Мерцание страз

Ах, стразы и мамки… Что значит место стразы, когда их сотни и в большинстве своём просматривается тенденция хаоса, выплеска, случайности – мамки не могли объяснить. Но вкус обывателя нельзя перевоспитать, объясняла Розетта Владимировна, и всё не устраивающее заказчика, переделывалось. Вообще-то мама считала, что стразы – зло, они забивают костюм, у неё были идеи получше, иногда простое платье сложнее сшить, чем многослойное, на котором все сверкает и переливается. В многослойности можно спрятать какие-то дефекты. Лаконичность же оголяет работу мастера. Но пока приходилось уступать традиции, вкусу толпы – хоть фигуристы и каста, но программы ставятся на широкого не очень образованного зрителя, чтобы был отклик в сердцах, как говорится. Заезженные модели костюмов в фигурке – то же, что и заезженные композиции, где самого фигуриста, его личности не видно даже близко, только то, что в нее вдалбливают, заезженные вусмерть темы, от которых уже тошнит, бесконечные лебеди всех цветов и мастей, копипасты с программ чемпионатов страны. Если уж музыка "оригинальная" – Кот, что называется, решал выразиться, то невыразительная и нехитовая. Чем больше ограничений по ритму музыки и зрительскому вкусу, тем сложнее. А Кот специально ставил выигрышные программы лишь Насте, ну и синхронисткам – они ж Насте не соперницы.

Инесса раздражалась дико на замечания по стразам, она вкладывала в каждый костюм частицу себя, приходилось переклеивать так, что терялась изюминка. Заказчик всегда прав – за якобы ошибки мама извинялась, как могла, обещала сшить следующий костюм за полцены – это пошло ещё с тех времён, когда мама боялась перечеркнуть свою репутацию скандалом. Тактика подобострастия, зависимого положения, собачьей преданности, облизываний-извинений – самая верная, хоть и унизительная. Клиент, даже если рассержен, вернётся за полцены, а даже если не вернётся, то значит совсем шиза, и скатертью дорога, но как правило возвращались. Сейчас благородное поведение стало своего рода визитной карточкой мамы и гарантией её порядочности, не рвачества. На самом деле, мама ставила претенциозников в штрафную, самую долгую очередь, об этом они не догадывались – им казалось, что все ждут по семь-восемь месяцев, да и полцены сейчас стоило как три цены раньше. Сарафанное радио по-прежнему никто не отменял, в случае конфликта вердикт был бы жесток, но когда репутация наработана, не так страшно. Даже сейчас мама не могла избавиться от неадекватных заказчиков. Повышение цен сразу уменьшало количество неадекватов, но они попадались всё равно. И приходилось их убалтывать так же, как в те времена, когда без заказов Инесса с мамой не выжили бы. Инесса старалась сделать как можно лучше, а вместо «спасибо» – претензии…

Но Инесса, болела за многих заказчиков, жалела их, знала с самого начала, что скоро всё у них закончится – или придётся переезжать в столицы, или просматриваться в команду синхронисток, туда попасть тоже сложно. Пусть порадуются на соревнованиях, думала Инесса, снимут всё для семейного архива, для соцсетей – единственное, что останется у них как память занятий, ну и ещё травмы, травмы в фигурке неизбежны. Каждое выступление для обывателей как семейный праздник, они к нему готовятся, тратят последние деньги. Инесса знала: чем раньше уйдёшь из фигурки, тем больше сохранишь нервов. Хорошо, что её не взяли сразу. Лизу, вот, выгнали через полгода. Через год бросили ещё некоторые, кого убедили, в отсутствии способностей. Они там все в фигурке вруны. Тренер Виолетта Сергеевна доказывала маме, что у дочки огромный рост, а Инесса не выросла. Значит, тренер ошибалась; Виолетта до сих пор, встречая Инессу во дворце, отводила глаза – Инесса стала постоянным напоминанием о непрофессионализме, вечным укором. Виолетте было бы наплевать, но она зависела от мамы Инессы, наверное она жалела, что так тогда себя вела. Инесса же ненавидела Виолетту, но мило улыбалась – самая верная тактика, самая опасная, Инесса верила всеми фибрами души, что кара настигнет Виолетту за то, что она убила в ней пятилетней мечту, не разрушила, но нарушила веру в себя.

Инесса знала: мерцание страз закабаляет, подчиняет себе, и ты уже не можешь вырваться из фигурки до конца, даже если и понимаешь, что фигурка бесполезна, что это зло и уверяешь всех, что фигурки для тебя не существует. При неблагоприятном опыте в фигурке у Инессы бы осталась надежда на синхрон, на синхронное катание. Пусть она зыбка, но она была бы. Кот прав: иногда лучше не начинать, чем страдать как Кристина. Но Инесса чувствовала – она могла бы стать синхронисткой ничуть не хуже крайних, она командный человек и не подвела бы. А если бы не стала? В хоккее они с Лизой звёзды, это верно, может и хорошо, что так всё вышло, наверняка хорошо. Инесса наблюдала: мучения неуверенности в собственных силах, ощущение неизвестности в будущем сопровождают всех, пока они тренируются. Они говорят: тренируемся для себя. Н это враньё. Разве можно для себя убивать голеностоп и получать усталостные переломы, разве можно отказываться от ужина, а в детстве, от морожки и торта?! Нет, всё это враньё. Один раз не пройдя отбор, Инесса оказалась случайно в хоккее, так сложились обстоятельства, можно сказать судьба. Но судьба могла бы быть и другой, такая во многих американских фильмах красной нитью проходит идея. Инесса знает, что лёд – наркотик, он таит в себе и красоту, и разочарование. Поэтому сумасшедшие деды, бывшие шайбовские красавцы, такие неуёмные. Городу приходится тратить для тихой, завуалированной борьбы с ними средства и ресурсы – они на чемпионатах по фигурке болеют как на хоккее. Во льду есть магия. А в шайбовском льду точно ещё и колдовство. Инесса уверена, что терем где-то вдали, в зыбких проплешинах осеннего пролеска, мерещился ей вроде как на самом деле, он точно был… Кто-то из того терема сделал так, что Инессу стали искать родители Лизы, кто-то из того дома нашептал Лизиному дедушке об идее создать женский хоккей в Шайбе.

Но если отмести от себя мракобесные мысли, то всё равно что-то удивительное, не похожее на другие виды спорта останется. И это что-то скольжение, это вроде как идти по воде, пусть все апостолы на свете и их учитель простят Инессу о таком сравнении. У Инессы в хоккее – скорость и рисунок игры. В фигурке – рисунок катания, и когда-то именно рисунок стоял на первом месте. Давным-давно женщины отвоевали себе это вид, а потом и короткие юбки4, и правила изменились, но рисунок важен до сих пор, и задействование всей площади льда.

Мама – уникальный талант с золотыми без всяких художественных переносов руками оставалась для клиента обслугой. Раньше обычной портняжкой, теперь престижной портнихой, у которой «все фигуристки шьют». Мама, дисциплинированная, аккуратист в кубе, чистюля из чистюль вплоть до паранойи, человек тонкой душевной организации, склонной к депрессии, принимающая близко к сердцу любое замечание, любое обидное слово, мама, так и не научившаяся за столько лет карьеры не обращать внимание на подколы, уколы, сплетни и оговоры, в общении со всеми без исключения клиентами играла роль простоватой услужливой белошвейки, добротой и домашностью располагала к себе, общалась, подстраиваясь под уровень клиента, мама неплохая актриса, раскусил её только Кот, да и то не сразу… Мама много времени проводила с Котом, особенно поначалу, когда надо было раскрепостить Настю, чтобы понять, какие программы ей ближе и какие костюмы станут второй кожей. Ещё мама любила с Котом просмотреть-прослушать балет-оперу-фильм, реже – клип песни, прочитать либретто, перевод песни, а если музыкальная пьеса – приходилось вникать в музыку, причём не в отрывок, а в весь балет, или кино.

Избалованную своенравную Настю, но внешне милейшее создание, чистый ангел во плоти, мама боготворила. Кто из кого сделал звезду – мама Инессы из Насти или Настя из Инессиной мамы – сложный вопрос. Без Розетты Владимировны Настя всё равно бы стала музой города, пусть и не в таких идеальных костюмах, мама Инессы же без Насти так бы и колупалась по местным заказам, никто бы о ней не знал, и мама так и не раскрыла бы свой талант художника именно по спортивному и бальному костюму. Популярности, тому что у неё появились заказчики из сборных, из других стран, мама достигла совершенно случайно и опять же благодаря Насте. Разгорелся настоящий скандал, что и сделало маму знаменитой в узких кулуарных кругах всего мира.

4

В 1936 году норвежская фигуристка Соня Хейне сделала то, на что ранее никто не решался – надела короткую юбку. С тех пор юбка у спортсменок все больше укорачивались.