им казалось, что они слышат мелодию смерти. Им виделось, что если встать и подойти к окну, то великий король мёртвых увидит их и навсегда заберёт в свою мрачную обитель. Поэтому люди лежали и проклинали несчастную псину, что, быть может, всего-то порядком промокла и оголодала из-за их бессердечия.

Проснулись от воя и Людвиг с женой. Мари насторожилась, испуганно прижала руку к животу, но супруг мягко улыбнулся и, поправив её растрепавшиеся каштановые волосы, утешил полным любви поцелуем. Все тревоги женщины разом утихли.

Проснулись этажом ниже и мальчики. Эти двое, правда, недолго тряслись под одеялами. Любопытство пересилило, и они вскочили со своих мест. Затем подбежали к окну, широко раскрыли ставни и высунулись наружу разве что не по пояс. Увы, собака уже замолкла и по новой свою песнь не завела. Однако младший из братьев не растерялся, что развлечение закончилось. Он начал завывать сам.

– У-у-у!

– У-у-у! – стал вторить ему не шибко разумный старший.

Лицо Людвига Пламенного, имеющего неосторожность как раз выйти на широкий балкон-террасу, дабы насладиться воцарившейся тишиной и полюбоваться нежным рассветом, тут же резко перекосило. Сам не зная зачем, он бесшумно подошёл к краю балюстрады и глянул вниз. Так и есть. Две темноволосые головки торчат из окна и, словно соревнуясь, пытаются провыть собачью песнь всё громче и громче.

Пальцы мужчины невольно сжались на перилах ограждения так, что могли бы вот‑вот мрамор раскрошить. Предстоящий день стал разом беспросветно испорчен для него. Но, понимая тщетность очередной попытки донести до детей правила приличия, Людвиг не стал вызывать мальчиков в свой кабинет. Он постарался выдохнуть напряжение и пошёл обратно в спальню, как можно громче топая. Ему виделось, что звук его шагов донесёт до пасынков мысль, что стоит опомниться и замолчать. Но нет. Те разыгрались так, что принялись ещё и мерзко хихикать. Наверное, вся улица этот смех слышала и откуда он доносится с лёгкостью сообразила.

«Какой позор!» – страдал маг, жалея, что некогда присмотрел дом в столь приличном квартале.

– Всё в порядке? – забеспокоилась Мари, заметив выражение лица мужа.

– Да. Всё в порядке, – бесстрастно ответил Людвиг, намеренно не закрывая за собой дверь, чтобы звонкий смех мальчишек и их завывания достигли ушей женщины. А затем намекнул. – Твои дети проснулись.

– Пойду пожелаю им доброго утра.

Супруга, всё разом поняв, принялась суетно накидывать на сорочку халат и поспешила в детскую. От её спешки Людвигу сразу стало несколько совестно. Ему казалось низостью перекладывать подобные тревоги и заботы на беременную женщину, но как поступить иначе он просто-напросто не знал. Видят боги, он старался стать для мальчиков настоящим хорошим отцом, но… как-то оно никак не получалось. Как только такое безобразие могло быть плоть от плоти детьми Мари?

Низкое происхождение супруги Людвига ни капли не волновало. Он давно уже пришёл к мысли, что большей женской мудрости, чувства такта и порядочности не смог бы найти ни в какой другой женщине. Мари была искренней, открытой, её чувства к нему не имели корысти, и это стирало для его восприятия все огрехи её манер. Да и, стоит сказать, за два с половиной года жизни в браке многое из крестьянского, что было в ней, исчезло напрочь. Конечно, обсуждать постановки пьес или вышедшие книжные новинки с Мари было пока ещё невозможно, но постепенно даже высшее общество, куда как более суровое нежели он, переставало относиться к ней чрезмерно строго. И нынешнее приглашение на бал-маскарад яркое тому подтверждение. Это важное событие. Малознакомый приезжий аристократ, а не самые близкие друзья, хотели видеть молодое семейство Верфайеров в полном составе. В пригласительной карточке наконец-то значился не он один, а и его супруга.

***

Приходя на службу, Людвиг Верфайер, виконт Даглицкий, не переставал удивляться тем коллегам, кто изо дня в день жаловался на обучаемую ими молодёжь. В моменты сетований умудрённые жизнью мужи переставали выглядеть для него умудрёнными.