Страница 84 из 136
– Здесь, – сказал он.
– Вы ошибаетесь, – сказал Ник. Он знал свою правую ногу уже двадцать три года, и за все это время она не преподносила ему никаких неприятных сюрпризов. Нога и нога, мячик хорошо пинает, а еще при ее помощи можно ходить.
– Что делает этот артефакт? – спросил китаец.
– Да я понятия не имею, о чем вы говорите, – прошипел Ник.
– Ладно, – Ник увидел, как китаец раскладывает на соседнем столе полевой набор хирургических инструментов и достает из него скальпель.
– Вы же не серьезно, – пробормотал Ник. – Да я клянусь, что нет там никаких артефактов…
Разумеется, даже местной анестезии подобная полевая хирургия не предусматривала, и когда китаец начал разрез, для Ника это оказалось все‑таки уже слишком и он принялся орать. Китайцы не обращали на его крики внимания, видно, проделывали подобные процедуры уже не в первый раз.
Ну, или что‑то похожее.
Отложив скальпель, китаец вставил в рану расширитель и принялся ковыряться там пальцами, поэтому потерю сознания уже сорвавший голос Ник воспринял, скорее, с облегчением.
Жить всем присутствующим в этой комнате оставалось не больше трех минут.
Глава 7
Он проснулся от долгого сна.
Он был обнажен, его тело лежало на столе, голый металл холодил спину. Его руки и ноги были привязаны к столу, из раны на бедре хлестала кровь, которую никто не собирался останавливать, а вокруг были люди с оружием.
Люди в форме.
Желтолицые люди, которые разговаривали на незнакомом ему языке. Скорее всего, на китайском, но, не будучи востоковедом, за точность этого вывода он бы не поручился.
Шестеро автоматчиков стояли вдоль стен. Наверное, они должны были держать его под прицелом, но, поскольку он был привязан к столу и потерял сознание, они не посчитали, что это так уж важно.
Не посчитали, что в таком состоянии он мог быть им опасен.
Большая ошибка.
Двое были без оружия, они рассматривали какую‑то окровавленную штуковину, лежащую на подносе. Он сопоставил свою рану на ноге и размер этой штуковины, и пришел к выводу, что, скорее всего, ее извлекли из его тела.
Ну, как его…
Он закрыл глаза, и на него нахлынули воспоминания о последних минутах. Сразу два потока, два водопада, и если один содержал его личную память, второй принадлежал кому‑то другому.
Отринув первый поток, он погрузился во второй.
И тогда пришла ярость.
Нет, так неправильно.
Она не возникла из ниоткуда. Ярость всегда была с ним, ярость была неотъемлемой частью его существования, и он научился охлаждать ее, контролировать ее, жить вместе с ней, черпая в ней силы продолжать.
Он и сейчас не стал выпускать ее из‑под контроля. По крайней мере, полностью. Он слишком хорошо знал, что будет, если он поддастся течению.
Ярость текла мимо него полноводной рекой, а он зачерпнул из нее всего пару пригоршен.
Сначала он убил автоматчиков, сделал это максимально жестоко, кроваво и показательно, размазав их по стенам.
Те двое не успели ничего сообразить. Они только начали поворачивать головы, и ни изумление, ни страх еще не успели искать их лиц, когда он остановил их сердца.
Ничего личного, никакого милосердия.
Просто ему нужна была одежда.
Он порвал ремни, сковывающие его тело, сел на столе. Кровотечение остановилось, он знал, что так будет, и знал, что если эта рана не убила его до этого момента, то уже и не убьет, но на всякий случай разорвал рубашку одного из этих типов и перевязал порез.
Одеваясь, он прислушивался и осматривался. Не как обычный человек, а как тогда… В старые недобрые времена.
Впрочем, добрых времен он для себя практически и не помнил.
Вокруг были люди, много людей, и часть из них уже бежала сюда, отреагировав на картинку с видеокамер. Он убил их всех, не заботясь о том, как это будет выглядеть.
Затем, он стал больше, разглядывая место, в котором его держали, с высоты птичьего полета. Люди с оружием, люди без оружия, строения, военная техника…
Поскольку подавляющая часть людей без оружия была сосредоточена вне зданий и довольно далеко от техники, он рассудил, что может особо не сдерживаться.
И ударил сильнее. Круша здания и сминая танки.
Ему это было не впервой.
Когда стены рухнули, часть людей бросилась наружу. Он знал, что территория оккупирована, и далеко сбежать им все равно не удасться, но они все равно побежали, а вслед за ними двинулись и остальные. В этом не было большого смысла, но он, что после сотворенного им ничего хорошего их здесь все равно не ждет, а так они смогут отвлечь на себя часть внимания.
Единственным уцелевшим зданием было то, в котором он находился.
Людей в нем уже не было. Ни вооруженных, ни безоружных.
Окружив себя защитой, он вышел наружу.
Ранняя ночь, прохладный воздух, звезды в пока еще ясном небе, которое только начал заволакивать дым пожарищ…
Разрушенные здания, покореженная техника, привычная пороховая гарь…
В него все‑таки начали стрелять, но пули не могли преодолеть его защиту и бессильно падали на землю. Ответным ударом он растер противника в пыль.
Без жалости, но и без особого торжества.
Даже без удовлетворения от хорошо проделанной работы.
Он уже понял, что это была чужая война.
Его война еще ждала его впереди.
Глава 8
Князь Никита Михайлович Белозерский, глава Службы Имперской Безопасности, кивнул дежурившим у двери гвардейцам из младших аристократических родов и вошел в кабинет императора.
Верховный правитель Российской Империи стоял у окна и с высоты второго этажа задумчиво смотрел на пустой плац.
– Ежеутренний доклад, Ваше Императорское Величество…
– Давай без чинов, Никита, – сказал император. – Что там главного? Как дела на острове?
– Освободительная армия контролирует уже половину Австралии, – доложил Белозерский. – Фактически, сопротивления они уже не встречают.
– Все, как мы и прогнозировали.
– У Британии нет сил чтобы удерживать эти территории, – согласился Белозерский. – Китай не сомневается в своем успехе. Первые транспорты с переселенцами уже в пути.
– Наступает историческое время, Никита, – сказал император. – Момент, которого мы так долго ждали, уже очень близок. Скоро мы вернем себе Дальний Восток.
Белозерский почтительно кивнул в знак согласия.
Дальний Восток был болевой точкой, незаживающей раной империи, и вернуть его в лоно страны пытались на протяжении последних десяток лет. Но сейчас, когда Китай занят освоением новых территорий, шансы на это выглядели реальными, как никогда.
Император Цин обещал свернуть все программы поддержки республики в обмен на то, что империя закроет глаза на аннексию далекой британской колонии.
Когда основные игроки решают свои геополитические вопросы, игрокам помельче остаётся только прятаться под столом и надеяться, что пронесет.
Как правило, не проносит.
Когда основные игроки решают свои геополитические вопросы, на орехи достанется всем. Кому напрямую, до кровавых брызг, а кого просто по касательной заденет, но остаться в стороне все равно не получится ни у кого.
Все живут на одной планете и она слишком маленькая.
– Британия заявила очередную ноту протеста, но они просто пытаются сделать хорошую мину при плохой игре, – сказал Белозерский. – А игра, по сути, уже сделана.
– Они хотя бы начали двигать флоты? – поинтересовался император.
– Да, но это просто маневры, – сказал Белозерский. – Не зафиксировано ни одной попытки даже приблизиться к территориальным водам Австралии. Они пытаются создать воодушевляющую картинку для телевидения, не более того. Настоящей мобилизации нет, лорды занимаются своими привычными делами. Яхта Реджинальда по‑прежнему находится в Индийском океане и держит курс на Мадагаскар.