Мой сводный американец

В одно мгновение оказываюсь лежащей под ним, а мое ухо опаляет горячее дыхание.

— Ты не жалеешь, Мия, ты просто слишком много думаешь. А это совершенно разные вещи. —

Том медленно ведет носом вниз, через скулы, прежде чем снова прервать сгустившуюся тишину. — Я понимаю, что ты не помнишь меня. Но главное, что я помню и знаю правду.

— И в чем же заключается твоя правда? — с придыханием спрашиваю я, завороженная его волнительной близостью.

— В тебе, — шепчет он томным голосом и касается губами моей шеи, — в нас.

Скорость сердцебиения моментом достигает критических показателей. Потому что с каждым требовательным поцелуем, что обжигает вплоть до нервных окончаний, я позволяю себе все больше растворяться в близости сводного брата.

После легкого завтрака в компании Тома, который, кстати, проходит вполне себе мирно, я отправляюсь в душ. Хотя бы там я надеюсь привести мечущиеся мысли в порядок. Вот только даже стоя под струями воды, не могу прекратить накручивать себя. Потому что назойливое беспокойство о том, что нас ждет дальше, не собирается покидать мою голову. И сколько бы я не пыталась успокаивать свои расшалившиеся нервы, ни черта не выходит.

В черном бархате ночи все выглядело иначе, тогда действовал закон «Живем один раз», но с первыми лучами солнца романтическая сказка обернулась реальностью, где нет места нашим отношениям. Нет места нашей близости, которая что-то изменила во мне. Том будто щелкнул невидимым тумблером, и теперь меня начинают беспокоить воспоминания, а точнее их отсутствие. Мой внутренний мир снова перевернулся. Но почему, вопреки надоедливым мыслям, в которых голос матери твердит, что это аморально, случившиеся мне кажется до абсурда правильным? Может, потому что в тот момент я совсем не думала о том, что скажут другие? Да. Тогда я была абсолютно свободной. Наверное, глупо отрицать, что эта ночь все не изменила. Изменила. Вот только на этот раз это был мой выбор. Ну, практически мой.

Как же мне хочется перемотать время назад и узнать всю правду. Неужели мама мне лгала? Понятия не имею. Верю ли я Томасу? Не знаю. Но, по крайней мере, я склонна это делать. Потому что сегодняшние прикосновения сводного брата рассыпались по коже алмазной пудрой дежавю. И теперь я хочу вспомнить, что именно связывало нас раньше. Ведь наперекор всему что-то внутри меня тянется к американцу как к родному. Будто во мне все эти годы спала маленькая искорка, из которой он смог пробудить дикое пламя. Да, мы знакомы от силы неделю, но странное ощущение, что я давно уже его знаю, не просто не покидает меня, оно разрастается с бешеной скоростью. И теперь слова Тома о нашем прошлом мне не кажутся бредом. Теперь мне просто необходимо понять, что же тогда произошло. Однако предчувствие неприятностей вынуждает меня отложить эту мысль на потом. Сейчас не время. Хочется позволить себе еще немного побыть в этом странно приятном состоянии, ведь скоро вернутся родители. Проклятье, я ужасная дочь. Но ведь можно мне хоть разочек не думать о последствиях? Один день. Только один день. И я обещаю, что потом поразмыслю об этом. А пока я не желаю рушить идиллию, что возникла сегодня между нами. Идиллию, которая позволяет мне чувствовать себя нужной. Важной. Никогда раньше не испытывала подобного. И я солгу себе, если скажу, что мне это не нравится. А может, все же стоит оставаться реалисткой и первым делом поговорить с Томом?

Конечно, стоит. Вопрос в другом: сделаю ли я это? Или позволю себе и дальше играть такую новую для меня роль бунтарки?

И только после душа я беру себя в руки, чтобы подготовиться к прогулке с Томми. Погода за окном просто прекрасная. Но крайне нестабильное эмоциональное состояние, как и желание узнать, куда же братец хочет меня отвезти, не позволяет мне спокойно собраться. Поэтому я наспех завязываю волосы в высокий хвост, натягиваю сарафан и спускаюсь вниз, где застаю Томми сидящим за кухонным столом. Он медленно исследует меня жадным взглядом, оживляя каждый сантиметр кожи. Я тоже позволяю себе просканировать американца, с широко расставленными ногами вальяжно развалившегося на стуле. Как же мне нравится его манера одеваться! Самые простые вещи на нем смотрятся дьявольски красиво. Например, как сегодня: черные потертые джинсы и в тон им футболка и кеды.

На секунду наши глаза встречаются, и мы оба застываем в нерешительности. Кажется, воздух сгущается от повисшей неловкости. Но за несколько движений Томас разрушает гнетущую атмосферу, сокращая дистанцию между нами и собственнически обвивая рукой мою талию.

— Отлично выглядишь. — Прижимает меня к себе еще крепче. — Идем.

Больше ни слова не говоря, он тянет меня в сторону выхода. Почему-то сейчас его спокойствие и уверенность заставляют меня не к месту смутиться. А между тем язык буквально покалывает от многочисленных вопросов, которые мне хочется задать.

— Я думала, мы для начала поговорим.

— Разговоры меня угнетают, Мия, так что в другой раз. — Он выпускает меня из объятий, чтобы достать из кармана ключи. Однако заметив мое растерянное выражение лица, американец добавляет: — У нас нет времени на разговоры, детка. Давай хотя бы один день позволим себе ни о чем не думать? — Игриво подмигнув мне, Том открывает гараж и первым заходит в него, демонстративно отворяя пассажирскую дверь папиного автомобиля. — Прошу.

Молча принимая его точку зрения, я сажусь в машину.

— Нам все равно придется это обсудить, Томми, — раздосадовано бормочу себе под нос, словно оправдываю собственное безрассудство жалкими попытками поговорить с ним. Но, если честно, я и сама не представляю, о чем тут говорить. По-моему сегодня ночью мы достаточно «наговорились». Сейчас я особенно хорошо понимаю смысл выражения «И хочется и колется».

Послав в ответ всего лишь дерзкую ухмылку, братец закрывает за мной дверь. Спустя пару мгновений уже занимает водительское сидение, тут же поворачивая ключ в замке зажигания.

Некоторое время мы едем в тишине, а потом Томас включает радио. Из динамиков льется приятная мелодия Lana Del Rey, укрывая мои взвинченные нервы, словно теплое покрывало. Боже, с каких пор я стала романтиком? Но не буду лукавить: сейчас такая музыка только усиливает странное влечение к Томми. Закусив губу, осмеливаюсь протянуть руку и зарыться кончиками пальцев в его непослушные кудри.

— Раньше ты могла часами в них копошиться.

— Да, это занятно, — хихикаю и тут же убираю руку.

Устроившись в кресле бочком, просто наблюдаю, как расслабленно он управляет машиной. Как при каждом движении на его руках переплетается сеть выпирающих вен. На что Томми лишь усмехается, медленно облизывая губы. И стоит мне вспомнить, какие вещи он проделывал со мной этим самым языком, как клеймил им мое тело, в каждой клеточке просыпаются раскаленные искры, вихрем поднимаясь прямо к моим щекам. Рядом с ним у меня остается единственная способность — дышать. И ту американец нагло отбирает, бросая дразнящие взгляды на мои губы. Хочу ли я, чтобы он снова поцеловал меня? Безусловно. Однако сегодня Томас на удивление сдержан. Как жаль, что мои мысли не могут последовать его примеру. Да и глаза, которые неотрывно следят за жилистыми руками парня, представляя вместо руля совсем другое.

— Бывала здесь раньше? — внезапно раздается вопрос братца, отрывая меня от любований, и я не сразу нахожусь с ответом.

Пойманная врасплох, я сглатываю. А потом быстро смотрю за окно, чувствуя, как пересохло во рту.

— Эм-м, да, — прочищаю горло, — мы иногда тусуемся здесь с ребятами… у заброшенного садика. — Прохожусь ладонью по волосам, глядя, как он паркуется. — А что?

— Хочу показать тебе еще одно место, — дразнящим тоном заявляет Том и покидает салон. Не заставляя меня долго ждать, он огибает капот и раскрывает дверцу с моей стороны.

— Идем, мелкая.

Закатываю глаза, но принимаю его джентльменскую помощь, чтобы спрыгнуть с высокого порога машины.

— Не знаю в этом парке ничего сверхъестественного, чем бы ты смог меня удивить.