Страница 7 из 9
Уныние постепенно стало охватывать меня, бурой ржавчиной разъедая душу. Я вспомнила слова Кати, сказанные ею тихим голосом вчера утром: "Ты меня убила." Была в этих простых словах констатация факта, который я сейчас и осознала. Это я поспособствовала Катиной смерти, спросив её о прошлых грехах? Значит, я – убийца… Но, позвольте! Воспротивился рассудок. Ведь не я заливала девушке в рот алкоголь, не я толкнула Савкину сесть за руль пьяной. Да, спросила, оказалась невоспитанной и беспардонной. Но винить себя в смерти Савкиной, тройной убийцы?!
Скорее всего, осознание прошлых грехов отказало такое тяжкое воздействие на Катю, что жизнь с этим дальше показалась девушке невыносимой. Так я предположила. И всё же, мне было жаль Катю. До сих пор не верилось, что девушка с неиссякаемой энергией, весёлая, позитивная – вдруг ушла из жизни. Мысли становились все мрачнее. Как теперь жить мне дальше?
Позавчерашнее видение вырвало меня из стен обычной жизни, погрузило в страну тяжести и боли. Я испытывала все страдания Кати вместе с ней. Хорошо, хоть не почувствовала той боли, о которой упоминал загадочный водитель автобуса. М-да, слабое утешение… Вновь позабыв о Славе, я задумчиво стояла у окна, с бессознательным ожиданием глядя вниз. Нетерпеливая трель телефона заставила встрепенуться. Взглянув на экран, я торопливо схватила трубку:
– Лола, привет! – Корнеев кричал в динамик, пытаясь перекричать ветер, который временами заглушал его слова, – такие дела, нет больше с нами Катюхи… Нас всех отпустят на её похороны. Не могу понять, что произошло. Не самоубийство, я думаю. Несчастный случай. Она такая жизнерадостная была, с чего бы ей выбрасываться с десятого этажа?
– Да, – едва слышно ответила я, виновато опуская глаза. Как будто Корнеев мог меня сейчас увидеть.
– Ты с ней разговаривала вчера? Она как-то к тебе больше всех тянулась, – продолжал вытягивать жилы Слава.
– Нет, – поспешно ответила, – я болела вчера, с температурой валялась.
– Что? Плохо слышно, говори громче! Я за пивом вышел. Не могу. Так тяжело стало. Ты как? Не раскисай! – не слыша меня, кричал в трубку Слава.
– Я не раскисаю! Очень жаль Катю! – подстраиваясь под Корнеева, выкрикнула я. Потом сообразила и добавила, чуть понизив голос: – Ты перезвони, когда домой придёшь.
– А, хорошо! – Слава отключился. Я сидела с трубкой в руке, бессознательно потирая гладкий экран. Мысли постепенно приходили в порядок. Надо будет объяснить Корнееву, что с Катей я не общалась. Во избежание ненужных вопросов и терзаний моей души. Вновь захотелось заплакать, даже не зарыдать, а просто завыть в голос. Но…
Раздалась трель мобильного. Начальница, Инна Сергеевна. С тяжким сердцем я ответила, уже зная, с какой новостью звонит женщина:
– Да, слушаю…
– Добрый день, Лола! – голос начальницы был невозмутим. Ни тени человечности. Это сначала она показалась доброй и ласковой. Очень скоро я поняла, насколько ошибалась. Под маской улыбчивой и ласковой простушки скрывалась самая натуральная «железная леди», с большими амбициями, а следовательно, требованиями. Я, как и многие другие, терпеливо выносила все её, иногда запредельные требования, – у нас случилась беда. Наша коллега, Катя Савкина, трагически погибла. Мы собираем деньги для её семьи. Ты новенькая, вроде как спрашивать неудобно…
Она помолчала, видимо ожидая от меня реакции. Не дождавшись, продолжила всё тем же механическим голосом:
– Но за тебя предложил внести деньги Корнеев. А вы уж там сами разберётесь, – небрежно добавила она, – кстати, хотела тебя спросить. Потому что представители полиции тоже будут задавать тебе этот вопрос. Когда вы последний раз виделись или разговаривали с Савкиной? Не показалось ли тебе, что она была чем-то озабочена?
– Позавчера на корпоративе виделись. Потом я ушла. Мне что-то плохо стало, приболела, – я уже мысленно готовилась к расспросам и была в себе уверена, – Катя казалась весёлой и бодрой, как всегда.
На какую-то секунду меня охватили угрызения совести, но были безжалостно подавлены. Кате не поможешь, а пытаться объяснить необъяснимое я была не готова. Неприятно царапнуло то, что даже разговаривая о погибшей Кате, Инна Сергеевна называла её по фамилии. Как будто подчёркивая своё небрежное отношение к произошедшей трагедии. Да, мы для неё не люди… Одним холопом меньше – какое это горе? Тяжелые мысли проносились в голове. Хотя бы видимость сожаления изобразить можно?!
– Хорошо, я поняла, – ровно произнесла начальница. – Жду тебя завтра на работе.
Она отключилась, а я ещё долго сидела, мысленно бурля, как закипающий чайник. Кто дал этой женщине право равнять нас, своих подчиненных с быдлом, а себя считать «барыней»? Откуда столько надменности и чванства в человеке? Ответов не было, лишь перед внутренним взором вставала холодная усмешка Инны Сергеевны, её наполненные презрительным высокомерием глаза.
Я вздрогнула, когда телефон в руке разразился мелодией звонка. Видимо, покоя сегодня больше не будет. Скосила глаза и вздохнула с облегчением. Снова Слава.
– Слышал, завтра в офисе будут сотрудники полиции, – уже обычным тоном проговорил он, – решил предупредить тебя, чтобы сильно не пугалась, когда вызовут…
Я поблагодарила и отключила телефон. Остаток дня я провела, валяясь на кровати, вновь и вновь прокручивая в воспоминаниях трагедию, произошедшую на Катин день рождения. Пока вязкий тяжелый сон не накрыл меня удушливым тяжелым одеялом.
Утром офис встретил меня настороженной тишиной. Коллеги негромко переговаривались, стараясь не смотреть на большой портрет Кати, установленный на столе, так, что сразу бросался в глаза.
– Летицкая! – я едва успела пройти к своему месту, как дверь начальницы распахнулась и Инна Сергеевна, невозмутимая и деловитая, возникла на пороге, – зайди ко мне, пожалуйста.
Я подошла, чувствуя, как сердце многократно ускорилось. Почему-то показалось, что сейчас, под пытливым взглядом начальницы, я расклеюсь и расскажу обо всём. Меня ждал сюрприз: в кабинете Инны Сергеевна находился незнакомый мужчина. Взгляд его, внимательный, как будто присасывающийся, выдавал его с потрохами.
– Познакомьтесь, Иван Борисович, это наша сотрудница, Летицкая Лола Геннадьевна… А это Иван Борисович Сукотин, он из полиции.
Я молча кивнула, стук сердца превратился в грохот, который, казалось, слышат все окружающие. Во рту пересохло. Я провела шершавым языком по сухим губам.
– Лола Геннадьевна, мне надо задать вам пару вопросов. Не пугайтесь, это стандартная процедура. Дело, скорее всего, будет квалифицированно, как несчастный случай, а вопросы больше для порядка, – он улыбнулся одними губами, цепким взглядом обшарив моё лицо. От его объяснений стало немного легче. По крайней мере, никто меня не собирается обвинять в смерти Кати… Да, да, именно этого я и боялась, как бы глупо это не звучало. Вопросы, на самом деле, были формальные: насколько тесно мы были знакомы с Катей, когда в последний раз виделись… Самое главное: на все вопросы ответила, почти не покривив душой. Знакомы были поверхностно, чисто по работе, виделись в последний раз на корпоративе…
Выходила из кабинета, приподняв голову. И дело было не в том, что я обрадовалась квалификации гибели Кати, как несчастному случаю. Я словно избавилась немного от изнуряющего, давящего чувства вины. Я не виновата в гибели Кати. А уж официальное признание этого ещё больше придало уверенности. День прошёл в рутинной рабочей суете: "Отряд не заметил потери бойца." Вечером мы с Корнеевым возвращались, как обычно, вместе. Притихшие, за весь день не перекинулись и двумя словами, и сейчас молчали. Вышли из метро. Я повернулась с вежливой улыбкой, собираясь попрощаться, но Слава вдруг предложил:
– Лола, пойдём погуляем? – и торопливо добавил, словно боясь отказа, – я знаю классную летнюю веранду…
Почему бы и нет? Я мысленно пожала плечами, а вслух согласилась. Мы медленно брели по улице, наслаждаясь свободой после офисного рабства.