Страница 4 из 29
– Я разобью окно, если не покажешься! – закричала. Она разозлилась, с ней такое бешенство случалось на играх в нереализованных моментах, ну и когда противник пытался применить силовой приём.
Молчание в ответ.
– Да открывай же! – билась она в дверь.
Тихо…
Инесса подошла к огромной пихте, наряженной ледяными шарами, сделанными наскоро, не тонированными краской, сорвала шар с ветки, он оказался не скользким, в обледенелом снегу, бросила в окно. Звон… Жалобное мяукание котов. Истошный лай соседского пса.
– Не надо! – хриплый голос из дома. Инесса не узнала голос Тимофея, подумала: может к нему приехала бабушка или ещё кто. Инесса только раз была у него на участке, да и то на лужайке, в дом не заходила. Дверь, блестящая, отполированная – Инесса видела в ней своё отражение – открылась. Тимка стоял какой-то красный, и расхристанный. То есть вроде внешне и не растрёпанный, но в душевном смятении. Он так и сказал:
– У меня душа растрёпанная, – и стал завязывать толстовку. От Инессы не ускользнуло покраснение на шее.
– Ты что? Вешался, что ли? – она сказала просто так, чтобы схохмить, разрядить обстановку.
А он побледнел и прохрипел:
– Ты в окно увидела? Ты с той стороны дом обошла, да?
– Шутка. Пошутила. – Инесса умела держать себя в руках. Внутренне она жутко перепугалась, но внешне она всегда с покерфейсом, это помогает блефовать в играх – за маской неуверенность всё равно заметна, пусть соперник даже не надеется, что прорвёт её оборону, да и по жизни пригождается. – Ну. Собирайся. В школу пора. И так на первый не успеваем. Общество.
– Я не горю желанием, – поплёлся куда-то в комнаты.
Она осталась стоять.
– Да что произошло-то? – взбесилась она. Почему она должна его уговаривать, ей тяжело его заставлять, просить, морально тяжело, так ещё и не пригласил войти. – Что с тобой?
– Расскажу по дороге. – Он выглянул в проём по пояс голый.
В принципе, он мог бы и не рассказывать. На утренней трене Лиза сообщила, что мальчишки «уехали на турнир» и стала привычно ныть, что, вот, они постоянно в разъездах, а она тоже хочет так же, чтобы не учиться.
Оказалось, Тимофея просто не взяли на турнир. Он вышел из дома, чтобы родители ничего не заподозрили и – вернулся, когда родители уехали. Инесса не смогла сдержать улыбку. Когда совсем грустно или Инесса растеряна, или приходится делать что-то через «не могу», она улыбается. Так случалось на играх, когда они продували всухую, так случалось теперь, когда потасканные деды, отпетые болелы, восхищались ей, ловя на выходе из дворца (с этим Инесса быстро справилась и стала «убегать» вместе с другими девчонками через запасные выходы), так случалось, когда приходилось выражать соболезнования или просто сочувствовать, если кто-то умер, заслуженный престарелый хоккеист-шайбовец или, там, чиновник – перед игрой заставляли почтить память минутой молчания – Инесса стояла и улыбалась, хорошо из-за прутьев хоккейной маски не заметно.
– Ты чего: поехал кукухой?
– Да, – чужим голосом отозвался Тимофей. – Поехал. Как же! Тебе не понять. Вы – каждая девчонка на счету, вас холят и лелеют. А у нас ещё до школы родители решили, кто в основной пятёрке.
– Ну тоже мне. Родители. Кто такие родители? Никто.
– Как видишь – кто. Меня-то на турнир не взяли.
– Ну и не взяли. Чего такого-то?
– Тебе не понять. Ты в пятёрке.
– А ты разве нет?
– Нет… – он замялся. – С осени нет. Физики не хватает. Расту. За лето вырос. Все заметили, кроме тебя.
– И я расту…
А что она могла сказать в утешение? Инесса ещё в сентябре заметила, что Тимка вырос, возмужал. Он понравился ей очень. Позволила сесть с ней за парту, стала гулять с ним, ну и возвращаться после тренировок.
То есть, получается тебя из команды погонят? – вот тут Инесса перестала улыбаться. Что же будет, если Тимка уйдёт из дворца, а с кем она будет кофе пить и просто сидеть за столом? Не с Лизой же, да Лиза и не очень-то сейчас с ней общается, всю жизнь, сколько Инесса себя помнит, были подругами, а сейчас Лиза злится ни с того ни с сего, с дебилом из класса за парту села, променяла Инессу на парня. Да и другие девчонки в классе – посмотрят на Инессу и обиженно губы подожмут. Ну реально она похорошела за лето. Ничего для этого не делала, какое-то волшебство. Тимка не прав, что у них в команде нет конкуренции – есть, просто не клуба касается, а сборных страны. У Инессы тоже цель – попасть в сборную. Местный уровень – не наш, так Лиза давно сказала.
– Нет, нет. Я в команде. Но в резерве! Понимаешь ты? В резерве! – злился Тимка.
– Ну и что? Чем больше просидишь на скамейке запасных, тем здоровее будешь, зубы, что ли, родные надоели?
– Передних-то давно нет, – усмехнулся Тимка, и Инессе поплохело. Всё-таки зубы теряют уже в нормальных командах, не в детских. Значит, Тимка все силы отдавал, бился, не трусил в контактной борьбе.
Инесса молчала: что теперь говорить-то? Слили Тимку, это верно. И не факт, что тот, кто поехал вместо Тимки способнее, может и правда родители проплатили? Инесса старалась обходить мужской хоккей стороной, ей интриг и в своей женской лиге хватало, они когда-то в детстве тренились с пацанами, сейчас – нет, с пацанами иногда играют девочки- форварды, Инесса-то в защите, и Лиза тоже.
– Ну значит ты ослаб. Мышцы не успевают за костями. Какие обиды-то? Какие проблемы? Вырастишь и всех порвёшь, – успокаивала, как могла.
Они подходили к школе, Инесса была рада, что тяжёлый разговор позади. Ей совсем не улыбалось успокаивать неудачника, оказавшегося к тому же и суицидником, кроме того, Инессу не покидала мысль, что он просто решил её попугать. В принципе, думала она, решил вешаться, так и вешайся, зачем смс-ки строчить?
– Тебе, Инн, не понять. Для меня хоккей – вся жизнь.
– Ну так и продолжай играть. Вешаться-то зачем? – она осеклась, она так буднично произнесла эти слова. Мимо них шли люди, и конечно всё слышали, но пропускали мимо ушей.– Есть поговорка: «Ну что теперь: вешаться что ли?». Прислушайся к ней. Эти турниры, игры, имеют значение только если ты решил с хоккеем связать всю жизнь.
– Отойдём,– он потянул её за пуховик. И она не стала привычно орать, когда отшивала горе-болельщиков: «Эй, поаккуратнее, пуховик-то белый».
Они встали под городскую разлапистой елью, заваленной снегом. Игрушки замороженными уголочками торчали из-под снежных лавин, Инесса так и сказала:
– Ты смотри: уголки – шары.
– Вся ёлка в подарках с бантами. Началка делала, морозили в коробках у входа в школу.Ты разве не помнишь?
– Неа, – Инесса удивилась, она действительно не помнила, как была украшена ёлка до снегопадов.
– Понимаешь… Я всё время чувствую себя «недо». Недоделанным, недоученным, недолюбленным, извини. И наступает какая-то паника, нет выхода. Ты даже не представляешь, как родители расстроятся. Столько сил и времени потрачено на хоккей, столько было надежд, папа-то долго играл за Шайбу, а меня уже по детям выдавливают, даже до юниоров не дотянул. Нормально?
– Ну а ты скажи… объясни…
– Объясняй – не объясняй, родители расстроятся. Папа начнёт нотации читать. Все уехали, а я – нет. Такой волной накрыло. Ты пойми: справки на турнир на меня сделаны, билеты на поезд на моё имя куплены, а поехал другой чел. Нормально?
– Фамилия на билете твоя?! – Инесса опешила: это просто невозможно!
– Так я и свидетельство о рождении своё им отдал, мама сразу заметит.
– Да ты что? Свидетельство о рождении своему сопернику, то есть конкуренту?
– Ну да. Попросили. Говорю же: он под моим именем играть будет. В заявке-то на весь сезон – я, не он.
– Да они там сдурели что ли?
– Я не знаю, что там и как. Но вот так. И меня накрыло.
– И ты не боялся?
– Неа. А чего бояться-то?
Инесса посмотрела на ель вдали, похожую на гигантский сугроб с растопыренными снежными щупальцами.
– Ну как так можно? – Инесса обратилась не к Тимке, а к ели. – А родители? А я?