Инженер страны Советов

– Об этом тоже еще рано говорить. Вначале должны произойти некоторые события в вашем, Николай, ведомстве. Вот после них и можно будет выйти на связь, но не с товарищем Сталиным, а с новым наркомом Берией. И у меня к вам троим огромная просьба, – я оглядел своих собеседников, – никому не рассказывайте обо мне и о том, что уже услышали. Этим вы себе заработаете огромные проблемы.

– Проблемы уже начались, – Федор Тимофеевич кивнул в сторону дороги в город, по которой, поднимая тучи пыли, ехала знакомая мне по старым фото и фильмам черная «эмка», а за ней, переваливаясь на кочках, не менее узнаваемая полуторка с сидящими в кузове людьми в форме. – Похоже, это по наши души. Ты, дочка, – обратился он к Татьяне, – давай-ка потихоньку, пока никто не видел, ступай домой, сиди там и ничего не бойся. Часы спрячь, чтоб не нашел никто, да помалкивай. Кто что спросит, говори, что он, – кивок в мою сторону, – сын моего сослуживца, приехал погостить, да голову расшиб. Ну а ты, – уже ко мне, – скажешь, что твой батька со мной в Туркестане воевал в моем отряде и помер недавно от ран. Приехал ты из Пензы. Адрес мой тебе отец дал, завещал навестить бывшего командира.

– Да ладно тебе, дядя Федя, – Николай махнул рукой, – сейчас разберемся. Может, случилось что, и это за мной, чтобы ехать куда.

– Может, и так… – Федор Тимофеевич затянулся самокруткой. – А ты, дочка, все ж таки ступай да делай, как сказано было.

Татьяна юркнула за угол. Машины тем временем подъехали к нам, и из кузова полуторки бодро спрыгнули четверо в фуражках василькового цвета с малиновыми околышами и малиновыми пустыми петлицами, с винтовками с примкнутыми штыками в руках, а из эмки вальяжно вылез несколько грузноватый мужчина, тоже в форме НКВД, но с тремя шпалами капитана[9] в петлице. По-хозяйски оглядевшись вокруг, он небрежным жестом надел фуражку и произнес:

– Вот и славно, что все в сборе. Не придется вас по одному искать.

– А что случилось, товарищ капитан? – спросил Николай.

– Да уже не товарищ я вам. Сдайте оружие, гражданин Сазонов. Вы арестованы за контрреволюционную деятельность и за связь с белобандитами и террористами. Ну и остальные тоже как члены банды и пособники.

– Может, все же объясните? – Николай спокойно расстегивал портупею.

– Ну отчего же не объяснить, объясню, хотя и не обязан. – Капитан с усмешкой посмотрел на своего бывшего подчиненного. – Твой родственничек, являясь связником банды, приютил у себя раненого белобандита и террориста, а ты этому потворствовал и помогал в контрреволюционной деятельности. Хорошо, что есть еще у нас преданные делу революции люди, которые и сообщили об укрывающемся здесь неизвестном.

– Но это же бред. Этот человек, – Николай кивнул в мою сторону, – сын боевого товарища Федора Тимофеевича, с которым он громил басмачей.

– А документы у этого человека имеются? – Капитан явно издевался. – Вот то-то и оно. Так что разберемся, а пока давайте без глупостей. Да, а где сестрица твоя? Ее тоже надо бы задержать и допросить как следует. – При этих словах лоснящаяся рожа капитана растянулась в глумливой улыбке.

– Сестру не трогай, – прошипел Николай, исподлобья глядя на своего начальника, – с нами разбирайся как знаешь, а про нее забудь.

– Ну, это мы поглядим. Будете посговорчивее – и ее не тронем, а не будете вы – так, может, она посговорчивее будет. Ради братца-то. – Капитан заржал, довольный своей шуткой.

А у меня от этих слов буквально потемнело в глазах. Я лишь представил, что этот тянет свои жирные руки к Татьяне, и у меня, что называется, выбило пред охранители. Я ведь в частях КГБ не картошку чистил, а проходил реальную подготовку, хоть и не чета спецуре, но тоже кое-что умею.

Капитан сложился пополам и замер на земле в позе эмбриона. Краем глаза замечаю движение сбоку и ухожу в сторону. Выпад трехлинейки со штыком проходит мимо. Рукой чуть подправляю траекторию нападавшего, и он кубарем летит в одну сторону, а винтовка – в другую. Следующих двоих, не успевших среагировать, вырубаю двумя ударами, когда меня настигает окрик Николая.

– Михаил, прекрати!

Я чуть замешкался, обернувшись на него, и тут мне в лицо прилетел приклад винтовки от четвертого бойца. Яркая вспышка в мозгу – и темнота.

Сознание на этот раз включилось сразу, словно кто-то щелкнул тумблером «вкл.». Еще не открыв глаза, я услышал смутно знакомые голоса.

– Как думаешь, он оклемается? – спросил молодой голос.

– Да кто ж его знает. Танька говорила, что у него сотрясение мозга было, а тут еще прилетело. Семь дней уже в беспамятстве, и сколько так пролежит, непонятно. Одно хорошо, на допросы его не таскают.

– Это да, повезло. Сволочь Зимин ему не простит. До сих пор, гад, боком ходит. Здорово его Мишка припечатал.

– Здорово-то здорово, но что дальше будет?

– А хрен его знает, дядя Федя. Зимин может под любую статью подвести, а уж под контрреволюционную – так запросто. Эх, жаль, я не успел рапорт отправить. Там про его делишки все подробно описано… – Молодой голос вздохнул. – Как там Танька? Волнуюсь я за нее.

– Не ты один волнуешься, – было слышно, как старый вздохнул, – но думается мне, что ее не арестовали, иначе эта сволочь уже этим на нас давил бы.

В мозгу у меня что-то щелкнуло от имени Татьяны, и я вспомнил, кто я и где я, вернее, в когда я. И голоса обрели свои имена. Во рту запершило, и я захрипел сухим горлом.

– Ты погляди, очнулся, – с некоторым удивлением, но и с облегчением воскликнул Федор Тимофеевич. – Погодь-ка, парень, я тебе попить дам.

Моих губ коснулся край металлической кружки, и я жадно глотнул живительную влагу. Ощущение наждачной бумаги в горле прошло, и разгорающийся внутри пожар удалось унять.

– Давно мы здесь? – спросил я, утолив жажду.

– Да, почитай, неделю уж. – Федор Тимофеевич помог мне сесть. – Нас-то с Колькой каждый день на допросы тягают, все бумаги подписать заставляют. Да только хрен вот им. Я басмачей не боялся, а эту сволоту и тем более не испугаюсь. А теперь и за тебя возьмутся. Так что даже и не знаешь, радоваться тому, что ты очнулся, или горевать. Эта сволота Зимин тебе житья не даст, замордует. Ты его так приложил, что он чуть калекой не стал. И где только так драться научился.

– В армии, в частях госбезопасности, – на автомате ответил я, думая о своем.

То, что нынешнего начальника районного НКВД скоро арестуют, я знал из рассказов дяди Коли, но вот когда это произошло, я не помнил, или, вернее, просто не знал. А чтобы человека превратить в кусок мяса, много времени не надо.

Блин, и стоило проваливаться в прошлое, чтобы закончить жизнь на тюремной шконке? Ведь все мои знания просто пропадут впустую, история пойдет по своей накатанной колее и дотянет состав под названием Советский Союз до крушения. Надо что-то придумать и любыми путями выбираться отсюда. На свободе я смогу дать о себе знать тому же Берии, а там пусть хоть в подвал закрывают. Во всяком случае, я буду знать, что мои знания пошли на благо Родины. Конечно, хотелось бы погулять на свободе, пройтись по улочкам с Татьяной…

Так, стоп! Татьяна! Что с ней?!

– Что с Татьяной? Где она? – чуть было не вскочил я, однако резко закружившаяся голова этого не позволила.

– Ишь как вскинулся, – с усмешкой сказал Федор Тимофеевич. – Где твоя Татьяна, мы не знаем. Как она убежала, пока ты мордобоем занимался, так ее больше не видали.

– Во всяком случае, ее точно не арестовали, – вступил в разговор Николай, – иначе Зимин этим точно воспользовался бы и заставил нас все подписать. И я, скорее всего, подпишу, лишь бы сестру выпустили.

– Зимин – это начальник НКВД? – Николай молча кивнул на мой вопрос. – Его скоро должны арестовать, но вот когда, этого я точно не знаю. Так что надо продержаться до того времени. – И я пересказал историю с рапортом.

– Эх, дожить бы до того времени, – вздохнул наш старший сокамерник.

– Доживем, Федор Тимофеевич. Главное не подписывать ничего, – попытался я подбодрить его.

9

Три шпалы в петлице в НКВД – капитан, в РККА – полковник.