Держись от меня подальше

Кирилл, прожевавший первый кусок мяса, ответил:

— В школах для золотых мальчиков тоже есть наркотики. У таких, как я, всегда водятся деньги, знаешь ли, — изящно парировал он.

В интернате водились и наркотики, и дилеры, и их ненавидели больше крыс. На наркоту чаще подсаживали именно девчонок, как раз потому что денег у тех не было, но всегда была возможность подзаработать телом. Их подталкивали к панели. Лайт из-за этого никогда не связывалась с наркотиками, даже когда ей предлагали перед боем взбодриться. Драться против соперника, который под химией — вот, что действительно неприятно.

— Мне пришлось участвовать в боях, потому что у меня, в отличие от тебя, не водилось денег, — Женя заметила иронию в их различиях. Хотя, если вспомнить прошлое, отчасти она врала. Да, пришла на ринг она из-за денег. Она понимала, что после выпуска, даже если и получит спортивную стипендию, ей нужны будут деньги хотя бы на первое время, чтобы взять под опеку сестру и забрать её из приюта. Ждать, когда Алисе исполнится восемнадцать и её выпустят, старшая не собиралась. С другой стороны — агент банд — так рьяно хотел видеть её на боях, что, если бы Лайт оказалась менее сговорчивой, её все равно поймали бы на какой-нибудь шантаж или денежный счётчик.

Кирилл поморщился, понимая, что в этой игре за откровенность нужно платить той же монетой. Иначе женщину не разговорить.

— Мне тоже было пятнадцать, когда на одной из вечеринок среди одноклассников чей-то друг притащил таблетки и раздал «попробовать».

Дёмина хмыкнула. Наверное, золотой мальчик легко купился на такую уловку… Все они там говорят: «Как конфеты».

— И как ты вылез из этого дерьма? — Дёмина снисходительно улыбнулась. — Спасли друзья?

Верховского даже задела её улыбка и невысказанное презрение: «Твои няньки».

— А ты как выжила в том дерьме? — озлобившись, спросил он. — Кто вообще додумался устраивать подпольные драки среди несовершеннолетних?

Лайт взглянула на него с интересом. Верховский наконец-то завёлся и начал огрызаться. Она вдруг осознала, насколько сильно окунулась в воспоминания и столь ненавистное ей прошлое. Прошло ведь десять лет, это все было как будто в другой жизни. Сейчас она спокойная и собранная, имеет престижную работу и приличный заработок.

— Пришлось. У меня была младшая сестра, — коротко ответила она и отодвинула блюдо, к которому только притронулась.

Женщина подняла руку, пытаясь привлечь внимание официантки и наконец уйти.

Кирилл же неожиданно перехватил её кисть и прижал к столу. Чтобы движение не показалось слишком уж грубым, он погладил тыльную сторону ладони. Но Женя всё равно сжала губы и отдёрнула кисть. А он в очередной раз осознал, что у его холодной и строгой избранницы тоже есть травмы из прошлого. Это откровение оказалось болезненным, но оно пришивало его к ней красными нитками ещё ближе и крепче.

— Имя Лайт ведь оттуда? Со времён боёв? — спросил он наконец.

Верховский видел, как на лице собеседницы сменяются маски. Одной она прикрывала неприятные воспоминания, другой — боль и злость и что-то ещё. Ему вдруг снова захотелось коснуться её руки, снова поддерживающе погладить, показывая, что ему всё равно, он готов видеть её настоящей. Что перед ним не нужно притворяться, он ведь уже знает ту Лайт и, кажется, сходит с ума по ней.

Женя криво улыбнулась, но не ответила.

Верховский вошёл в приемную своего кабинета и мысленно выругался.

Он и так был не в духе. Разговор с главой аудита состоялся, и он был прекрасен в своей остроте и откровенности. Они, как два ребёнка, обменялись болезненной правдой. Но какое-то паршивое чувство незавершенности портило всю картину, как и побег Жени в конце обеда. А тут Быстрицкая — его помощница — сидела в своём кресле, а Егор — лучший друг — присев на корточки перед девушкой, что-то рассказывал.

Яковлев смотрел в глаза Оленьки, грея её ладони в своих. Дух романтики витал в этой комнате, как и запах цветов, что этот идиот таскал сюда каждый день. Каждый ебаный день по букету.

Егор уже достал разговорами о любви с первого взгляда. Ему-то на черта слушать это? Пусть плетет свои словесные кружева перед Ольгой. Интересно, в каком шоке будет этот идиот, когда узнаёт, что Кирилл по его собственному же совету пытался использовать Быстрицкую, чтобы вызвать ревность Лайт?

Кирилл громко хлопнул дверью, привлекая к себе внимание. Испуганно дернулась только Ольга. Егор лишь бросил на друга укоризненный взгляд, мол «от-ва-ли».

Закрывшись в своём кабинете, он думал, что, если ещё раз застанет друга с помощницей мило болтающими или целующимися прямо в банке, выгонит обоих с работы ко всем чертям. Пусть занимаются своими личными делами в другом месте. Дёмина в чем-то была права, устанавливая в своём отделе строгие правила. А Кириллу, было особенно паршиво, что ему запрещено также открыто демонстрировать свои чувства к ней.

Глава 13

— Что это за дерьмо? — сквозь зубы, еле слышно прошептала Евгения.

Верховский стоял посреди общего зала её отдела и протягивал букет цветов. Чертовы розы, которые она не переносила. И выражение лица парня было таким, что не оставляло сомнений: если она не возьмёт цветы, он всучит их ей силой. Только одно останавливало её, чтобы не отшвырнуть этот венок. На них пристально смотрел весь её отдел. Якушева — скептически подняв брови, Прошин — с неподдельным ужасом, остальные — с интересом.

Этот засранец решил так заявить всем, что ухлёстывает за ней? Идиот. Ещё бы на еженедельное собрание всех отделов притащил этот веник. Чтоб уж наверняка весь банк шептался. Чтобы ходили слухи, что они спят. Ей хватало одного того, что на этих собраниях он неизменно прожигал её своим взглядом. Теперь всем станет понятно, в чем интерес наследника банка к ней. А ещё Лайт трясло от одной мысли, что теперь на неё будут смотреть со снисхождением главы других отделов: «Понятно, как Дёмина добилась своих успехов».

Вчера их совместный обед кончился совершенно ужасно. Она зачем-то так сильно разоткровенничалась перед ним. А потом заметила выходящего из кафе главу отдела кредитов. Он видел, как она обедала с Верховским, и уже тогда снисходительно посмотрел на неё.

— Цветы, — также зло прошептал Кирилл в ответ. Будто не хотел их подарить, а желал ей смерти. Лайт сделала шаг в сторону и, обогнув парня, прошла мимо, еле слышно бросив:

— Твой отец будет в восторге.

Кирилл усмехнулся. В кой-то веки ему было плевать, что там скажет или решит за него отец.

— Что это? — зло спросил Верховский, смотря на лист бумаги, протянутый ему Дёминой через стол. Он прочёл первые строки, но смысла их не понимал.

— Заявление на увольнение, — произнесла та.

Эти цветы стали последней каплей. И если бы это был единичный случай! Неделю он изводил её новыми букетами, благоразумно больше не вручая их сам, а посылая курьеров. Всё равно все и так уже знали, от кого цветы. Женя же понимала, что скандалить с посторонними прилюдно не менее глупо, чем с самим бывшим стажером. Если она не брала эти чертовы цветы, их ставили перед её дверьми, так что их видел каждый проходящий мимо. Она вынуждена была забирать их в кабинет, а тот…

Её идеальный белый кабинет превратился в адский розарий. Верховский считает это смешным?

Кирилл поднялся с кресла и медленно разорвал бумагу пополам.

Лайт от его вызова даже не дрогнула, проронив:

— Это копия. Его уже подписал твой отец. Я ухожу.

Парень, стиснув зубы, вышел из-за стола и подошел к женщине так близко, что мог бы уткнуться лбом в её лоб. Лайт даже рассмотрела еле заметную родинку на его щеке, которая в тайне манила её со времён поцелуя в кабинете. Такая маленькая деталь, но такая острая, как потянувший её крючок, выворачивающий всеми нервами наружу.

Евгения поймала мурашки от этого угрожающего взгляда и обманчиво мягкого движения. Не страх — возбуждение от наглого поведения Кирилла.