Очень откровенно

Анна Веммер

Очень откровенно

Глава первая

– Мисс Аксенова, вы меня слышите?

Какая странная фраза. Кто вообще так говорит? Два совершенно несочетающихся друг с другом слова.

Кто-то снова спрашивает это, и я понимаю, что фраза сказана на английском. Мне светят фонариком прямо в глаз, так что приходится открыть глаза. Несколько секунд я пытаюсь проморгаться. В голове единственный вопрос «Где я?», но произнести его не выходит – в горле пересохло.

Врач – а мужчина в светло-синем костюме явно врач – дает мне стакан с водой и терпеливо ждет, когда я напьюсь.

– Вы слышите меня?

– Да. Где я?

– В госпитале. Вас привезла скорая сегодня утром, после несчастного случая на лайнере «Коста-Кристиана». Вы ударились головой, у вас сотрясение. Как себя чувствуете?

– М-м-м… кажется, нормально. Только голова кружится и как-то… не знаю, в голове туман.

– Это нормально. Мы провели несколько обследований, но, к счастью, все обошлось без серьезных травм. Однако нужно будет понаблюдать вас несколько дней. Не беспокойтесь, из-за инцидента лайнер пробудет в порту достаточно, чтобы вы смогли вернуться, если пожелаете, и продолжить путешествие. Ваша страховая сказала, что может отправить вас домой…

– Постойте, – прерываю его я, – что за лайнер? Я куда-то ехала, я…

Замираю. Голос словно выключают по щелчку, и сразу же включается паника. Я чувствую, как легким не хватает воздуха, и побелевшими пальцами сжимаю поручни койки.

– Я ничего не помню. Я… я не знаю, как меня зовут! Господи! Я ничего не помню!

Врач меняется в лице, а мой пульс набирает обороты. Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Меня бьет мелкая дрожь, а все попытки пробиться через туман в голове и вспомнить хоть что-то рождают адскую головную боль.

– Сестра! – кричит врач.

Он выкрикивает названия каких-то лекарств, и я с облегчением позволяю сделать мне укол. Еще теплится слабая надежда, что я очнусь после снотворного, и произошедшее окажется страшным сном.

Но нет. Я – чистый лист.

В следующий раз я просыпаюсь ночью. Это, конечно, совсем не российская больница: вокруг суетятся медсестры, что-то замеряют, проверяют давление, пульс, реакции. Прибегает врач и долго расспрашивает меня о самочувствии. Мы не касаемся памяти, ограничиваемся коротким диалогом:

– Вы что-то вспомнили.

– Нет, ничего. Как только пытаюсь, жутко болит голова.

– Не нужно насиловать организм. Такое бывает после травм, пройдет.

– А если нет?

– Я не вижу в ваших обследованиях никаких повреждений. Скорее всего, ретроградная амнезия – реакция на стресс и травму. Вы испугались, ударились головой. Вот мозг и пытается, как может, оградить вас от травмирующих воспоминаний.

– А что случилось? Что за несчастный случай?

– Об этом вам расскажет тот, с кем вы путешествовали. Мы уже оповестили ваших друзей, завтра они вас навестят.

Отлично, вот и все, что я знаю: я путешествовала не одна, произошел какой-то несчастный случай, а еще у меня отличная страховка, потому что этот госпиталь больше напоминает космический корабль. И я как будто вышла из анабиоза и теперь должна стать колонистом на новой планете. Но сложно быть колонистом, если ты даже имя свое знаешь с чужих слов.

Судя по карточке пациента меня зовут Аксенова Алина Александровна, гражданка Российской Федерации. Мне двадцать два, и мой паспорт явно новый – там всего одна виза, зато сразу полугодовой шенген. Я въехала три дня назад в Италию. И у меня отвратная фотка в паспорте, но этим вряд ли кого-то удивишь.

Когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу миловидную девушку с крупными кудрями русого цвета. У меня тонкий и немного курносый нос, полные губы и зеленые глаза. Конечно, пребывание в больнице сказывается на красоте: губы обветрились и потрескались, скула заклеена пластырем, а на затылке красуется шишка. Сестра сказала, мне повезло, что не стали сбривать волосы, иначе сейчас я бы выглядела намного хуже.

У меня нет мобильника, а телевизор работает только на итальянском, поэтому я отключаю звук и просто целыми днями смотрю на рекламу пиццы и курортов. Внутри никаких эмоций. Часто ли я бываю на море или должна испытывать радость от того, что наконец вырвалась в отпуск? А может, я здесь по работе? Но я не знаю, кем работаю, нет никаких обрывков или флешбеков.

Пытаюсь ловить себя на случайных мыслях – вдруг промелькнет что-то из прошлой жизни или профессиональной деятельности. Но через туман не пробиться, и в итоге я смиряюсь. В конце концов, в существовании комнатного растения – я сейчас чувствую себя именно им – есть свои плюсы.

На второй день, когда я неторопливо ем пудинг и смотрю в окно, на уютный больничный дворик, в дверь палаты кто-то стучит. Хмурюсь – обычно медперсонал не спрашивают разрешения.

– Да, войдите!

В палате оказывается… я едва не роняю ложку при виде этого мужчины. Нет, я его совершенно не узнаю, он просто очень впечатляет. Черные, как уголь, волосы и такие же глаза, легкая небритость, четко очерченные линии скул и подбородка. Фигура… рубашка на нем сидит идеально, а на руке поблескивают явно дорогие часы. Я невольно не могу оторвать глаз от его рук. Никогда бы не подумала, что могу так запасть на мужественные руки.

– Алина? – говорит он. – Мне позвонили и сказали, что ты проснулась.

Я пожимаю плечами.

– Наверное.

Он удивленно поднимает брови:

– Наверное, проснулась?

– Наверное, Алина.

– Значит, ты и впрямь ничего не помнишь. Я, честно сказать, подумал после разговора с доком, что ты просто не помнишь сам момент травмы. Совсем ничего?

Вздыхаю и отодвигаю столик (он на колесиках).

– Совсем. Имя и возраст знаю только по документам, внешность – из зеркала. Не помню ничего, даже любимый фильм.

– «Счастливого дня смерти».

– Спасибо. Посмотрю.

Это очень удобно – можно пересмотреть заново кучу классных фильмов и перечитать гору книг.

Хотя кое-что я все же помню. Например, я совершенно точно пробовала пиццу и очень ее люблю, мне нравятся аттракционы, я ношу часы на левой руке, а еще знаю, кто президент, и что круизы только-только возобновили работу после пандемии.

– А вы… мой друг?

Если это так, то у меня крутой круг общения. Может, я – дочь богатых родителей? Иначе откуда деньги на круиз, страховку?

– Меня зовут Данил Никольский. Я… в какой-то мере твой друг. Хотя… скорее, любовник.

Я давлюсь минералкой и стараюсь не краснеть. Понятия не имею, откуда у меня такая реакция. Мне не пятнадцать, я путешествую по Средиземному морю, почему у меня не может быть такого крутого бойфренда?

«Он не сказал «я – твой парень». Он сказал «я – твой любовник», – пронеслось в голове.

– Что ж… прости, но я тебя не помню.

– Врач сказал, это пройдет. Кстати, вот.

Он ставит на столик рядом с койкой небольшую корзинку с удивительно красивым букетом.

– Спасибо, – улыбаюсь я. – Данил… расскажешь, что произошло? Почему я здесь?

Он смотрит с опаской, явно не зная, что мне можно рассказывать, а что не стоит.

– Мы и сами точно не знаем. На корабле, где мы путешествовали, произошел взрыв. Сначала мы думали, что никто не пострадал. Но потом внизу, в техническом отсеке, нашли тебя. От взрыва с верхних полок посыпались коробки, инструменты и что-то определенно двинуло тебе по голове. Скорая забрала тебя сюда. Я ездил разбираться с последствиями взрыва, но как только врачи позвонили, сразу же приехал.

– Взрыв… что там случилось?

– Полиция установила, что это был не теракт. Взорвался баллон с газом, вероятно, попался бракованный. Сейчас идет расследование. Круиз остановили, так что мы задержимся в отеле, и это очень удачно: врач сказал, тебе понадобится отдых.

– Спасибо. – Я благодарно улыбаюсь.

Так странно. Если этот человек – мой любовник, то должно же что-то внутри откликаться? Он хорош собой, чертовски хорош, но я ничего не чувствую ровным счетом!