Обычное зло

Бурков снял фуражку и бросил ее на пол. Вытер потный лоб, наклонился над голограммой, словно всматриваясь. Не в себе командир, но и осудить нельзя.

Степаныч где-то высоко над нами скрипел квази-синапсами и щупал, щупал все, до чего могли дотянуться лидары «Айсберга», гравитационные, радио и прочие датчики. Вся мощь современной технологии, не зря же звездолет-разведчик. Хотя и не последней модели, но первые экзопланеты открывали совсем уж на древних аппаратах – и ничего.

– Последний перед исчезновением сигнал ховера откуда был? – уточнил капитан.

– Возле Скалы. Метров пятьсот, – немедленно ответил искин. – Точнее…

Вот придурок Вольски.

Бурков выразился энергичнее, там что-то было про мать и сложную половую жизнь штурмана.

– Да не надо точнее. Все ясно.

– Сканирование закончено, результат отрицательный.

– Надо думать… – капитан откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. – Найду – прибью гада. Своими руками.

Степаныч издал невнятный звук из своей богатейшей фонотеки. Вроде как и ответил что-то, а вроде – и нет. Мне такому учиться и учиться.

– Вот такая фигня, Герман Сергеевич, – сказал капитан. – Лететь надо туда. Нам с тобой.

Он вскочил с кресла. Минута слабости и растерянности миновала, он снова стал самим собой – уверенным и немного грозным командиром.

– Степаныч, код «Пиастры». Капитанский доступ.

Шкаф возле входа, который я уж и не надеялся видеть открытым после посадки – атмосфера пригодна и безопасна, биологической угрозы нет, – распахнулся. Оттуда выдвинулся на держателях скафандр высшей защиты, из-под него вынырнул стеллаж, раскрылся книжкой, давая Буркову выбрать оружие из небогатого, но серьезного арсенала. Я обошел командира и заглянул внутрь шкафа: там еще полно всякого добра, жаль, для меня особо ничего нет.

Странно это все: беспилотники и на саму Скалу садились неоднократно – камень он и есть камень. А с людьми вот какая чепуха вышла. И ховер-то где?

– Шевелись, ждать не буду!

А я что? Я уже запрыгнул в грузовой отсек. На сидении неуютно слегка, привычки нет, а отсюда и обзор отличный, и ветром не сносит. А то у меня глаза слезятся просто так летать, не барское это дело.

В скафандре Бурков был похож на киногероя. Еще и крашер с плеча свисает на ремне – красиво! Броня, ствол, мужественное лицо, затененное стеклом шлема. Минимум рекламы – и можно сделать героем всех восьми обитаемых планет. Да девяти уже, если Слюну считать.

– Залезай, не тормози!

А я опять-таки что? Я как скажут. Протиснулся, забрался глубже в грузовой отсек, прильнул к стеклу. Крышка люка над головой зашипела, закрылась. Противный звук, но уж получше общей тревоги.

Полчаса делать было решительно нечего. Я дремал, поглядывая на бесконечные белые разводы болот на фоне рыжеватого камня. Ни души. Краем сознания слушал активные переговоры кэпа со Степанычем, доклады искинов беспилотников – ага, всю стаю Бурков с собой прихватил, расположив их выше нас и по бокам. Где-то сзади летели даже четыре строительных робота в боевой трансформации. Серьезная штука, если уметь пользоваться.

Капитан умел.

По меркам эдак двадцатого века наша тесная компания могла бы разнести танковую армию, например. И даже не вспотеть. Роботы вообще редко потеют, кэпа оберегает скафандр, а я… Ну да мне тоже вполне нормально.

– Верхний эшелон – контроль пространства, левое крыло окружает Скалу по периметру, правое – охрана ховера. Степаныч, расставь сам.

Два километра еще. Я лениво выглянул в остекление. Да, засуетились треугольники, оцепили нас снизу. Теперь к танковой армии можно добавить и столичную систему ПВО из той же седой старины, мы бы прорвались. Только вот нет здесь никого, мы – и Скала впереди. Здоровенная она вблизи.

Прикрыл глаза, глянул через нейросеть на всю нашу суету. Доступ только на просмотр, неуверенный я пользователь. Но увиденное впечатляло, конечно. Грани Скалы облепили цепочки вырвавшихся вперед беспилотников, с четырех сторон сверху все это контролировали лазерные пушки строительных роботов. Лепота и победа человеческого разума.

Где только Вольски с Эльзой?

– Расстояние до цели семьсот тридцать метров. Семьсот. Шестьсот двадцать.

По ощущениям – а на что еще полагаться? – нам сзади влепили отменного пинка. Ховер закрутило огромной бабочкой, выключилась вся электроника, на общем канале связи, забивая все, противно заскрежетало. Меня бросало по отсеку, вертело, ударяя то о стекло, то о пол, почти размазало.

–…ныч! Сроч…

Скрежет забил все. Сомневаюсь, что искин корабля хоть что-то услышал. Я вцепился в тканевую обивку отсека, но это мало помогло: оторвало и снова швырнуло вперед, в стекло, где вместо безумного калейдоскопа резко нарастало черное.

Скала? Скала… Сейчас нас разнесет на много маленьких космонавтов.

Кажется, ударили лучи лазеров, скрещиваясь перед нами на черной вязкой поверхности Скалы. Роботы трудились по какой-то своей программе, где важнейшим стало не изучение и анализ, а спасение экипажа. Пирамида втянула излучение, впитала его, оставшись целой.

А потом раздался хлопок, запахло горелым в неестественной смеси с тонким цветочным ароматом, нас внесло куда-то и выкинуло на прохладный пол, как нерадивая хозяйка выплескивает из ведра воду, не заботясь о брызгах.

Ховер исчез, словно растворился на этой стадии перехода. Бурков лежал лицом вниз, совершенно голый – и где там его высшая защита и надежный крашер на ремне?

Эхе-хе.

Я неуверенно встал, осматриваясь. Тусклый, неведомо откуда идущий свет. Помещение повторяло контуры самой Скалы, но в гораздо меньшем масштабе. В сходящихся далеко вверху гранях, словно в янтаре, виднелись две фигуры. Тоже голышом, не западня, а нудистский пляж какой-то… У Эльзы глаза были открыты, рот искривлен в крике или проклятии, а штурман необычно спокоен, лицо напоминало посмертную маску. Больше его ничего не смешит?

Капитана вдруг подбросило, окутало облачком искр и поволокло к свободной стене, легко разворачивая в воздухе ногами вниз. Потом впечатало, с легким причмокиванием всосало внутрь. Но, несмотря на то что тело полностью погрузилось в камень, Буркова было прекрасно видно. До мельчайших деталей.

– Несовершенная форма жизни, – задумчиво сказал некто вслух. Медленно, будто подбирая даже не слова – каждый звук. – Снова не то.

Я попытался открыть канал связи. Потом карту. Затем хоть что-то из функций нейросети. Бесполезно.

Такое ощущение, что всю кучу вживленных в кровь наноботов вымыло этим переходом внутрь Скалы. И остался я один, голый и босый, против злого неземного разума.

Утешало только, что не впечатанным в грань пирамиды. Пока что.

– Почему ты молчишь, Герман… Сергеевич?

Вот убейте меня, голос был неживой. Искусственный. И, в отличие от Степаныча, никаких эмоций даже имитировать не пытался. Интересный шанс.

Я откашлялся. Так себе прозвучало, несолидно, но уж как есть.

– А что я должен сказать?

Произношение у меня было не очень. Несмотря на перестроенную до рождения гортань (да и много чего еще), долгие тренировки и острую необходимость, говорить я ненавидел.

К запахам горелого и цветов добавился неуловимый аромат воды. Да-да, она пахнет даже чистая. Особенно чистая.

Сдается мне, мне морочат голову. Или это такой эксперимент? Посмотрим.

– Кто ты такой? Ты не похож на эти низшие формы разума, у тебя сложная эмоциональная сфера. Из всех, кто попал в… Скалу за последние тысячу циклов, наиболее интересный экземпляр.

– Гм.

А что еще сказать? Приятно, конечно.

– Когда мои создатели умирали, поручено было передать ключи от планеты наиболее подходящему пришельцу.

Совсем интересно. Стало быть, я и…

– Они… члены экипажа мертвы?

– Нет. Глубокая заморозка, но она обратима.

– А что там насчет ключей от Слюны?

Повисло молчание. Судя по всему, неведомый иноземный разум задумался. Или сражается с ордой беспилотников снаружи, или решил помолчать. Главное, чтобы Степаныч не ударил орбитальными орудиями по пирамиде, нехорошо получится.