Страница 8 из 10
Хлопушин тоже находился в лагере и выполнял разные поручения старшины Тюрина, который руководил всем процессом. Кроме того, в станице был организован полк из боевых казаков, которые примкнули к лагерю из ближайших хуторов и станиц. Часто можно было заметить в лагере отца и сына. Первый служил в полку, а второй – у Степана. Одним словом, жизнь бурлила, а на фронте были успехи. Казаки выдавливали большевиков с Дона.
В один из солнечных дней Степан сидел на мешках с провиантом и наблюдал, как молодые казаки рубятся шашками. Димка стоял рядом и громко кричал на казаков, исправляя их ошибки. Он был искусным мастером рубиться на шашках, даже Степан ему порой удивлялся.
Послышался грохот и шум копыт – это мчался сам Афанасий Семенович. Степан обернулся и увидел дядьку.
– Степан, собирайся в станицу, гости к тебе пожаловали!
– Какие такие еще гости? – удивленно спросил Степан.
– Батя да Иринка приехали. Не удержалась, уговорила старика, – крикнул дядька.
Степан услышал новость, что жена в станице и мигом помчался к коню, только на ходу кричал Димке и давал указания. Он с ходу оседлал лошадь и поскакал в станицу. Там его уже ждала Ирина с гостинцами, а Иван Тимофеевич ходил среди служивых казаков и чему-то пытался их научить. Ворчал казак, как обычно.
Увидев Степана, жена помчалась к нему навстречу, только живот придерживала.
– Дуреха! Ох, дуреха! Куда это тебя понесло в такую даль! – кричал Степан, спрыгивая с коня, обнимая Ирину.
– Не могла удержаться! Уговорила папаню приехать к тебе!
– Ох, дуреха моя! – продолжал причитать Степан, а сам был рад и только прижимал жену все крепче и крепче.
– Не ешь, наверное, ничего тута! Вижу, что голодный! Пошли, повечерять будем! – говорила Ирина.
– Рано еще. Димку дождемся, и все вместе вечерять будем, – сказал Степан.
– Ну хватит, покахаться на людя́х, – кричал Иван Тимофеевич, приближаясь к сыну. Ковыляя своей неторопливой походкой, подошел к Степану да поправил ему фуражку.
– Батя, давай, хоть прижмемся, что ль! – с улыбкой сказал Степан.
– Тьфу ты, дурень, тоже вздумал мне. Где этот балбес? – проворчал Иван Тимофеевич.
– Обучает молодых, скоро прибудет, – сказал Степан, и они направились в курень.
– Благодари женку – это она затеяла к вам направиться, – бурчал отец.
– А ты и не рад увидеть сынов? – с улыбкой спросил Степан.
– Рад, не рад – мое дело доставить! – сказал отец, а сам сиял, что дети в полном порядке.
Вечером все собрались и принялись принимать трапезу. Иван Тимофеевич с Ириной прибыли на одну ночь. Димка, как всегда, поглядывал на Катерину, которая находилась там же. Иван Тимофеевич быстро заприметил это дело.
– Степан, пойдем, погутарить надобно!
Они вышли из куреня и прошли вдоль база, усевшись в бричку, на которой прибыли нежданные гости. Иван Тимофеевич достал махорку и стал закручивать цигарку, поглядывая на Степана.
– Ну гутарь уже, батя! Не затянуться ты ж меня позвал?
– А чего ж не затянуться с батей, – хриплым голосом проговорил отец.
– Что это Димка наш так на Катерину вылупляется? – спросил Иван Тимофеевич. – Никак заприметил себе бабенку… а?
– Заприметил, батя, зараз заприметил, – делая затяжку и выпуская дым в небо, сказал Степан.
– Ах ты, сорванец! Не время размышлять о бабах!
– Чего ж не время? Димка взрослый казак, надобно и присмотреться к семейной жизни, – сказал Степан.
– Ты разузнал про Катерину?
– Батя, а мне незачем… Это Димка пусть решает!
– Это мне решать! – вскрикнул Иван Тимофеевич. − Ежели Иринке не рожать, то остался бы я тута с вами да пригляделся к Катерине. А так наказываю тебе присмотреться! Смотри мне, Степан, чтобы не обдурила Димку.
Степан засмеялся.
– Как там мамка да Машка? – спросил Степан.
– Что с ними будет. Одна цельный день валяется на печи, другая – у печи… Ха-ха-ха! − раздался громкий смех. Батя с сыном смеялись и обнялись, пока никто не видит.
– Ты мне вот чего скажи. Биться-то с красными придется иль сборами обойдется?
– Ой, батя, не знаю. Вроде как наши погнали красных, а там, гляди, все переменится.
– Ладно! – вскрикнул Иван Тимофеевич. – Наказываю тебе за Димкой следить, чтобы не наделал мне дел.
– Ты об чем?
– Об том, что притащит мне пузатую Катерину!
– Ну, притащит и притащит! Ладно, батя, пошли внутрь, дюжа по жене соскучился, – сказал Степан.
Иван Тимофеевич бежал мелкими шагами за Степаном и приговаривал:
– Ты мне все равно смотри за ним.
Совсем мало времени прошло с тех пор, как Степан уехал из родного хутора, но за это время Ирина успела соскучиться. Каждый день она молилась за мужа, чтобы с ним ничего не случилось. В этот вечер они сидели допоздна и не могли налюбоваться друг на друга. Для Степана это был приятный сюрприз, но служба продолжалась. На заранке Иван Тимофеевич с Ириной отправились домой, а братушки их провожали. Степан шел за лошадью, пока дорога не закончится и махал жене.
Глава 3
Лето выдалось жарким и душным. Во всех куренях двери стояли нараспашку. Хутор Ольховый обезлюдел. В базу разве только можно было встретить казаков-стариков, детей и казачек. Уже вечерело, Иван Тимофеевич вместе с Варварой Семёновной сидели на улице, о чём-то размышляя. Это были редкие минуты, когда они могли спокойно поговорить. Неожиданно, как стрела, выскочила Машка.
– Батя! Маманя! Началось! Началося… – кричала Машка и, вылупив глаза, бежала в сторону родителей.
– Тьфу ты, дурёха, чего у тебя там началось? – хриплым голосом пробурчал Иван Тимофеевич.
Варвара Семёновна вскочила с бревна и стала от испуга кружиться.
– Дурак старый! Иринка рожает!
– Ох ты, Божья Матерь! Воды мне и тряпок, – возопил Иван Тимофеевич. Машка схватила ведро и побежала к колодцу.
– Не слухай его, Машка, я за повитухой. Не пущай батю к Иринке, не его это дело, роды принимать! – кричала Варвара Семёновна.
– Я лекарь, лучше вашего знаю, что надобно, а что нет! – бурчал Иван Тимофеевич, а сам не решался идти в курень.
Несмотря на современную медицину XX века, у казаков было принято роды принимать по старинному обычаю. Приглашалась повитуха, а все члены семьи мужского пола выгонялись на улицу. Существовал даже целый родильный обряд, который казаки беспрекословно выполняли. В доме обычно оставались две родственницы роженицы и повитуха.
Иван Тимофеевич поковылял в курень, схватил Тимофея Аристарховича под руки и сказал:
– Пойдём, батя! Не наше дело тут топтаться.
– Ванька, ты б горилки прихватил, чтобы не слишком нам думать об родах, – пробурчал самый старший Тишин.
– Тебе лишь бы хлебануть, всегда повод найдёшь, – бурчал Иван Тимофеевич.
– Правду гутаришь, батя, без горилки не обойдёмся, – однако добавил он.
Тишин усадил отца на лавочке, а сам побежал в подвальчик неподалёку, откуда вытащил бутыль горилки.
– Машка! Хлебу нам принеси и солью посыпь! – крикнул Иван Тимофеевич.
– Удивительное это событие. Пятерых Варвара рожала, и каждого ждал, как первого, волнуюсь – сил моих нет. Теперь внуков жду, а чувства прежние, – сказал Иван Тимофеевич, разливая горилку.
– Это в тебе родственная душа играет, – сказал Тимофей Аристархович и потянулся за стаканом.
– А-а-а, батя, тебе только одно: выпить да бельтюки закатить, – пробурчал Иван Тимофеевич, но сам также потянулся за стаканом горилки.
На пороге появилась Машка, держа в руках хлеб, испечённый в печи, лук и соль. Подбежала и положила на пенёк рядом со стариками.
– Ну, что там с Иринкой? – поинтересовался батя.
– Кричит да стонет! − ответила Машка.
Возле заборчика появилась Варвара Семёновна, позади нее быстрым шагом шла повитуха из соседнего база. Звали её Раиса Кузьминична.
– Кузьминична, ты береги мне внука и дочку, – крикнул Иван Тимофеевич, откусывая головку лука.
– Не учи, дед! – проворчала повитуха и направилась внутрь.