Страница 3 из 10
– Да я просто так предположила, – сказала Фона Мартан.
– А что говорит глас народа по поводу предполагаемого убийцы? Кто проводил опрос по месту жительства Летурно, что там слышно?
Дэгль снова улыбнулся и подался вперед:
– Глас народа на редкость солидарен в этом вопросе и склоняется к тому, что убил все же муж из-за того, что психанул. Жена болеет, он в депрессии, не может ее оставить и выйти на работу. Ведь он трудоголик, ради работы способен на все. Есть еще версия по поводу денег. Так как у мадам Летурно было много денег, муж решил избавиться от нее и распоряжаться капиталом единолично, не отчитываясь о расходах. Такое вот стремление к свободе, на пути которого стояла мадам Летурно.
– Я разговаривала с нотариусом, – сказала Фона Мартан, – у Летурно действительно скопилась очень приличная сумма денег, она вся переходит к мужу.
– Ну да, поэтому вполне вероятно, что люди предполагают, будто Трамбле задушил жену, потом ушел в музей, где, выждав определенное время, нашел церковную экономку, чтобы она обеспечила ему алиби. Видимо, рассчитывал, что в убийстве обвинят случайного грабителя, позарившегося на что-то в их доме.
Инспектор слушала Дэгля, задумчиво кивая, потом, словно пробудившись от мыслей, спросила:
– А как они жили, дружно? Или ссорились? Что говорят на этот счет соседи?
– Вроде дружно, – отозвался Дэгль, – по крайней мере никаких громких ссор или скандалов у них не было. Мадам Летурно была по натуре спокойной и никогда не повышала голос. Месье Трамбле вообще как плюшевый медведь, все держит в себе, иной раз слова из него не вытянешь, не то что проявления каких-то чувств. Он поэтому и заработал себе неврастению. Да и делить им особо было нечего.
– Есть еще версия, – вставила Фона Мартан, листая свои заметки на планшете, – что все дело в болезни Патрисии Летурно. Мадам ван дер Ньет, например считает, что Патрисия Летурно, готовясь перейти в мир иной, собиралась написать новое завещание не в пользу мужа. Дескать она хотела отдать все деньги на благотворительность, потому что ей нужно было загладить какую-то вину, не дававшую покоя. Мадам Талон, в свою очередь, уверена, что Летурно что-то знала о муже и собиралась перед смертью эту тайну предать огласке, из-за чего и была убита. Все тайное рано или поздно становится явным, и чаще всего это происходит, когда человек знает, что обречен. Так показала мадам Талон.
– Это правда,– сказала Клеп, внимательно выслушав Мартан, – сколько секретов всплывает на поверхность у неизлечимо больных. Вы спрашивали об этом у семейного нотариуса Летурно? Может быть он в курсе, если были какие-то намерения в изменении завещания.
– Ни о чем таком нотариусу неизвестно
– А могла ли мотивом убийства быть ревность?..
– Вряд ли, в порочащих связях никто из супругов замечен не был.
– Мне почему-то кажется, – задумчиво протянула Клеп, – что ключ к разгадке у нас уже есть. На данном этапе важно выяснить, чем же все-таки благоухало от санитара, констатировавшего смерть Патрисии Летурно, и почему Родни ван Торн припарковался на стоянке с разрешенным временем на 30 минут, если лечебный массаж занимает около часа.
Анри Трамбле сидел в ризнице коллегиального собора святых Хильды и Катрин и изливал свое горе Габриель Брауэр, церковной экономке.
– Я уверен, что полиция меня подозревает. Они все были со мной предельно вежливы, но это всегда так. Когда человек не нравится, лучшее, что ты можешь сделать в разговоре с ним, это окатить его ледяной вежливостью. Вот они меня так и окатили.
– Мадам Ашен из булочной сказала мне сегодня утром, что уверена, что именно вы укокошили свою жену. Она так и сказала – укокошили, боже, ну как можно так выражаться, когда тебе 55 лет и у тебя внуки! – с возмущением сказала Габриель Брауэр, включая кофеварку.
– Но кто ей внушил такую мысль?!
– Никто, все в деревне пришли к этому выводу независимо друг от друга, – ответила мадам Брауэр, разводя руками.
– И что, все правда считают, что это я убил Патрисию?
– Других версий происшедшего мне по крайней мере слышать не приходилось.
– Какой ужас! Как вообще можно до такого додуматься?! Мы ведь жили душа в душу, никогда не ссорились, все местные мероприятия посещали вместе. Все же видели, как дружно мы живем! Тем более, когда Пат заболела, мы вместе решили пережить это исптытание, я во всем помогал ей, облегчал как мог ее страдания. Зачем мне убивать ее, если без нее моя жизнь не имеет смысла!
– Хорошо понимаю вас и соболезную вашему горю. Другие просто не знают вас как я, им кажется, что вы недостаточно оцениваете степень утраты, постигшей вас. Одним словом, им кажется, что вам все равно.
– Я просто стараюсь не падать духом и пробую занять свой ум другими вещами. Если я буду беспрестанно думать о Пат и о том, что произошло, – он запнулся, – ну, об убийстве, мне кажется я совсем свихнусь. Мне и доктор советует отвлекаться.
– Ну а в Сен-Катрин-сюр-Мёз полагают, что вы должны посыпать голову пеплом и заперевшись у себя заливать свое горе вином или чем покрепче. Или пойти в бар и там разрыдаться у всех на глазах, разодрав на себе одежды.
– Но вы, я надеюсь, так не считаете?
Габриель Брауэр отрицательно покачала головой.
Хьюг Дэгль получил задание отправится в кафе «Универс», выходившее окнами на главную площадь с коллегиальным собором и муниципальным музеем. Рядом со входом в кафе висела хромированная табличка «Родни ван Торн. Кинезотерапевт. Лечебный массаж», кабинет его находился на втором этаже. В кафе Дэгль должен был сидеть и рассматривать посетителей, а также замечать все, что может представлять определенный интерес. Хозяин кафе и по совместительству бармен рассказал сержанту местные сплетни и пожаловался на атомную станцию, расположенную недалеко от Сен-Катрин-сюр-Мёз: что будет если она взорвется?! А ведь все идет к этому, в охлаждающем бассейне уже образовались микротрещины и эта хлипкая конструкция того и гляди взлетит на воздух. Дэгль слушал его, затаив дыхание, однако, успел заметить Родни ван Торна, вошедшего в кафе.
Родни уселся за столик в углу, заказал дежурное блюдо и уткнулся в телефон. Дэгля он не заметил.
Утром следующего дня Дэгль представлял раппорт о своей вылазке в «Универс». При этом присутствовали Фона Мартан и инспектор Клеп.
– Так что сержант, – с места в карьер взяла Клеп, – что любопытного произошло вчера в кафе? Видели кого-нибудь подозрительного, или слышали что-то заслуживающее внимание?
– Владелец кафе считает, что атомная станция в Моланже скоро взорвется, шеф, – сообщил Дэгль.
– Ну, это не новость, половина провинции так считает.
– В остальном ничего любопытного не произошло. Никого знакомых нам по этому делу я не встретил, кроме Родни ван Торна. Но его визит в «Универс» сложно назвать любопытным, потому что он живет в том же доме, этажом выше и вероятно столовается прямо в кафе. При мне он заказал волован и кружку пива – ничего интересного.
– Ну что вы, сержант, это очень важная информация, вкупе с тем, что сообщил нам санитар, она можно сказать раскрывает наше дело.
Хьюг Дэгль с удивлением посмотрел на шефа. Кажется, он начал понимать…
– Мадам Летурно была в душе, – объяснила Лора Клеп, – потому что назначила массаж, а перед массажем рекомендуют принимать душ, чтобы подготовить тело. Потом она легла на массажный стол… Ван Торн растирая масло вытащил полотенце, накинул ей на шею и задушил ее. Такому здоровяку сделать это совсем нетрудно. Если жертва и сопротивлялась, то совсем немного. Ну а потом он вышел из дома и стал звонить, как будто только что пришел. Только вот разлитое ароматические масло, в которое наступил спасатель, свидетельствует о том, что ван Торн все же был внутри.
– Значит это ван Торн звонил Трамбле, чтобы выманить его из дому?
– Конечно, из «Универса», тем более, что он бывает там каждый день. Он не стал звонить с мобильного, понимая, что по номеру его можно легко вычислить, поэтому и позвонил через мессенджер. В день убийства он, однако, совершил две ошибки. Во-первых, припарковал машину всего на 30 минут, вместо полутора часов, потому что знал, что массаж в этот день ему делать не придется. А во-вторых, сообщил об этом почтальону, а тот растрепал об этом всей деревне, и естественно информация дошла и до нас.