Эротика.Iz

Она смеялась. «Господи, да святится имя Твое», никто никогда не смеялся в такие минуты! Но, сидя на нем верхом, не давая ему шевельнуться, целуя его и своими губами, и своей фарджой, она смеялась так, как смеется ребенок, получивший любимую игрушку.

– Чему ты смеешься! Подожди!

– Женись на мне, – вдруг шепнула она ему в самое ухо. – Женись на мне, слышишь? Я люблю тебя, я хочу быть женой твоей! Женись на мне и увези меня отсюда!

– Вольга, ты же мужняя жена, ты жена Игоря!

– Убей его! Он твой пленник, убей его! – продолжала шептать она, жарко целуя везде, везде и играя по стволу его фаллоса ласковыми ластами своей волшебной фарджи. – Убей его и возьми меня от него! Увези отсюда! Я одна заменю тебе всех твоих жен, ты слышишь? Убей его!

– Мы не убиваем пленных, ты знаешь.

– Но я хочу быть женой твоей! – что-то случилось с ее голосом: он охрип, он сел, он стал жестким, как тупой клинок. – Ты слышишь, Иосиф, я не хочу потерять тебя, я хочу быть женой твоей!

– Это невозможно, Вольга!

Замерли волшебные пальцы, лопнули струны скрипок Страдивари, на полуноте прервался небесный мотив.

Он открыл глаза.

Он лежал посреди неоглядного поля, под ночным и холодным небом, совершенно один, со странной ноющей болью в левом плече и с двумя тонкими браслетами в правой руке. А по белому ночному туману – или по метельному снегу? – от него медленно удалялся неясный женский силуэт.

И записано в русской «Повести временных лет»:

«Иде Святослав на казары. Слышавше же казары, изидоша с князем своим каганом, и сътупишися битися: и бывши брани, одоле Святослав казаром и город их взя…»

И записано мусульманским историком Ибн Хаукалом о 358/968—969 годах и походах русов, которые:

«…ограбили Болгар, Хазаран, Итиль и Семендер и отправились тотчас в Рум и Андалус… Русы разрушили все это и разграбили все, что принадлежало людям хазарским, болгарским и бартасским на реке Итиле. Русы овладели этой страной, и жители Итиля искали убежища на острове Баг-ал-Абваба, а некоторые в страхе поселились на острове Сия-Кух (Мангышлак, Каспийское море)».

И записано российским историком академиком В. Григорьевым в 1834 году:

«Необыкновенным явлением в средние века был народ хазарский. Окруженный племенами дикими и кочующими, он имел все преимущества стран образованных: устроенное правление, обширную цветущую торговлю и постоянное войско. Когда величайшее безначалие, фанатизм и глубокое невежество оспаривали друг у друга владычество над Западной Европой, держава хазарская славилась своим правосудием и веротерпимостью, и гонимые за веру стекались сюда отовсюду. Как светлый метеор, ярко блистала она на мрачном горизонте Европы и погасла, не оставив никаких следов своего существования».

Изничтожив державу хазарскую, истребив с неизвестной даже варварам тех лет свирепостью всех пленных той последней битвы, не оставив в живых ни одного свидетеля своего поединка с царем Иосифом, ни даже могилы его, Святослав переименовал Итиль. Он назвал эту реку полным, настоящим, свионским именем своей матери – Волга.

Из романа «Московский полет» (1990 год)

…Она вышла из автобуса походкой Мэрилин Монро и пошла через улицу к парадному входу нашего института. На ней было открытое желтое платье, а под мышкой, под персиковым локтем левой руки, – какая-то папка. Прямые и тонкие, как шелк, русые волосы падали на обнаженные плечи, удлиняя ее круглое лицо с зелеными глазами и полными детскими губами.

Был конец июня, я только что защитил диплом и стоял на автобусной остановке, собираясь ехать на «Мосфильм». Но автобус ушел, а я остался стоять с открытым ртом, думая, что так не бывает, не может вот так обыденно выйти из автобуса живая принцесса моих детских снов – сказочная Аленушка, героиня всех русских сказок, которые я, еврейский вундеркинд, знал, конечно, в детстве наизусть…

Но это было, было! Живая Аленушка плюс Наташа Ростова плюс Белоснежка плюс Татьяна Ларина плюс Красная Шапочка плюс бедная Лиза плюс Снегурочка плюс Соня Мармеладова и так далее, и так далее уходила от меня через улицу имени Эйзенштейна. И ровно через десять шагов должна была смешаться с толпой длинноногих принцесс и поблядушек, которые именно в это время, в июне, тысячами съезжаются в наш ВГИК со всей страны в надежде поступить на актерский факультет и стать кинозвездами. Старшекурсники постоянно выуживали среди них самых роскошных и длинноногих, готовых на все ради эфемерной помощи на вступительных экзаменах. Вот и сейчас там, в этой толпе у входа во ВГИК, уже котами ходят наши армяне с третьего курса режиссерского факультета. Конечно, они немедленно подвалят к «Аленушке» и…

Я побежал через улицу, схватил ее за локоть:

– Девушка, минутку!

Она обратила ко мне зеленые глаза, в них не было ни испуга, ни удивления.

– Что?

– Я… это… Я подумал… – замямлил я, ощутив вдруг слабость в коленках. От полного совпадения этой девушки с идеалом детских, еще досексуальных, снов я вблизи ее совсем потерял голову. И промямлил самое банальное: – Я только что защитил диплом режиссера. Может быть, вам нужна помощь для актерского показа?

– Спасибо. Но я не поступаю на актерский факультет.

– На какой же? – изумился я.

– На редакторский. Видите ли, мне уже девятнадцать лет, а на актерский берут только до восемнадцати.

– Понятно… – смешался я. И поскольку сказать мне было больше нечего, промямлил тупо: – Тогда это… Извините… Всего хорошего…

– Подождите! – вдруг сказала она. – А как вас зовут?

– Вадим, – вспыхнул я. – Вадим Плоткин. – И, зная, что всех иногородних абитуриенток поселяют на первых двух этажах нашей общаги, добавил: – Я живу в общежитии, комната четыреста один. А вы? Вы откуда приехали?

– Ниоткуда. Я москвичка. Мне кажется, вы сейчас пропустите второй автобус. Меня зовут Анной. Анна Муравина. Вы будете за меня болеть? – В ее зеленых глазах было все – и веселое девичье кокетство, и вызов, и страх абитуриентки, и летняя истома ее персикового тела, и спокойная уверенность неотразимо красивой женщины.

От этой смеси мои ноги стали ватными, а руки и живот покрылись гусиной кожей.

– Конечно! – сказал я замороженным голосом. – Когда у вас первый экзамен?

– Через две недели, русская литература. Вы придете?

– Обязательно! Спасибо! – выкрикнул я и в панике от ее русалочьих глаз убежал к подходившему автобусу…

Как будто можно сбежать от судьбы!

За двадцать пять последующих лет я сбегал от Анны десятки раз – к другим женщинам, в другие города и даже в Америку. Но вот я опять в России – и кто же мне снится в первую ночь, едва я закрыл глаза?..

…Я лежал на своей койке в пустой комнате студенческого общежития, ковырял из стены известку, жевал ее и думал о том, какой я дебил. Вот уже неделю я каждый день хожу во ВГИК, но нет в этих списках никакой Муравиной! А я, кретин, даже не спросил у нее телефон! Ну разве из такого тюфяка может выйти режиссер? Встретил женщину своей жизни и тут же убежал, даже не спросив номера телефона! А из восемнадцати Муравиных, указанных в московском телефонном справочнике, восемь номеров не отвечают, а десять послали меня к чертям. Как же мне найти ее? На редакторский факультет ВГИКа принимают, как известно, только детей нашей кремлевской элиты, так неужели она одна из них и телефон ее папаши засекречен?

Лежа у открытого окна, я в отчаянии грыз выцарапанную из стены известку и материл себя как мог. Кто-то постучал в дверь, я не ответил – пошли они все, я не хочу никого видеть, я хочу сдохнуть!

Дверь со скрипом открылась, и я уже собрался встретить матом очередную просьбу соседей о соли, чае или спичках, но первое же слово комом застряло в горле.

В дверном проеме стояла Анна. Солнце било через окно прямо ей в глаза, она близоруко прищурилась: