Страница 26 из 47
С лукавой улыбкой во все лицо в палату влетела, как буря, Данци. «Обожаю вас, обожаю», — бросила она им и снова выбежала.
9
— Да, Йонатан, пятый этаж, клиника «Видим дитя»! — прокричала Алиса в телефон, и Йонатан за несколько минут примчался туда из Бецалели, привязал велосипед к перилам у ворот, быстро прошел непрофессиональную и бесполезную проверку на входе, и вот он здесь, перед животом Алисы.
— Здравствуй, цадика моя, — он взглянул на нее, а она улыбнулась в ответ и сказала:
— Привет, милый, как дела? Как прошел день? — И ему показалось, что ее уже не тревожит, что она хочет девочку, а он — мальчика.
Как обычно в таких приемных, одну стену занимал огромный аквариум с желтыми рыбками, на второй был большой плоский плазменный экран, а у третьей сидела привлекательная девушка-администратор. Вышла пара лет сорока, иммигранты из России, уже почти израильтяне на вид. Женщина плакала, мужчина сказал ей что-то на русском, и Йонатан предположил, что он говорит «пойдем, родная, пойдем домой, не плачь», но она продолжала плакать, и тушь с ее ресниц медленно стекала на щеки, и, пока Йонатан перечислял в уме возможные причины ее слез, подошла их с Алисой очередь.
Кабинет врача был увешан фотографиями младенцев с благодарностями ему на полях. Врач сухо поинтересовался у Алисы, когда была последняя менструация, но не стал дожидаться ответа, а быстро покосился на монитор, нашел дату и ввел ее. Йонатану этот вопрос показался неделикатным, и Алиса немного съежилась — как так, ее самые сокровенные тайны мгновенно превращаются в сухие цифры, быстро заносимые в компьютер.
Врач покачал головой и мягко спросил:
— Я вижу, это не первая беременность. Что произошло в прошлый раз?
— Однажды вечером началось кровотечение, — металлическим, незнакомым Йонатану голосом отозвалась Алиса. — Мы поехали в больницу, меня осмотрели, и врач сказал, что нет сердцебиения. Мне потребовалось время, чтобы прийти в себя, но, слава Богу, это позади, и вот мы здесь. Надеемся на лучшее и молимся.
Держа ее за руку, Йонатан вспомнил тот ужасный период, когда он чуть не лишился своей Алисы — обессиленная, она лежала в кровати с лицом, покрытым во время беременности сыпью, и дни напролет сотрясалась от рыданий. Сейчас она сказала врачу, что все позади, но ведь это не вполне так, подумал он. Ведь после выкидыша Алиса изменилась. Ему казалось, что ее окутала и скрыла от него пелена ужаса. Из жены она отчасти превратилась в его дочь — он заботился о ней, следил, чтобы она больше отдыхала, успокаивался, увидев ее спящей. Нет, он об этом никому не говорил, но наедине с собой вел долгие беседы, в которых иногда даже проскакивала обида. Он вновь и вновь молился за нее, взывал в благословении о здоровье во время молитвы «Шмоне эсре»: «Здоровья духу и телу Алисы, дочери Жанет». Но ужас не отступал, и ему пришлось узнать другую Алису, привязанную к нему и зависящую от него, тогда как прежняя Алиса испытывала к нему влечение и не скрывала этого. Единственное, в чем прежняя и новая Алиса схожи, вдруг подумалось сейчас Йонатану, — в непреклонной борьбе против возрастающего присутствия в их жизни Мики, и это отчетливое осознание, пришедшее к нему здесь, в тесном, заставленном приборами кабинете, повергло Йонатана в панику.
— Хотите знать, мальчик у вас или девочка? — с лукавым выражением лица обратился к ним врач, прервав мысли Йонатана. Они одновременно кивнули, словно заранее договорились о реакции, и Алиса еще крепче ухватилась за руку Йонатана.
— Скоро узнаете, — пообещал врач. — Сейчас проверим ультразвуком.
Алиса поспешно и с явным волнением легла на кушетку.
— Вот он, — радостно сообщил врач, показывая на монитор. — Вот его губы. Вот глазницы. Спустимся немного ниже: вот четыре камеры сердца, а вот тут, сбоку, где я поставил курсор, да-да, именно здесь — это его ручка и пять пальцев. Посмотрите, какой милый, как он поднимает пальчик вверх.
— То есть это мальчик?
— Вы что, не заметили доказательства? Да, у вас сын, — подтвердил врач, указывая на крошечную точку на экране.
— Точно? — опасливо переспросила Алиса.
— Да, — заверил он.
Йонатан уже предвидел споры, назвать ли его Идо, предчувствовал давление семейства Лехави, слышал их обиженное «нам очень жаль», а с другой стороны — едкое замечание отца: «Я так понимаю, вы не назовете его в честь Идо, который умер от болезни», — в ответ на которое он сам ответит «нам очень жаль». Предчувствовал, как тяжело все это будет его Алисе, которую смерть Идо преследует тем настойчивее, чем сильнее она пытается от нее убежать. «Тогда, может быть, вторым именем? Подумайте об этом, обсудите между собой», — разочарованным тоном предложит Эммануэль, а Йонатану будет ясно, что это превыше ее сил, что она наверняка подумает, что когда выходишь замуж за «руководителя юности своей»[124], то вдобавок к этому получаешь все его истории и трудности, все его пекелех[125], как говорит его мама.
Но он знал, что и сам хочет дать сыну другое, новое имя, которое будет принадлежать только ему и Алисе. Он жаждал, чтобы за новорожденным не волоклось по жизни отягощенное трагичностью имя.
Однако Йонатан уже представлял себе лицо малыша Идо Лехави. Чем старше тот будет становиться, мнилось ему, тем больше он станет напоминать Идо Лехави-старшего: те же глаза, тот же овал лица, та же светлая, нежная кожа, которую Йонатан, как старший брат, в каждой семейной поездке заботливо покрывал толстым слоем защитного крема. Настанет день, когда лицо ушедшего Идо полностью вытеснит лицо сына Йонатана, и тот станет неотличим от Идо, и даже если они его назовут не Идо, а, скажем, Элад или Арэль, то каждый встречный родственник или знакомый, конечно, будет обращаться к нему «Идо».
— Что тебя сейчас порадует? — едва выйдя из кабинета, спросил он у Алисы. — Что бы ты хотела? Может, побалуем себя и съедим что-нибудь особенно изысканное?
Но Алиса попросила гроздь бананов из супермаркета — «совсем-совсем желтых, без капли зелени».
— Какие еще бананы? Это разве называется «побаловать себя»? — оживленно возразил он.
— У твоей беременной жены что ни день, то новый бзик. Сегодня это бананы, а завтра поди угадай, — отвечала она с улыбкой, и они купили гроздь бананов в супермаркете на первом этаже и поехали домой на автобусе. Дома она ему сказала:
— Так и знала, что ты в итоге победишь и у нас будет мальчик.
— Ты огорчена? — спросил он.
— Какое там! Я обожаю мальчиков, знаешь ли, — хитро усмехнулась Алиса, затем распахнула дверь и окна, поставила диск старого доброго Леонарда Коэна и встряхнула головой, позволяя его голосу медленно увлечь ее, вернуть лицу румянец. И вдруг у нее вырвались слова:
— Как же мне хочется покоя. Как хочется быть только вдвоем.
— Мне тоже, — искренне согласился Йонатан.
— Ты самый милый, славный и приятный знакомый мне студент ешивы, — проказливо улыбнулась Алиса. — Иди-ка сюда, у меня есть для тебя секрет-объятие.
Йонатан, смущенный, подошел к ней, погрузился в ее секрет-объятие, и когда они, чуть отстранившись, смогли взглянуть друг другу в глаза, сказал:
— Лисуш, ты знаешь, что ты первая мне показала, что можно любить?
— Я? — прикинулась наивной она.
— Да-да. Ты. У нас-то дома я ни разу не слышал, чтобы мама называла папу «милый». Или хотя бы «какой ты хороший человек», или просто «Эммануш». Они всегда вели себя корректно, как партнеры по управлению бюро, где у входа висит устав. Я думал, что история с Идо растопит лед в их отношениях, что-то раскроет, но, похоже, ничего так и не сдвинулось.
— Только в спорах о кондиционере они вдруг теряют свою холодность, — саркастически заметила Алиса.
— А это ты как прознала? — взглянул он удивленно и весело.
— Как это — как? Это само собой разумеется. Внутри твоей мамы постоянно горит печь с дровами. Она вечно страдает от жары, ей нужен кондиционер, настроенный на самый холодный режим. А у твоего папы внутри — морозилка, ему всегда зябко, поэтому он даже летом ходит в рубашках с длинным рукавом, а если бы мог, носил бы и варежки. Вот он и выключает кондиционер, а твоя мама злится, а он ей так серьезно отвечает: «Хватит, Анат, хватит, довольно, я замерз», а она палит в ответ: «Что Анат, что» — и краснеет от злости и неприязни.