Страница 5 из 16
Люди в аэропорту шарахались от этого странного мужчины с выпученными глазами, слипшимися волосами. Его безумный взгляд пугал.
Он выскочил на улицу. Порывистый холодный ветер обжёг лёгкие. Летя сюда, в Хивернию, Мирза забыл, что в этой провинции господствует вечная зима.
Но от морозного воздуха ему неожиданно стало жарко. Теперь он уже летел по заснеженным улицам. Одна туфля застряла где-то в сугробе, он скинул другую, чтобы было удобнее, и голыми ногами ступая по ледяному асфальту, бежал сам не зная куда.
Неожиданно Мирза увидел открытую дверь подъезда. Старушка волокла тяжёлую сумку. Сгорбленная, она второй рукой поддерживала платок, закрывая лицо от мелкого как дробь снега.
– Я вам помогу, – крикнул он и, практически вырвав из рук женщины сумку, заскочил вовнутрь.
Кто сказал, что люди не двулики? Страх вытаскивает из-под сознания спрятанного зверя, того, кем был человек до разделения на простых и сложных. Прошло не одно тысячелетие, пока человечество не разделилось. Простые устроили бунт, заявили, что они находятся в униженном положении. И людям позволили жить самим. Человек ушёл на самые плодородные, богатейшие своими природными запасами земли. Но воспользоваться этим барским подарком люди не сумели и превратили некогда цветущий край в ледяную безжизненную пустыню.
Мирза выпустил своего зверя. Это был волк, загнанный за флажки. Он без разрешения проскочил в прихожую, бросил на пороге сумку.
– Сынок, спасибо, а теперь уходи, – женщина сняла платок, повесила пальто. Окинув взглядом дрожащего от холода и ужаса человека, махнула рукой. – Проходи на кухню. Сейчас напою тебя горячим чаем, а ты мне расскажешь, что с тобой случилось.
Мирза активно замотал головой.
***
Блондинки вернулись в аэропорт, когда Мирза уже его покинул. Запах страха шлейфом тянулся на улицу и обрывался за стеклянными дверями. Восстановить картину при помощи магии не представляло возможности.
Они стояли на морозе, в одних белых сверкающих комбинезонах, а под ними плавился снег.
– Что будем делать? – спросила одна из девушек.
– Пытаться вести себя, как он. Он был в панике. Кто-то или что-то его напугало. Иди, повтори его путь, – ответила вторая.
Первая девушка зашла в здание аэропорта. Иглой пронеслась она по зданию, оставшись незаметной для неосведомлённых. А потом на сумасшедшей скорости переместилась на улицу.
– Ничего. Здесь я останавливаюсь, – констатировала она.
– Так ты скорость-то смени. Тебе нужна скорость человека, а не дракона. Давай ещё раз…
***
Алексу нельзя в Хивернию. Он это знал, но и сидеть на месте уже не было сил. А завтра ему надо предстать перед Великим Драконом. Как он явится взору Великого, если внутри у него нет спокойствия. Внутренний предаст, всё расскажет. Великий не любит слабаков. А то, как он повёл себя с Машей – самая обыкновенная человеческая слабость. Такое не прощается.
Молодой человек сел, задумался. А может, ну его, это правопреемство. Родители расстроятся, но не проклянут. Кира отвернётся? И что из того. Ладно, главное – найти Машу, а там видно будет.
«Вот впервые за последнее время у тебя умные мысли появились, – неожиданно подал голос бескрылый. Он всё это время подозрительно молчал. – Алекс, направь в Хивернию нюхача. Драконы там бессильны в человеческой ипостаси. А оборот запрещён».
«Пожалуй, ты прав…» – неожиданно согласился Алекс и тут же обратился к другу:
– Макс, ты же можешь попасть в Хивернию в образе кошки. А?
– Алекс, ты совсем от реальности оторвался? Ты где видел на улицах человеческих городов спокойно бродящих ирбисов? Меня же сразу изловят и зоопарк затолкают в лучшем случае, а в худшем – на шубу пустят. Лучше Серого попроси.
Но и Серый тоже отказался: «Ты думаешь, что люди настолько глупы, что не отличат волка от собаки? Подавай Мирзу в межпровинциальный розыск».
– В розыск? На каком основании я его подам в розыск? За слежку? Он не похищал Машу, это видно по видео. Я не знаю, что ему надо было от неё, но он не похищал, – Алекс развёл руками.
– Алекс, открой мне доступ в твой кабинет. Я сам подам, – в голограммном окне было видно, что Серж сидел у себя в кабинете. Серая форма полицейского очень шла ему. – По крайней мере, узнаешь, куда делась твоя красавица. А Мирзе потом выплатишь компенсацию.
– Может, Машу тоже в розыск подать?
– Не стоит. Если замешан кто-то из драконов, они спрячут её так, что ты найдёшь её глубокой старухой. Мы сделаем это позже. Ты же знаешь, что дядя Киры – начальник нашего департамента, и ради любимой племянницы он готов сжечь собственную лапу.
***
Маленькая уютная кухонька. Простые шторки в мелкий цветочек. Схожего мотива посуда. Старушка – маленькая, но крепенькая, суетится около плиты.
– Сынок, ты не переживай. Не найдут тебя здесь эти зверюги. А сын… Подлец твой сын. Ты на меня не обижайся, ты, видно, хороший человек. А сын – подлец. Зачем он девушку обидел?
– Не мог он, бабка, понимаешь, не мог. Оговорили его, обманули. У нас там знаешь как: посмотрел, дыхнул, и ты делаешь всё, что прикажут.
– Кому надо было твоего сына оговаривать? Он дорогу кому-то перешёл?
– Перешёл. Эду, другу Алекса, перешёл. Из-за Розы всё, из-за Розы. Бабка, налей, что ли?
– Ты чего удумал? Напьёшься, станешь глупости творить, – покачала головой бабка, но полезла в шкафчик под подоконником, где у неё стояли всякие настойки.
– Сердце болит. Не выдержит оно. Бабка, не выдержит.
За окном прозвучала сирена. Мирза вскочил, метнулся в прихожую, приложил ухо к двери. Тишина.
– Почему мы не как эти твари? Почему нет у нас их слуха? Тише, бабка, не шуми.
Но бабка была глуховатой. Она прошаркала до двери:
– Ты чего там, сынок, говоришь?
– Тише, бабка! – его глаза бешено сверкнули.
Старушка впала в ступор. Какой-то чужак, которого она по доброте сердечной приютила, на неё поднял голос, да ещё и в её собственной квартире. Старушке было уже столько лет, когда перестают бояться даже собственную смерть.
– А ну, выметайся! Сейчас полицию вызову.
Мирза, застыв около двери, растерялся.
– Прости, бабка, прости! Не выгоняй. Мне некуда идти. Понимаешь, бабка, они поймают меня. Они не умеют прощать. Это же звери!
Как не вовремя зазвонил телефон. Мирза, обогнав бабку, схватил его:
– Бабка, иди в комнату. Я уйду. Утром уйду.
Из кухни потянулся запах гари. Засвистела противодымная сигнализация. С потолка полилась вода.
Мирза, обезумев, метался из одного угла в другой. Он хватался то за нож, то за кухонный молоточек, то за разделочную доску. Плитка дымилась. Сигнализация ревела. Вода лилась. В дверь забарабанили: «Макариха, открывай! Что там у тебя?»
– Не дамся им живым, не дамся! Не на того напали. Радик, сынок, я ради тебя! Будь ты проклята, Роза! – слова сыпались, как горох из дырявого мешка.
Бабка, старясь не задевать обезумевшего мужчину, на цыпочках пробиралась к плите. Надо было срочно убрать злополучную сковороду и проветрить кухню. Хорошо, что вода с пола сразу всасывалась в канализационные канавки, расположенные под плинтусами.
Шум за дверью на какой-то миг смолк. За окном послышался скрип шин.
– Мирза, мы предлагаем вам сдаться добровольно. Откройте дверь. Встаньте напротив с поднятыми руками, – раздалось из-за двери.
Мужчина метнулся к окну, но в тот же миг яркий луч прошёл сквозь незатейливые занавески и устроился жёлтым блином на стене. Боковым зрением он увидел, как старушка схватилась обеими руками за сковороду. Что это было: инстинкт самосохранения? Рефлекс?
Он словно видел себя со стороны в замедленной съёмке. Рука, сжатая в кулак, на скорости полетела в старую женщину. Кулак врезается в сковороду. Сковорода ударяет по лицу. Голова женщины резко подаётся назад, ударяясь затылком о дверную ручку-столбик. Женщина, постояв с секунду, начинает сползать, очерчивая свой путь кровавым следом.
Мирза посмотрел на свою горящую руку. Он не чувствовал боли. Потом перевёл взгляд на старушку. Снова на руку. Он не слышал рупора. Не видел прожекторов. Миг застыл и превратился в вечность. Медленно, словно ноги были из каучука, он опустился на колени, провёл рукой по лицу женщины.