Страница 40 из 94
Это нелепый и грубый миф: Николай Павлович был одним из образованнейших людей своего времени. Свободно читал на трех европейских языках. Покровительствовал Пушкину и Гоголю, и ему Александр Сергеевич читал своего «Евгения Онегина», а Николай Васильевич – «Мертвые души». Николай I первым отметил талант Льва Толстого, а на «Героя нашего времени» написал отзыв, достойный похвалы и признания его как профессионального литературоведа.
У Николая I хватило и литературного вкуса, и чувства юмора, чтобы хохотать при постановке «Ревизора», а потом произнести: «Досталось всем, а больше всего МНЕ».
С трудом могу представить возможной столь самоироничную оценку у большинства последующих руководителей нашего государства.
Но даже предположим, что в сказки о полуграмотном Николае поверили бы. То есть для дискредитации его лично – сойдет. Но пятно на весь правящий слой России, на всю Россию будет брошено, а это уже иного порядка дискредитация.
П. Боклевский. Иллюстрация к пьесе Н. Гоголя «Ревизор». 1856 г.
Тогда хотя бы боялись столичных проверяющих…
Но насколько лучше политический миф, сформированный де Сталь и маркизом де Кюстином!
Теперь любые другие, «частные» мифы – о неграмотном Николае, и о плохих дорогах, и о некрасивых россиянках, можно будет привязывать к этому главному мифу.
Вот она – Россия! Страна агрессивных рабов! «The Empire of Evil!» Трепещи, Европа! Это идет железной поступью обезображенный маской урод, русский Дарт Вей-дер, желающий покорить мир!
Такой миф – вне времени. Николая I нет на свете полтора столетия. Изменился и политический строй, и границы, и место России в мире. А миф жив и, если это будет кому-то нужно, то частный миф про полуграмотного Николая станет очередным небольшим фрагментом мифов о России.
А ведь о Николае I тогда рассказывали и другое! Сохранился документ о том, когда Николай лично пошел за гробом покойного унтер-офицера. Некому было проводить в последний путь нищего одинокого старика, и император, сняв фуражку, сам пошел за гробом.
Или другая история. Как-то в пургу[95] император ехал в двуколке и догнал бредущую по дороге женщину с мальчиком. Император велел остановиться и спросил, куда подвезти их. По дороге дама рассказала, что муж у нее погиб на войне, с пенсией все тянут, а сына она сама не знает, куда бы пристроить.
– Ладно, – сказал император, – я вам постараюсь помочь!
Он дал мальчику серебряный рубль. Пусть он придет завтра к Зимнему дворцу, покажет дежурному офицеру этот рубль, и тот все организует. Лишь придя на следующий день с сыном в Зимний, женщина узнала, что ее подвез не обычный офицер, а сам Государь![96] Император ускорил получение пенсии для вдовы, парня за казенный счет определил в военное училище.
Мальчик вырос, дослужился до генерала, хорошо проявил себя во время Русско-турецкой войны, воевал на Шипке. Памятный серебряный рубль он носил на шее рядом с нательным крестом.
Если бы такая легенда ходила о любом из английских королей, тут же это было бы описано в романах, снято несколько фильмов, появились бы тематические бары, а может быть, и рестораны «Серебряный рубль» и «Счастливая вдова».
Сколько хорошего о своей истории могли бы еще мы рассказать! Если хотели бы…
Естественно, книга де Кюстина вызвала гнев Николая I.
Появился целый ряд официальных опровержений, но эти опровержения были наивными и неуклюжими: в них подробно и скучно рассказывалось, что «на самом деле» дороги в России хорошие, лошади кормлены в меру, мундиры на офицерах сидят хорошо и завоевывать Россия никого не собирается.
Оправдываться – дело не простое, обстановка скандала всегда вызывает ощущение, что «или ты украл, или у тебя украли».
Просто говорить: «Нет, я этого не делал…» – бессмысленно.
Хорошим приемом в таких случаях является либо дискредитация автора пасквиля, либо ответный удар – шельмование того, кто заказал «черный пиар». Но русские официальные круги никогда не предпринимали ответного «нападения» ни на самого маркиза, ни на Францию.
Никто не догадался опубликовать очерки о том, как маркиз заблудился в трех березках под самым Петербургом, как принял за медведя болонку придворной дамы и с визгом забрался на портьеру или как он ухаживал за гвардейским офицером и что из этого получилось.[97]
Не было «записок» типа «Записки князя Волконского» или «Воспоминания графа Орлова» о путешествии во Францию.
Не увидели эти книги свет. Не было таких «записок».
Хотя в них французская действительность могла бы высмеиваться так же беспощадно, а Франции вполне можно было приписать глобальные планы покорения мира.
Оснований было немало.
В конце концов, ранний капиталистический строй угнетал людей ненамного меньше, а порой и больше крепостного. Стоит взять хотя бы реалии книжек Мало «Без семьи» или Гринвуда «Маленький оборвыш», хорошо известные в России. Или произведения Диккенса, в которых нищета Лондона того времени описана беспощадно.[98]
Короче, книга де Кюстина практически не получила достойного опровержения, и ее вспоминали всякий раз, когда складывалась подходящая политическая обстановка: в 1848 году, когда русский экспедиционный корпус помогал Австрийской империи, и в годы Крымской войны 1853–1855 годов, и во время Русско-турецкой войны 1877–1879 годов, и в годы Балканской войны 1912 года.[99]
В самой России книга «Россия в 1839 году» была фактически запрещена. Первое русское издание, причем сокращенное, увидело свет только в 1930 году. Полностью книгу издали только после «перестройки».
Но еще при жизни автора (маркиз де Кюстин скончался в 1857 году) ее ввозили во французских и немецких изданиях и читали, читали, читали… мнения были разноречивыми. У большинства россиян книга восторга не вызвала. Но «подкинутое сословие», конечно же, выдвинуло и тех, кого книга де Кюстина положительно очаровала.
A. И. Герцен сообщал, что «сочинение Кюстина пребывало во всех руках» и называл эти записки «самой занимательной и умной книгой, написанной о России иностранцем».[100]
Читали де Кюстина и петрашевцы, и народовольцы, и марксисты – все участники пресловутого «освободительного движения».
B. И. Ленин, с присущим ему талантом революционной полемики, перефразировал мысль Кюстина о России «как бы тюрьмы» и императоре-тюремщике и оформил этот миф в лаконично-категоричную фразу «Россия – тюрьма народов».[101]
95
В XIX веке 20–30-градусные морозы зимой в Санкт-Петербурге были обычным делом.
96
Вообще, Николай I любил прогуляться неузнанным по Петербургу, обычно в сопровождении одного офицера. Николай был последним из российских императоров, которые могли себе позволить ходить по улицам без охраны. Ведь даже если его узнавали, могла ли кому в народе прийти в голову мысль покуситься на жизнь Государя, помазанника Божьего?!
Рассказывали, что Николай мог запросто зайти в кабак, увидеть не в меру разбушевавшихся пьяных матросов, вытащить их «за шкирку» на улицу и, сделав свое «венценосное» нравоучение, сдать их проходящему военному патрулю. Николай был высок, хорошо сложен и очень гордился своей «спортивной формой».
97
Маркиз де Кюстин был ярко выраженным педерастом. (Прим. науч. ред.)
98
Диккенс Ч. Приключения Оливера Твиста. М.: Эксмо, 2006.
99
Балканская война 1912 года велась между Турцией и странами Балканского союза (Болгарией, Сербией, Черногорией и Грецией), которые стремились избавиться от турецкой оккупации. (Прим. науч. ред.)
100
Герцен А. И. Собр. соч. Т. 2. М., 1954. С. 311.
101
Ленин В. И. К вопросу о национальной политике // ПСС. Т. 25. С. 66.