Бесконечночь

Лето выдалось невероятно жарким. Очереди к бочкам с квасом были длинными, а жар от раскаленного асфальта чувствовался через подошвы. Девушки ходили на подготовительные курсы и готовились к экзаменам.

Ульяне очень нравилось главное здание, оно оказывало на нее какое-то магическое действие, подходя к проходной, она оказывалась в волшебном месте, храме науки! Ей хотелось поскорей начать в нем учиться, ходить по ступеням, протертым ногами тысячи студентов, блуждать по коридорам и лестницам, ведущих в неизвестность. Вид из окон на пруды Лефортовского парка тоже завораживал.

В перерывах между занятиями на подготовительных курсах девушки частенько выбирались в центр, гуляли по Красной площади или ездили на смотровую площадку на Поклонной горе. По вечерам иногда на бесплатных автобусах добирались до Лужников и смотрели фильмы под открытым небом.

Недалеко от общежитий на пятой Парковой они частенько обедали в столовой. Тогда все казалось им недорогим: шаурма стоила тридцать рублей, еда в столовой – сорок пять за комплексный обед, гречку с кетчупом (совершенно незнакомое им до того момента сочетание) можно было поесть за двенадцать рублей. Больше всего уходило на телефонные карточки, чтобы позвонить родителям и успокоить, что у них все хорошо.

В комнате с девушками жила Алена Сурикова, некрасивая и полностью конопатая соседка, которая уже второй раз пыталась поступить в этот институт.

– В этот раз у меня все получится! – уверенно заявила она своим новым подружкам. – Я уже все знаю, подготовлена на сто процентов.

Алена после той неудачной попытки не вернулась домой в родной Томск, а устроилась работать на Горбушку. По ее словам, она зарабатывала более пятисот долларов в месяц и вместе с другой девушкой, ее землячкой, они снимали комнату в коммуналке через дорогу.

На самом деле это было похоже на правду, потому что деньги у нее водились и одежда была модной и не такой дешевой, как у Ульяны с Настей, да и косметики – полный чемодан, а не пара гигиенических помад, как у девушек.

Алена разделяла однажды высказанное мнение Насти о том, что учиться надо в техническом вузе, чтобы поскорей выйти замуж.

– Мне мама так и сказала: с твоей внешностью – только туда, где полно парней. Она у меня тоже некрасивая, но папу подцепила почти сразу, хотя инженерное образование ей все равно не пригодилось – работает на рынке.

Делясь своими мыслями, Алена все время посматривала на Настю, видимо, искала в ней союзника, но та только равнодушно пожимала плечами: одно дело обсуждать свою неяркую внешность с лучшей подругой, а другое – с глупой соседкой по комнате. Настя недолюбливала Алену и считала ее недалекой, хотя у той и опыта побольше было, говорила она вполне разумные вещи, а еще пыталась поучать соседок:

– Давайте уже вылезайте из коробки провинциалок! Нужно становиться москвичками.

– И какая же первая ступень к этому шикарному званию? – закатила глаза Настя.

– Надо выпивать, – развела руки в стороны Алена.

Ульяна, услышав это, рассмеялась, а Настя удивленно уставилась на рыжую соседку.

– Да-да! Тем более в Бауманке. Тут только семь непьющих, и те стоят в виде статуй над входом в главный корпус.

– Там их шесть, – тихо возразила Ульяна.

– Верно, – согласилась Алена, – седьмой непьющий – это, разумеется, Бауман. Его статуя во дворе стоит, – она хихикнула. – А еще есть собака Баумана. Она обитает на станции метро «Площадь Революции». Она бронзовая. Их там в пограничной композиции четыре, но все они приносят удачу. Если хотите стопроцентного фарта на экзаменах, то нужно выскочить из вагона, коснуться рукой или зачеткой всей своры и успеть уехать на том же поезде. Говорят, работает стопроцентно! Главное, не дотронуться ненароком до петуха, что рядом с колхозницей, украшающей эту же станцию, – тогда точно жди скандала и прочих неприятностей.

– Ты так делала в прошлом году, когда поступала? – спросила Настя.

– Нет, я была молодая и зеленая, как вы. Поэтому я и пролетела. Так что учитесь на моих ошибках.

Девушки действительно воспользовались ее советом и перед экзаменом поехали на станцию и потерли собачий нос.

Ульяна поступила в институт как медалистка по собеседованию, а Настя сдала два экзамена и, получив по каждому максимальный балл, тоже прошла на первый курс.

Радости не было предела! Девушки, взявшись за руки, прыгали и каждая была уверена в том, что у них начинается новая жизнь.

Что, впрочем, было правдой.

Ей до седьмого оставалось всего одно небо

1980 год для Ангелины Ясногорской выдался ярким на события: окончание медицинского училища, Олимпиада, устройство на работу и первая любовь.

И хоть Олимпиаду она смотрела по телевизору, но этот праздник спорта и всеобщего объединения присутствовал и ощущался в любом сердце советского человека. У каждого на глаза наворачивались слезы, когда весь стадион запел: «На трибунах становится тише, тает быстрое время чудес» и в небо улетел олимпийский Мишка. Это было так трогательно!

Сразу после этого яркого события перед Ангелиной встала задача устройства на работу и ей нужно было выбрать между символической работой в поликлинике за небольшую зарплату или напряженной работой в больнице за деньги, на которые уже можно было прожить. В больнице ей предложили три дежурных варианта: реанимация, травматология и неврология и обещали выделить комнату в коммунальной квартире. Девушка выбрала отделение реанимации в городской больнице. Оказалось, что туда свозили больных в состоянии между жизнью и смертью со всех отделений больницы и всех сложных пациентов с вызовов скорой помощи.

Первый день на работе выдался сумасшедшим!

Ангелина умела ставить капельницы с уколами и, направляясь в палату, знала главное: ни в коем случае не показывать сомнение или страх. Ни в коем случае, иначе не подпустят.

– Милочка, а ты точно можешь? У меня сложные вены, – спросила пожилая пациентка, когда Ангелина подошла к ее кровати.

Старшая медсестра, которая была занята другой пациенткой, сразу подскочила и как наседка стала квохтать и допрашивать Ангелину:

– А ты умеешь? Может, лучше я сделаю?

Бабушка, сразу же поддержала:

– Да, не надо на мне тренироваться!

Ангелина пыталась сохранить самообладание, но, когда старшая медсестра отодвинула ее и подошла к бабушке, не выдержала, и, разрыдавшись, выбежала в коридор.

Утешать или успокаивать ее никто не стал, даже наоборот, через несколько минут старшая медсестра вышла из палаты и стала кричать:

– Чего ты стоишь и ждешь? В реанимации времени стоять и страдать нет, там дед с желудочным кровотечением, пошли!

Деду нужно было поставить подключичный катетер. С этим Ангелина справилась, хоть руки у нее и дрожали.

– Теперь желудочный зонд, – приказала старшая медсестра.

Ангелина никогда этого не делала, теоретически знала, как это делать, но когда столкнулась на практике, стало страшно: попасть надо в пищевод, а не в трахею, а эти два отверстия находятся рядом. Кроме этого, сама процедура для пациента очень болезненная, поэтому нужны ловкость и скорость, а эти умения появляются только с опытом.

Дрожащими руками Ангелина справилась с задачей, но зонд оказался забитым.

– Промывай! – грозно прошипела старшая медсестра.

Ангелина промыла, но это не помогло.

– Ставь новый.

Девушка ввела зонд в носовой проход, и у дедушки пошла кровь носом, ввела во второй проход – то же самое. Если еще несколько минут назад она беспокоилась, чтобы пациенту не было больно, то сейчас Ангелина молилась, чтобы он не умер.

Старшая медсестра схватила зонд, сбрызнула слизистую адреналином и легко вставила его. Кивнув на соседнюю кровать, где тихо хрипел другой дедушка, она спросила:

– Санацию делала когда-то?

Ангелина замерла. Когда она проходила практику, то видела, как врач выполнял санацию трахеобронхиального дерева и ротовой полости, и тогда она надеялась, что ей не придется это делать никогда. Ведь даже смотреть, как это делается впервые, очень тяжело. Даже если постоянно напоминать себе, что эти жестокие процедуры спасают жизнь человеку, все равно кажется, что тебе поручили провести пытку. Вид страданий, которые причиняли людям эти манипуляции, и то, как их залихватски легко и энергично проводили опытные медсестры, придавал Ангелине ощущение, что она участвует в издевательстве над людьми.