Страница 4 из 13
И ушёл внутрь. Скрылся из виду.
– Сердится на меня? – спросил Костя, вешая куртку на деревянный гвоздь.
Люда махнула рукой.
– Мне кажется, он жалеет, что уехал из деревни. Старею, говорит, я. Совести нет совсем.
Она говорила почти шёпотом, и Костя тоже понизил голос:
– Раньше он был другого мнения. Жалел, что не выбрался раньше.
– Хватит там шептаться! – крикнул Петя.
А в коридор степенной походкой наконец-то вышел алабай. Потянул носом, потом растянул спину, прогнувшись. И уже после этого подошёл к Соболеву и подставил ему свою лобастую башку. Гладь, мол. Давно не виделись же.
Костя умилился и принялся наглаживать Гэри. Оказалось, он соскучился по этому большому и верному псу. Соболев немного чувствовал свою вину. Когда он попал в плен к Марку, с Гэри могло случиться всё что угодно! Не случилось, в общем-то, только благодаря Тамаре, которая хоть и была бездушным монстром, а алабая не бросила.
– Гэри… мальчик мой хороший…
Костя почувствовал подступающие слёзы. Он был готов расцеловать пса – вот как соскучился.
Людмила отвела Костю в кухню и принялась кормить завтраком.
– А ты чего опять в наши края? Случилось что?
– А Пётр не говорил разве? – удивился Соболев.
– Да не о чем говорить, Костя. – сказал Петя, появляясь в кухне. – Я честно не понимаю, чего тебе в Москве твоей не сидится? Ну скажи мне, какое это всё имеет к тебе отношение? Отец мой? Деревня наша?
– Так ты из-за Марка приехал? – ахнула Люда, и опустилась на табуретку. – Что он опять натворил?
Пётр махнул на них рукой и увёл Гэри на улицу.
– Ты на него не серчай, Костя. Он поначалу-то радовался, когда вернулся в жизнь, где всё, как у людей. Дети рождаются, старики умирают. Время не стоит, а идёт. А потом, видимо, стало его мучить то, что жизнь конечна. Последние пару месяцев буквально запечалился он что-то.
– Люда, расскажите мне про своего отца. Когда приезжал Марк? Что говорил?
– Тяжело это всё, Костя. Вот представь сам, мне шестьдесят лет. Я мужа похоронила, с которым всю жизнь душа в душу прожили. Детей вырастили, внуков теперь навещаю. И тут является молодой мужик и с порога: «Здравствуй, дочка!» Как тебе такое?
– Жесть! – вполне по-московски ответил Костя.
– То-то и оно! А у меня все эти годы в памяти то, как он проклял меня. Как шлюхой назвал за то, что я полюбила, и от Игоря своего забеременела. И даже не за это он меня обзывал и проклинал, а за то, что поперёк его воли пошла. Каким он у меня в памяти остался, когда говорил мне те страшные вещи в лицо, таким точно он сюда и заявился. У меня жизнь прошла, целая жизнь, а он стоит на пороге, будто и не было этих тридцати с лишним лет. Я словно в тот день вернулась, когда родной отец, которого я любила, проклял меня и прогнал прочь.
– Я понимаю, Люда. Правда понимаю! Ну, то есть, я такого не переживал, слава Богу, но понимаю, насколько это страшно и нелепо.
– А я ведь ещё думала, нет его больше. Всё. Умер. Ой, Костя… ты ешь сырники-то, ешь.
– Спасибо, Люда. Вы знаете, где ключи от моей машины?
– Так а в коридоре они висят. На гвоздике. – Людмила вытерла фартуком глаза. – Поедешь туда?
Слово «туда» она сказала таинственным и страшным голосом.
– Поеду, Люда. Что-то не так пошло в прошлый раз. Я намерен выяснить, что.
Соболев хотел бы сказать, что собирается не только выяснить, но и исправить. Но промолчал. С ужасом подумал, что исправление потребует от него снова жить в Сибири, искать способы, сотрудничать с Морозовым. Нет, не то, что бы Андрей был чем-то плох… но Соболев помнил их общее прошлое, и сам факт возвращения к нему тяготил Костю. Вызывал чувство досады, которое поневоле распространялось и на журналиста.
Костя не дождался Петра. Уже потом, когда ждал около машины тех. помощь, – девятка не заводилась, немудрено, – видел, как мужчина прошёл в подъезд, сопровождаемый алабаем. «А собаку не дам!» – вспомнилось Косте. Ничего не поделать, придётся без Гэри. Может там дело-то выеденного яйца не стоит, и беспокоиться не о чем. Вот только интуиция подсказывала Соболеву: «Стоит. Есть о чём».
Пока на машину поставили новый аккумулятор, поменяли масло – в Запрудный Константин приехал к ночи. Он подъехал к супермаркету и позвонил Морозову:
– Надеюсь ты не спишь.
– Надейся.
– Я в посёлке. Ну, что? Поедем сейчас? – ехидно спросил Соболев.
– Нет. Давай поедем завтра.
– Выпить у тебя дома есть? Я что-то устал уже. Хотя только утром приехал в Сибирь.
– Что-то есть…
– Нет. Меня не устроит что-то. Ладно я куплю.
– Так сейчас уже не продадут.
Соболев легонько хлопнул себя по лбу. Точно! Время-то позднее. Позднее… чёртово село, куда завтра придётся ехать – ну не просто же так он пёрся из Москвы?
– Я куплю в ресторане. Жди.
– Хорошо. – согласился Андрей. – Я тогда ужин приготовлю.
Константин почувствовал, как зверски проголодался. Последний раз он ел какой-то пирожок с кофе, пока ремонтировали машину.
– Макароны с сыром? – спросил он.
– Нет. Яичницу с ветчиной. Макароны уже год есть не могу.
– Ура! Жди, в общем.
Соболев купил литр водки в баре, и поехал к Андрею. Поразительно то, что он помнил, где живёт Морозов. Даже не пришлось перезванивать, чтобы просить напомнить адрес.
Андрей открыл дверь и раскрыл объятия. Костя хотел было возмутиться и отмахнуться от такого радостного приветствия, но именно тут, в маленьком коридорчике Морозовской квартиры на него накатило: это же, по сути, его боевой товарищ. Андрей – свой! Они вместе сражались и вместе выжили. Соболев аккуратно поставил бутылки на обувную полку и обнял журналиста.
Весь вечер они пили водку, и вспоминали. То страшное, что их объединяло в прошлом. А может и объединило на всю жизнь, просто жили Соболев с Морозовым в разных концах страны.
– Надо бы сворачиваться, Кость. А то завтра день будет потерян.
– Надо бы. – согласился Соболев. – Только неохота. Охота вот так сидеть и вспоминать, а нового что бы ничего такого не было.
Он налил ещё водки.
– Ладно, я ещё не уезжаю. Если что, поедем послезавтра. Ну. За Захара!
Андрей кивнул. Они выпили, не чокаясь. Костя про себя присовокупил к поминальному тосту Тамару. Морозов не при чём, а Соболев с ней, вроде как, подружился.
Утром мужчины проснулись на удивление бодрыми, словно и не пили водку до четырёх часов. Когда Соболев вышел в кухню, Андрей уже варил кофе в турке.
– Доброе утро. Ну, что? Сегодня поедем?
– Получается, сегодня. – кивнул Костя. – Кофейком взбодримся, и вперёд. На подвиги.
Морозов налепил каких-то даже съедобных бутербродов. Костя прислушался к себе. Нет, правда, будто не пил. Придется ехать.
– Сам как думаешь, что там? – спросил он у Морозова.
Тот в ответ только плечами пожал, а в глазах его промелькнула тень страха.
Они решили не подъезжать на машине к деревне. Не доехали метров триста, Морозов поставил девятку поближе к деревьям. Дорога была одновременно и знакомой, и как будто ни разу не виданной. Странное ощущение. Морозов с Соболевым шли по дороге, и чем дальше шли, тем больше недоумевали. По их ощущениям, должна была уже показаться опушка, на которой стояла деревня Позднее. Но перед глазами была совершенно другая картина. Длинная, бесконечная просто, дорога уходила в глубь леса.
– Ничего не понимаю. – пробормотал Костя. – Мы не туда свернули, что ли?
– Тут больше некуда сворачивать с левой стороны. Заправку мы проехали, до кладбища немного не доехали. Там, где надо свернули, в общем.
– Но тогда бы мы уже увидели!
Он прибавил шагу, Морозов едва поспевал за ним. Соболев начал злиться. Даже если они всё сделали правильно, и деревни больше нет – это место всё равно, простите, не могло за год зарасти деревьями. И потом, дорога… куда она ведёт? Через лес… и куда?
Размышляя и злясь, Костя внезапно натолкнулся на невидимую преграду. Чуть голову не расшиб. Андрей остановился чуть позади него. Соболев поднял руку и вытянул вперёд. Он видел всю ту же дорогу посреди леса, но его рука во что-то упиралась. Это что-то на ощупь было, как стена. Костя повернулся к Морозову и потрясённо спросил: