Страница 4 из 12
Тот, кого брюнет назвал отцом, скривился.
– Традиции надо чтить, дрогой сын, – произнес он. – Во всяком случае те, из которых можно выгадать пользу.
– И какая польза от этого глупого обычая?
Парень явно не горел желанием участвовать в этом флешмобе, как и я, поэтому сделала себе мысленную заметку – возможно с ним надо познакомиться, вдруг знает, как выбраться из этой глухомани. Ибо доярка рассказывать, очевидно, ничего не желает.
Седой оглянулся и мазнул по нам равнодушным взглядом.
– Взять себе покорную и расторопную служанку, осчастливив ее своей благосклонностью, – наставительно произнес он, – прекрасный тактический и воспитательный ход, Люциан.
– И зачем ехать самому? – снова недовольно поинтересовался брюнет. – Можно было отправить возницу.
– И лишить себя удовольствия полюбоваться их смиренными лицами? – отозвался седой.
Молодой мужчина только хмыкнул.
– Лицами? – вопросил он. – Я вижу только макушки в чепчиках. Они же все в землю уткнулись.
На что седой проговорил важно:
– Так и надо. Чернь должна знать свое место.
Люциана я разглядывала с интересом, особенно потому, что ему весь этот спектакль, судя по выражению лица, не нравится. Но вообще-то разглядывать есть что. Парень привлекательный, а надменность, которую он транслирует – то, что нужно для разжигания интереса.
Он вздохнул так тяжко, будто его заставляют мешки ворочать и произнес, закатывая глаза:
– Ладно. Но только из уважения к традициям, которые, надеюсь, однажды изменятся.
После этого скинул с плеча невидимую пылинку и направился к нам.
Часть 5
Девушки, как мне показалось, затрепетали еще больше. Доярка справа забубнила свои причитания с таким жаром, что стала похожа на изгоняющего демонов экзорциста. У меня, как у попавшей на мероприятие случайно, заготовленного текста нет, поэтому просто стою и таращусь на присутствующих.
Голубоглазый брюнет, пока его, очевидно, отец с высокомерным видом задирал нос, ушёл в начало шеренги и стал оглядывать девушек сверху вниз. Делал он это довольно правдоподобно. Может и правда выбирает себе служанку или кого-то там.
Девушки безропотно молчат, по-моему, даже дрожат. Убедительно, ничего не скажешь.
– Отец, – окликнул брюнет седого, – может в другой раз? Что-то сегодня все какие-то зажатые.
– В прошлый раз ты тоже назвал их зажатыми. И в позапрошлый, – отозвался седой, глядя куда-то в небо, а его лицо в лунном свете показалось жутковатым, особенно из-за длинного острого носа. – Нет, Люциан, сегодня настоятельно рекомендую выбрать себе служанку. Ты же понимаешь, как это важно.
Судя по всему, этот Люциан так не думал, но, вздохнув в очередной раз, снова принялся осматривать девушек, останавливаясь не на долго перед каждой. Мне с самого конца шеренги плохо видно, что там происходит, приходится все время выглядывать, чем доярку, похоже, пугаю ещё больше.
– Ты переигрываешь, – заметила я ей, но та не среагировала, только помотала головой и снова принялась за свои «да спасет нас великая луна» и все в этом духе.
Брюнет тем временем, остановился где-то на середине шеренги и с особым тщанием оглядел рослую блондинку с торчащими из-под чепца кудрями. Она единственная, кого мне видно отсюда, даже не выглядывая.
– Отец? – позвал брюнет Люциан. – Кажется, эта подойдет.
Седой с довольно равнодушным видом оторвал взгляд от ночных небес и мазнул взглядом по блондинке.
– Неплохой выбор, Люциан, – сказал он. – Крепкая. Должна справляться.
– Ты всегда так говоришь, – проворчал Люциан. – А потом… А, ладно.
Мне даже стало любопытно, с чем таким должна справляться эта девица.
Стоп. О чем я вообще размышляю? Я же в какие-то дебри попала. Самое время думать, как отсюда сбежать, а не вникать в дела местных… Кто они, кстати, такие? Ладно. Буду решать вопросы по мере их поступления.
По-моему, блондинка пискнула и всхлипнула одновременно, а остальные сочувственно засопели, так и не решаясь выпрямиться в присутствии этих двоих.
– Ну… хорошо, – разворачиваясь сказал Люциан. – Возница, помоги ей сесть в карету. Девчонка никогда в ней не сидела.
Возница позвал трепещущую от волнения и страха блондинку, а пока та, еле переставляя ноги, шла к карете, доярка пробубнила с состраданием, но я точно уловила в ее голосе облегчение:
– Бедняжка Бетси-сыроварка… Хорошо, что лорд не дошел до конца…
Переживания доярки оказались такими искренними, что мне все показалось несправедливым. Мне бы самое время молчать в тряпочку, но сказать, какая вожжа толкнула меня заговорить: сочувствие или собственные нервы, не могу.
– Эм… минутку, – позвала я и на автомате вскинула руку, как если бы звала официанта.
Все, включая брюнета, седого, возницу и девушек, застыли на местах, а моя доярка с шумом выдохнула. Я только услышала ее сдавленный шепот:
– Сдурела…
Но меня это безумие уже стало доставать. Мало того, что какие-то кошмарищи за мной гонялись, клыкастый парень орал, так еще и два фрукта устроили тут крепостное право. Видимо, во мне взыграло чувство справедливости вперемешку с легкой степенью безумия, возникшего на нервной почве. Иначе свое поведение объяснить не могу.
Судя по виду, ни брюнет, ни седой подобного не ожидали и теперь смотрят на меня с таким изумлением, будто увидели говорящую табуретку. Наверное, именно это самое изумление побудило брюнета поинтересоваться:
– Ты к нам обращаешься?
Меня, конечно, потряхивало – понимаю же, что лезу куда-то совсем не в свое дело. Надо бы сидеть тише воды, ниже травы.
Но куда там. С моим характером, да промолчать?
Я сказала, чуть шагнув вперед:
– Естественно. Слушайте, мне кажется, девушка ехать с вами не хочет. Я, конечно, не знаю, что тут за порядки. Смотрю, здесь карета, кони. Но если устраиваете какой-то отбор, то надо бы просмотреть всех кандидатов, – я нарочно оглянулась на доярку и подмигнула, мол, сейчас всё будет, – а то как-то неправильно получается. Может тут найдутся те, кто хочет ехать. А эта девочка бледная вся и трясется.
Я тоже тряслась. Особенно потому, что с каждым словом понимала – очень зря я вообще подсунула свой язык. Говорили мне, надо бы гонор свой усмирить. Но нет, я ж лучше всех знаю.
Блин.
Седой мою речь выслушал с кислым лицом и, как только закончила, махнул перчатками, которые непонятно откуда взялись в его руке, и произнес:
– Оставь ее, Люциан. Девица, похоже, лишилась ума, увидев настоящих темных магов так близко. Забирай свою служанку и едем отсюда.
Сперва я испытала облегчение – ну и славно, ну и хорошо, они не злятся. Но тон седого возмутил. Устраивать крепостное право и втягивать меня в него – это одно. Совсем другое оскорблять.
– Слушайте, дедуля, – произнесла я настойчиво, – я бы попросила. Я всегда уважала возраст, но обзываться зачем?
Не знаю, что больше изумило седого – моя прямота или сами слова. Да и я тоже оторопела. Ну все, теперь точно капец.
Даже странно. Раньше я если и сердилась, то как-то могла справляться со своими порывами высказать все, что думаю. А тут что? Наваждение?
Седой вытаращился и произнес:
– Дедуля?!
Брюнет же едва заметно усмехнулся, причем стоя спиной к седому и тот не мог увидеть.
– Деревенские совсем от рук отбились, – немного придя в себя, проговорил седой. – Поехали отсюда, иначе придется преподать им урок. Даром что девушки. Я хочу успеть к ужину.
Он направился к карете, возница тут же снова глубоко поклонился, пошире раскрывая дверцу, но брюнет вскинул ладонь.
– Погоди, – сказал он. – Может, девушка права.
Ну всё. Допрыгалась.
Часть 6
Седой фыркнул:
– Ты серьезно? Когда я говорил о традициях, я имел в виду приоритеты лордов, а не потакание желаниям деревенщин. Они и так счастливы от того, что мы приехали.