Страница 10 из 458
В общем-то, это пока все выводы, которые Игорь мог сделать. Для большего ему просто не хватало информации.
Насчёт себя любимого попаданец придумал легенду ещё после первых двух недель общения со своим молодым другом. Игорь решил выдавать себя за жителя Лапандии — другого материка. Шальную мысль, кому-то рассказать правду, пришлось отбросить, как невозможную. Ему бы не поверили, посчитав лжецом. Тут есть своё понимание устройства мира, и вступать с этими взглядами в бой, означало очень быстрый конфликт со жрецами Храмов, который для иномирянина мог закончиться исключительно плохо.
Гости из Лапандии на материке Раухан и конкретно в Ливорском королевстве встречались, но крайне редко. Кольт, за всю свою короткую сознательную жизнь, встречал только одного, останавливавшегося в трактире его дяди четыре года назад. Да и мало ли на том материке государств?
Нет, идея выдать себя за жертву кораблекрушения — Сонные дебри, если идти через них на запад караваном восьмину, достигали океана — была наиболее оптимальной. Не придерёшься. Вот только, как объяснить, чем он питался, не имея при себе денег? Всё же браконьерил? Да, уж. Признаться даже в незаконном выкапывании репы — это гарантированное наказание плетьми, а не законная рыбная ловля или охота — прямой путь к увечью или смерти.
Оптимизм Игоря по поводу отсутствия при нём компрометирующих улик основательно увял, когда он рассудил, что местные люди, хоть и не знают законов Кулона, но точно не дураки, и предназначение блёсен сразу же поймут. А допросы здесь проводят — Кольт понарассказывал — ничуть не добрее, чем в земном средневековье.
Несмотря на относительную молодость, в свои двадцать два года сержанту Егорову пришлось побывать во многих передрягах, но вот сидеть на цепи ему ещё не доводилось.
— Нашли, мля, себе собаку, — буркнул он, продолжая морщиться от боли и ломоты в избитом теле.
Не один раз встречавшееся в книгах утверждение, что в старину замки были донельзя примитивными и открывались чуть ли не простым гвоздём, как теперь он убедился, осматривая убогий запор на своей ноге, оказалось верным. Будь у Игоря сейчас в руках тот самый гвоздь, он легко бы разомкнул кольцо, стянувшее его щиколотку. Вот только, не было у него ни гвоздя, ни вообще ничего полезного — всё, что у попаданца имелось при себе во время поимки, кроме одежды, отобрали. И рюкзак, и нож, и даже часы. Хорошо хоть, что из рюкзака он почти всё вынул, отправляясь на проверку Кольтовских силков.
— Уроды, — определился Игорь в своём отношении к охотникам.
Он осмотрел телегу, к оси которой был прикован, в надежде, что в ней найдётся что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве отмычки, и до чего он мог бы дотянуться — цепь, его сковывающая, была очень короткой, чуть больше метра — но ничего не обнаружил. Средневековье — мать его ети — железо в такие эпохи где попало не валяется, всё в дело идёт.
Какая-нибудь щепка, достаточно твёрдая, чтобы заменить металл? Почему бы и нет? Игорь с напряжённым вниманием осмотрел всё пространство вокруг себя, и тут его тоже постигло разочарование — ничего того, что могло бы пригодиться. Пара хрупких веток не в счёт.
— Эй, иноземец, — окликнул попаданца один двух из бивших его дружинников — Фэйз или Эмин, он пока не отличал — который в этот момент справлял малую нужду прямо на месте несения службы и почти в самом центре лагеря, не обращая внимания на снующих вокруг рабов и рабынь, — Ловко ты Густа подсёк. Только больше так не делай, а то можешь ответить и жизнью.
Завязывать штаны после оправки дружинник не стал, а схватил одну из одетых в мешок девушек, пытавшихся проскользнуть вокруг него, и потащил к повозке, стоявшей по соседству с телегой, к которой был прикован Игорь. Уткнув лицом совсем не сопротивляющуюся рабыню в лежавший на повозке тюк, бравый сорокалетний вояка оголил у неё всю нижнюю часть тела и начал готовиться к соитию.
— О, времена! О, нравы! — попаданец даже скривился. Нет, святошей, ханжой или лицемером он не был, но такое выставление напоказ интимных сторон жизни его покоробило, — Слышь, воин, — позвал он прелюбодея, — А куда-нибудь подальше отойти, не судьба? И вообще, у вас тут какое-нибудь подобие устава гарнизонной и караульной служб есть? Смотрю, ты и разговариваешь на посту, и ешь, и пьёшь, и отправляешь естественные надобности. Разве что, патрон в патронник не досылаешь, и то, только потому, что не имеете ни того, ни другого.
Разумеется, дружинник не понимал Игоря — говорил-то попаданец большинство слов по-русски — но, похоже, суть уловил — пленник его попрекает.
— Тебе, я вижу, скучно, — сказал стражник, закончив своё дело и завязывая портки, — Сейчас подойду. Только смотри, без этих своих штучек.
— Экий ты скорострел, — насмешку своих обидных слов Игорь всё же скрыл, — Самому любопытно поболтать?
Девушка, только что подвергшаяся насилию, молча поправила свой мешок с дырками, даже не изменив равнодушного, чуть ли не коровьего, выражения лица, но, когда она подошла к попаданцу, чтобы забрать кувшин — а это оказалась та самая рабыня, что по приказу десятника Итома приносила ему еду и выпивку, если, конечно, ту кислятину можно так назвать — Егоров заметил удивительную смесь ярости и боли в её глазах. Похоже, девица-то не родилась в рабстве, а была продана в неволю родственниками для прокорма или общиной за долги.
— Любопытно, — хохотнул дружинник, — Только тебя совсем не понять почти. Фэйз. Меня зовут Фэйз. А тебя? Откуда ты? — он больно схватил уже отходившую девушку за ягодицу и ухмыльнулся ей, — На ночь тоже ко мне приходи. Наш барон — добрый сеньор, — пояснил он Игорю, подмигнув, и снял с пояса совсем крохотный бурдючок, — Угощайся. Хлебни чего покрепче.
Густ, пару раз огребший от попаданца неприятностей, явно уважением своих сослуживцев не пользовался. Ничем иным такое довольно дружелюбное отношение к пленнику Игорь объяснить себе не мог.
— Спасибо, — кивнул он, беря в руки протянутую ёмкость, — Меня зовут Игорь. Я с Лапандии, из королевства Монголия.
Вынув из бурдючка деревянную пробку и принюхавшись, бывший сержант спецназа сильно расстроился. И дело было вовсе не в том, что угощение дружинника оказалось низкопробной вонючей сивухой, а в том, что всё же сивухой.
В прочитанных Егоровым книгах про попаданцев в прошлое или иной средневековый мир, самым первым, простым и доступным для наших современников, приносящим сразу же огромные бонусы прогрессорским деянием являлась перегонка вина или браги в крепкие спиртные напитки, и частые споры заклёпочников в комментариях про преимущества той или иной конструкции самогонного аппарата или даже ректификационной колонны особой роли не играли — главное, что предложив механизм выпаривания и конденсации спирта можно было нехило подняться по социальной лестнице и разбогатеть.
Но Игоря постиг очередной — он давно сбился со счёту, какой — облом. Перегонку в этом мире уже знали. А то, что сивуха у дружинника в бурдючке отвратительного качества, ни о чём не говорило — и в родном мире Егорова некоторые подобное в себя вливали.
Да что там далеко ходить, сосед деда, после запрета на продажу “Боярышника”, стал гнать примерно такое же пойло, и пытался в первый день приезда Игоря угостить своим жутким первачом.
— Чего морщишься? — Фэйз уселся в телегу, нарушив ещё одну заповедь часового — хотя, есть ли здесь таковые? — и извлёк из сумки, перкинутой через плечо, яблоко, — Возьми. У барона могут и получше подать, а у меня только такое. На, закусишь.