Страница 59 из 68
— Вешайте их быстрее! — рычал покрытый кровавыми брызгами Никита Пан.
Бабы выли и рвали на себе волосы, когда видели, как из-под ног их защитников выбивают опоры, и те повисали в воздухе, извиваясь и суча ногами. Тем временем подвели еще троих татар, как понял Архип, предводителей этих племен. Подвели и старика с узкой бородкой и слезящимися узкими глазами — кто-то сказал, что это их старейшина, и он стоял во главе сопротивления. Старик что-то бормотал, опустив плешивую голову, трое других вождей молча глядели перед собой без всякого выражения, словно уже умерли. Перед ними уже выстраивались добровольцы.
— Стрельни их! — приказал Пан, оглянувшись на Архипа. Архип молчал, не сдвинувшись с места, видел только, как яростно вспыхнули глаза атамана. Пан выхватил из толпы другого казака, и тот покорно скинул с плеча свою пищаль.
Грохнул залп, и татарские вожди разом повалились в снег. Молодой казачок низкого роста с кривым засапожным ножом в руке с радостной улыбкой кинулся к ним — добить.
От криков и плача, слившихся в единый нечеловеческий вопль, становилось жутко. А казаки уже кинулись было вырывать из толпы баб, грабить, но Пан разом остановил это. Бойцы, так и не насытившись кровью, отступили, ощетинившись, как голодные волки. Пан же вынул свою окровавленную саблю и велел всем гагарам целовать ее «на верность русскому государю во веки вечные». Перепуганные, еще не верившие в то, что они помилованы, татары жадно приникали губами к клинку, вымазываясь в еще не застывшей крови своих защитников, на коей и приносили клятву новому своему повелителю…
Архип глядел на это со странным чувством, от коего ему становилось на душе страшно и пусто. Он впервые пожалел по-настоящему, что отправился сюда. И, кажется, впервые осознал, какое вместе с Ермаком и его казаками он принес великое горе и ужас местным жителям, испокон веков укрытых от внешнего мира дикой бескрайней тайгой. Ныне все для них будет иначе…
Не забыл о непослушании Архипа и Никита Пан. Тем же вечером он призвал Архипа к себе, в сторону от казачьего стана, и сказал, тяжело глядя ему в глаза:
— За трусость знаешь, что полагается у нас, старик? В мешок — и в воду! Так вот тебе мое слово — ежели еще раз моего приказа ослушаешься, я тебя на ближайшем суку, как собаку, вздерну. И на седины твои не взгляну!
Архип взирал на него устало и бесстрастно, ни разу не отведя взор. Он не хотел объяснять этому бывшему вору и убийце, что, в отличие от него, не может поднять свое оружие на беззащитных, пусть даже и недавних, врагов. Убить в бою — да, но участвовать в казни… И Архип все так же без ненависти и осуждения глядел вслед уходившему к стану Никите Пану, понимая, что он при случае наверняка убьет Архипа еще до возвращения в Искер. Просто сейчас у атамана каждый воин на счету. И Архипу впервые не захотелось бороться за свою жизнь. Пусть она течет своим чередом.
Архип убедился в этом, когда Пан не включил его в малый отряд, что атаман отправлял в Искер с телами убитых казаков и награбленным ясаком. Другие же двинулись далее в свой поход. И везде они видели брошенные поселения местных племен, чем-то напомнившие Архипу обезлюженные мертвые деревни на Русской земле.
Они видели племена хантов — низкорослых черноволосых людей с узкими глазами, облаченных в шкуры животных, у иных одежа была выделана из рыбьей чешуи. Без злобы и страха наблюдали они за проходившим мимо их селения казацким отрядом. Будучи мирным народом, ханты беспрекословно приняли новую власть, покорно заплатили ясак и снабдили казаков припасами. Никита Пан отобрал трех воинов (и снова среди них не было Архипа) и отправил их с добычей в Искер. Оставаться в жилищах хантов, похожих на вырытые в земле погреба, казаки не пожелали и двинулись дальше.
Тайга на пути казаков темнела непроходимыми лесами, в коих ежеминутно таилась для них опасность. Еще несколько раз они были обстреляны из засады чудными стрелами с приделанными к ним свистками, но благо никто не пострадал.
На реке Демьянке навстречу казакам вышел князь Бояр. С улыбкой он встретил союзников и предложил разбить здесь укрепленный лагерь. Пан не очень-то доверял вогульскому вождю, но отряд его был истощен долгим многодневным переходом через весеннюю распутицу. Воины Бояра всюду сопровождали своего вождя, множество дозорных выставил он в округе.
— Куда дальше идешь, князь? — говорил Бояр сидящему напротив него у костра Никите Пану. — Дальше вдоль реки пойдешь? Там Верхне-Демьянские земли, там я уже не смогу защитить тебя. Вождь Нимньюян собрал в своем городке все свое войско, оно в три раза больше твоего. И он будет драться.
— Назад мы не повернем, — упрямо возразил Пан, натягивая дорожный вотол на продрогшее тело. — Хочет драться с нами, пусть дерется. У меня приказ нашего атамана. И надобно исполнить…
Бояр понимающе покачал головой, уставившись в пламя костра.
— Ежели ты поможешь, мы вместе в три счета победим этого Нимньюяна, — кратко взглянув на него, устало молвил Никита Пан.
Бояр отрицательно покачал головой:
— Веками народы наши жили бок о бок и никогда не поднимали друг против друга топор войны. И сейчас я этого не нарушу — ибо буду проклят богами. Я дам тебе еще еды, оставайся на моих землях, сколько хочешь. Тебе и людям твоим нужен отдых. Гляди, даже лошади твои отощали. Здесь, на своей земле, я помогу тебе всем. Но на землю братского племени не пойду. Вот мое слово.
Пан криво усмехнулся и угрюмо поглядел в землю. Было бы у него больше войска, он бы и Бояра сумел приструнить за неповиновение. Но сейчас без помощи союзников ему не выстоять, хотя от слов вогульского вождя ярость заискрила в душе. А что, если Бояр предаст и ударит в спину? Тогда все…
Дав своему отряду несколько дней отдыха, Никита Пан двинулся дальше вдоль реки Демьянки.
Архип все эти дни пролежал, завернутый в шкуры, изредка только принимая пишу. Он спал целыми днями, не видя снов. Товарищи будили его, но он, открывая глаза, отворачивался и вновь проваливался в забытье. А когда настал день выступления, он едва смог взобраться в седло. Он чувствовал, как силы оставляют его.
— Этот болезный. Гляди, помрет старик, — молвил тихо Асташка наблюдавшему за Архипом издалека Никите Пану. — Пошли с ним двоих людей, пущай его отвезут обратно…
— Коли сдохнет, стало быть, судьба у него такая! — криво усмехнувшись, ответил Пан и тронул коня. Казацкий отряд уходил, провожаемый воинами Бояра до самых границ, затем они внезапно отстали и вскоре повернули обратно.
Городок вождя Нимньюяна, который казаки вскоре увидели на плоском, как блин, берегу Демьянки, был еще в более плачевном виде, чем предыдущий, который им довелось взять. Но здесь вогулы сами вышли из укреплений, решив числом сокрушить врага. Хватило нескольких залпов пищальных выстрелов, чтобы вся эта несметная сила вломилась обратно в городище, забрав убитых и раненых.
Казаки сомневались, что стоит брать это укрепление приступом, одни хотели идти дальше, но другие настояли на том, что городище придется штурмовать, ибо опасно оставлять позади себя такого противника. Недолго шумел немногочисленный казачий круг, решили все же взять город.
Как и в прошлый раз, троих бойцов Никита Пан отправил под стены, поджигать укрепления. Архип из последних сил собрал волю в кулак, сумев отогнать на мгновение от себя сковавшую его противную слабость и, взяв две пищали, спрыгнул в выкопанный для стрелков ров. Он без колебаний и промедлений, спокойно, будто вновь стоял у кузнечной наковальни, бил из пищалей по лучинкам на деревянных, поросших мхом вышках, и он даже не глядел, как после его выстрелов лучники заваливаются назад — он быстро, деловито, слаженно вновь заряжал пищаль и, кратко прицелившись, стрелял. Даже когда он узрел охватившее западную часть ветхого деревянного вала пламя, он продолжал бить из пищали. Он не думал ни о чем сейчас — ни о подозрительной хвори, которая, возможно, убьет его раньше Никиты Пана, ни о правильности выбранного им пути. Были только цель и пищаль, ставшая словно продолжением его рук.