Мой сводный американец

— Я же сказала, жизненно важные органы в целости. Девочке крупно повезло.

— Она будет жить?

Я как идиот задаю этот вопрос снова. Хочу услышать еще раз, что да, черт подери, что выживет!

— Будет, девушка уже в палате, а сейчас, молодой человек, вам тоже требуется постельный режим. Почти сутки как верный пес под дверьми прождали! Скоро прибудут ваши родители, поберегите их нервы, приведите себя в порядок, на вас же живого места нет, — немного раздраженно твердит медсестра.

Пошли они к черту.

Выдохнув, я окончательно принимаю вертикальное положение и даже пытаюсь расправить плечи. Поднимаюсь на ноги и шепчу женщине слова благодарности, на ходу отмахиваясь от ее помощи.

Кое-как добираюсь до послеоперационной палаты и упираюсь лбом в стекло, сильно зажмуриваясь. Однако перед этим успеваю увидеть, что мелкая спит.

Мия такая бледная, кажется, это и не она вовсе. Открываю глаза, но смотреть теперь становится непосильной задачей. Взор застилают слезы. Хочется забрать сестренку отсюда, чтобы спрятать ее ото всех. Только вот после случившегося я больше и пальцем к Мие не прикоснусь. Потому что не имею права даже воздухом одним дышать с ней.

Единственное, что мне остается — сдохнуть. И это полностью моя заслуга.

Проклятье! Я безумно хочу напоследок увидеть ее волшебные глаза, но одновременно понимаю, что это нереально. Не смогу я посмотреть в любимые малахиты. Боюсь, что стоит мелкой взглянуть на меня, и они померкнут навсегда. А я не допущу этого!

Выход один.

Поэтому наплевав на слова медсестры, я ухожу прочь.

Ни один врач мне не поможет. Это не лечится. Ни одна таблетка в мире не спасет от той боли, что разрывает меня на куски.

Мелкими шагами, держась за стену, направляюсь в сторону выхода.

— Куда же вы? — слышу, как в тумане.

Не обращая внимания, следую дальше выбранному маршруту. Мне нужно исчезнуть. Сейчас же.

Впрочем, переступить порог больницы у меня не получается, потому что прямо передо мной возникает отец.

— Где моя девочка? — восклицает Наталья, шокировано прикрывая рот, и тут же проскальзывает мимо.

А я продолжаю стоять. Смотрю на родителя пустым взглядом, словно он прозрачное стекло. Пыль в глазах. Я просто устал. Устал ненавидеть всех. Может, стоит, наконец, посмотреть на себя? Я ненависти заслуживаю не меньше.

Отец хватает меня за плечи, встряхивает, что-то говорит, постепенно повышая тон. Только вот я ничего не слышу. И ничего не чувствую. Я в руках человека, который и создал весь этот хаос.

Все как в замедленной съемке. Картины до тошноты медленно сменяются перед глазами, но мозг отказывается воспринимать происходящее, а потом мне и не требуется ничего понимать.

Погружаюсь в липкую темноту. Я свободен.

Неожиданно я ощущаю, как прогибается матрас под чьим-то весом, а уже в следующую секунду в глаза бьют яркие лучи солнца. Пытаюсь приподняться, но со стоном падаю обратно. Проклятье. Тело будто пропустили через мясорубку. Ломит каждая кость. Медленно облизываю пересохшие и потрескавшиеся губы.

Наконец, сфокусировав зрение, вижу перед собой измученные лица обоих родителей.

— Доброе утро. — Ласковый голос Натальи заставляет меня прикрыть глаза. Они вернулись.

Женщина склоняется надо мной и аккуратно поправляет мои спутанные кудри, отчего дыхание в момент перехватывает. Через боль я отдергиваю голову и убираю руку Натальи.

— Не надо, — сипло вырывается из пересохшего рта. Начинаю задыхаться, когда в памяти всплывает калейдоскоп прошедших событий. Я не заслуживаю ласки этой женщины. — Мия… что с ней?

Страшась услышать ответ, я стискиваю простынь в кулаках.

— Она еще спит. Не волнуйся, ее жизни больше ничего не угрожает. — Женщина запинается, прежде чем продолжить с опаской в голосе: — Томми, скажи… ты помнишь, что произошло?

— Я бы хотел побыть один.

— Наташ, оставь нас, дорогая, — вмешивается суровый голос отца. — Я поговорю с ним.

— Хорошо.

Слышу шаги, а потом звук захлопывающейся двери, прожигая все это время взглядом точку в стене.

— Том, — отец присаживается и накрывает шероховатой ладонью мой крепко сжатый кулак, — посмотри на меня. — В носу начинает покалывать, и воздух уже царапает ноздри, но я хватаю его как умалишенный. — Я не был выдающимся родителем, но старался. Томас, я честно старался. — Он тяжело вздыхает. — Я не хотел, чтобы на тебе как-то отразились наши проблемы в отношениях с твоей мамой, поэтому никогда не затрагивал эту тему. Ты остался с ней в Америке, там у вас имелись все условия для хорошей жизни. Я не пытался отобрать тебя у нее, хотя мне очень этого хотелось. Я не смог остаться с ней друзьями. Твоя мать… она предала меня, сынок. Ушла к другому мужчине, оставив меня ни с чем.

Услышанное, мягко говоря, шокирует, и я поворачиваюсь, чтобы с недоумением уставиться на родителя.

— Что ты имеешь в виду?

— Томми, за все, что я сейчас имею, следует благодарить Наталью. Это ее бизнес. Конечно, сейчас им руковожу я, но если бы не моя вторая жена, меня бы, наверное, здесь не было. Бухал бы в подворотне с бомжами, — грустно усмехается отец. — Я не бросал твою маму. Просто пытался выжить в болоте свалившихся на меня проблем. Клара завела любовника, а потом они провернули аферу, вычеркнув меня из документов, будто к фирме я не имею никакого отношения. А я, дурак, и не замечал, что творится у меня под носом, безоговорочно доверяя своей жене.

— Если это правда, почему тогда я все детство провел в нищете? — цежу сквозь крепко сжатые зубы.

Не хочу ему верить! Да, мать плохо обращалась со мной, но я во всем винил его. Наверное, мне так было проще.

— Потому что она переписала фирму на своего любовника, а когда этот мерзавец получил ее, точно так же избавился и от твоей матери, вышвырнув ее не только из бизнеса, но и из своей постели. Деньги, что я пересылал в дальнейшем, вряд ли доходили до тебя в полной мере. Поэтому со временем я планировал забрать тебя в Россию. А потом случилось непоправимое… Сынок она не родная нам, но это неправильно, понимаешь? Я не мог допустить твоей связи с дочерью Натальи. Я поступил подло, воспользовавшись на тот момент удачным стечением обстоятельств. Мия потеряла память и я решил…

— Решил соврать? Выставить меня извращенцем? Заставить ненавидеть Мию? Убить нашего ребенка? Что ты решил, отец? — срываюсь на крик, не в силах сдерживать ярость, что породило его признание.

— Сынок, прошу, успокойся! Я никого не убивал! От сильного удара о воду Мия потеряла плод, произошла отслойка плаценты. У нее случился выкидыш. Несчастный случай. Да, я скрыл эту информацию, хорошо заплатив врачам за молчание. Просто испугался реакции Натальи. Если бы вся правда выплыла наружу, она могла бы уничтожить нас. А я ведь безумно люблю эту женщину и не готов потерять ее.

Я вновь отворачиваюсь, потому что не могу выдержать взгляда, полного боли и отчаяния. Отец раскаивается? Только вот нужно ли мне это? Не нужно. Уже ничего не исправить. Я тоже был не готов терять Мию.

— Это все равно не оправдывает твоего поступка, — сокрушенно выдаю я.

— Я думаю, каждый из нас в этой ситуации допустил ошибку. И ты прав, больше так не может продолжаться. Я устал столько лет нести этот груз в одиночку. Я расскажу все Наташе и Мии. И если вы захотите… быть вместе… так тому и быть.

— Можешь не переживать, — резко обрываю его. — Как встану на ноги, уеду отсюда. Если ты действительно хочешь мне помочь, просто купи билеты. И не говори об этом Мие. Ничего ей обо мне не говори. Я сам ей напишу, — и добавляю шепотом, — когда-нибудь…

— Но я не хочу, чтобы ты уезжал. Ты можешь остаться, Том. — Отец вновь сжимает мою руку, продолжая с болезненной хрипотой в голосе: — Давай вместе попробуем все исправить?

— Есть вещи, которые уже невозможно исправить. Так же, как и принятое мной решение.

Глава 42

Даже шевелюсь с трудом, не говоря уж о поднятии век. Малейшее движение дается путем колоссальных усилий. Тело словно чужое, но я упорно раз за разом пытаюсь выбраться из темноты.