Страница 8 из 16
Кирилл
Из всех дней недели самым ненавистным для Кирилла был вторник. Проработав два года в крупном научно-исследовательском институте, молодой человек начинал постигать все тонкости и нюансы своей работы. Специфика работы института, а именно большая часть научно-исследовательской деятельности, целиком и полностью ложилась на плечи сотрудников института, а это, в свою очередь, не терпело простоя, – как постоянно подчеркивал начальник отдела физико-химической биологии и биотехнологии, доктор химических наук – Федор Владимирович Бучневич. Под этим самоотверженным девизом кто-нибудь из младших научных сотрудников нередко выходил дежурить в субботу или воскресенье. Работа в нетрудовые дни была, что называется, – не бей лежачего, но реактивы и объекты исследований требовали внимания, а главное – присутствия и несколько «везунчиков» из числа аспирантов выходили дежурить с переносом выходного дня на начало недели. В связи с такими дежурствами, понедельники в институте встречали прибывающих сотрудников пустынными коридорами и закрытыми кабинетами, а вся основная деятельность оживала во вторник.
Но грядущее утро сонного понедельника принесло Кириллу усталость и головную боль – ожидаемые последствия после празднования дня рождения, с таким началом будничной недели ничего хорошего в перспективе не предвиделось. Проблемы начались уже с утра – в холодильнике закончились яйца и сливочное масло, а значит – ни тостов, ни омлета соорудить было не из чего. Как выяснилось позже, закончился и кофе, – пенек с глазами! – обругал себя Кирилл, запивая крекеры теплой минералкой. Институт находился на другом конце города, хотя понятие слова «город» и сам Фрунзенск были не рядом, – «Городище», как называл его Борик, и по мнению Кирилла этот термин больше походил на правду. Тем не менее, пешком до работы было далековато, а общественный транспорт, во всяком случае та его составляющая, на которой можно было доехать до места работы, навевала тоску и уныние уже при одном внешнем виде. НИИ имени Фрунзе располагался на краю города и из других учреждений, стоящих неподалеку, были: центральная областная больница имени Склифосовского и исправительная колония общего режима, приписанная к Фрунзенскому химическому комбинату, именуемому в народе просто – «Химки». Сам же химкомбинат находился в другой части города возле АЭС, – «Химки там, а химики тут», – пошутил как-то на эту тему неутомимый Борик, завидев колонну заключенных в казенных телогрейках.
Проще всего было бы запрыгнуть в автобус, благо, что попутчиков в эту часть города утром набиралось немного, но вспомнив о тесных сиденьях гремящего автобуса с салоном, пропитанным запахом выхлопных газов, Кирилл решил воспользоваться электро-самокатом. Прогноз погоды предвещал мелкий дождик, но в утренние часы небо выглядело безоблачным и безобидным, – «ничего, авось не промокну». Пропищав звуковым сигналом самокат включился и плавно тронулся с места, дисплей показывал сорок процентов от полного заряда аккумулятора, – еще и зарядить забыл! – обругал себя Кирилл в очередной раз за это утро.
По улице Интернационала молодой человек проскочил быстро и выехал на более-менее оживленный Рабочий проспект. Дорожное покрытие на проспекте было терпимым, но кое-где попадались солидные ямы, проехать которые на маленьких колесах электрического самоката представлялось делом весьма затруднительным и Кириллу приходилось время-от времени выезжать на дорогу. На углу пересечения с Маяковской улицей его обсигналил красный ЛиАЗ, едущий в том же направлении, – «Склифа», остальные буквы из названия больницы на табличке с указанием маршрута не уместились. Кирилл прижался к обочине, встретившись глазами с полной девушкой, обмахивающей лицо сотовым телефоном в тщетной попытке избавиться от духоты немытого салона и порадовался своему решению – ехать на самокате. Автобус гремел и трясся, из выхлопной трубы шел омерзительный черный смрад, – сверну на Карла Маркса и срежу дворами, – решил Кирилл, вдоль дороги ему ехать больше не хотелось.
От своих друзей и знакомых он часто слышал одно и тоже, – как сильно им «приелись» названия улиц, но Кирилл любил старый Фрунзенск именно таким, каков он был. Изначально город был заложен в тысяча девятьсот сорок седьмом году, когда власти Советского Союза, умудренные горьким опытом второй мировой войны, решили вложить усилия в науку и технику, а именно – развивать военные технологии, чтобы иметь преимущество над потенциальным врагом. Так был заложен Комсомольский комбинат химической промышленности, положивший основу существованию города. Отец рассказывал, что изначально Комсомольск на Дону насчитывал две тысячи жителей, в основном из числа строителей и рабочих, ютившихся в продуваемых ветрами бытовках и двухэтажных тесных бараках, которые они же сами для себя и возвели. Город изменился спустя десять лет, когда в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году было окончено строительство атомной электростанции имени Фрунзе, которая дала название и новую жизнь нынешнему городищу. В семьдесят седьмом было окончено строительство научно-исследовательского института – грандиозного по размерам сооружения, имеющего девять этажей в высоту. Но о том, что институт имеет целых шесть подземных этажей, даже в нынешнем Фрунзенске мало кто знает. Сам Кирилл, будучи аспирантом, имел доступ от первого – до четвертого этажа, где и находились основные исследовательские лаборатории, иногда по мелким поручениям руководства он спускался на минус-первый этаж, где располагался институтский архив. О том, что могло иметь место на других этажах здания, среди многочисленных младших научных сотрудников НИИ ходили легенды, которые старший научный персонал института просто никак не комментировал. Последнее было нормальным, так как работая и проживая в городе «закрытого типа» люди быстро привыкают к секретности. Да, о чем тут говорить, если в месте проживания, в паспорте, у всех жителей числится – «Фрунзенский жилой массив», а за пределами города никто и не подозревает про существования Фрунзенска-19.
Впрочем, так было не всегда, в девяностые годы Фрунзенск «рухнул» ко всеобщему вниманию – на общее обозрение и город закрытого типа был бессовестно рассекречен. Правда, внимания на это в то время никто не обратил, после развала Советского Союза всех мучали иные вопросы. Не имея собственных заводов и фабрик, выпускающих продукты питания, город захирел и осунулся, появились двухэтажные дома с выбитыми окнами и пустыми квартирами, жители города и квалифицированные рабочие разбегались на заработки кто-куда. Многие бомбоубежища стали жертвами «предпринимателей нового времени» – так появились пресловутые «подземные киоски», так оставшиеся жители некогда закрытого города узнали о существовании подземных коммуникаций, – «Город под Городом», как окрестила заголовки первых страниц городская газета «Вестник Ленина». Впрочем, и на эти публикации в то время внимания тоже обращали не особенно.
К середине двухтысячных Фрунзенск снова получил статус закрытого города, при чем на этот раз, засекретили его основательно. Ни единого упоминания в газетах, ни одной статьи в интернете – о существовании города знали лишь сами жители этого города, да и те находились под действием документов рекомендательного характера, запрещающих упоминание о месте своего проживания – Фрунзенский жилой массив и никаких компромиссов! О разглашении третьим лицам сказано было не мало – проводилась работа в школах и иных заведениях учебного плана, регулярно проводились разъяснительные беседы на производственных участках различного характера. Разъяснения сводились к единому – нарушителей ожидало наказание, «в зависимости от нанесенного ущерба» – и эту простую формулировку каждый трактовал по-своему: мелкий штраф или крупное денежное взыскание, административная ответственность или реальное лишение свободы. Благо, что здесь, в большинстве своем, жили люди привычные – их в детстве учили родители, шепча своим чадам слова наставления, кивая с опаской в сторону плаката на женщину в красном платке, – «НЕ БОЛТАЙ!». Дети выросли и сами стали родителями, и вот уже новое поколение учит своих детей правилам поведения в закрытом городе. Сообщения в мессенджерах бессовестно отслеживались, социальные сети проверялись на совесть.