Восхождение богов

— Терпи, не сопротивляйся. Позволь ему закончить. Позволь ему стать тобой.

Но Ник не мог. Он не хотел этого и в то же время мечтал вернуться обратно в пустоту. Обратно к безмолвному лицезрению вечности среди звёзд, комет и вспышек рождения. Он хотел нырнуть в кротовую нору и выскользнуть из неё как рыба выпрыгивает из воды, чтобы следом окунуться в темноту чёрной дыры. Он хотел ненасытно поглощать звёзды, хотел испытать ярость солнечных светил, хотел взрывать планеты и сталкивать галактики друг с другом. Он хотел стать яростной частью звёздного пути. Хотел быть таким же огромным, бесконечным, и никогда не чувствовать себя одиноким.

— Да, ты уже подошёл к сути. Всё дело в этом. Я никому не давал съесть так много, чтобы они не превзошли меня. Но ты! Я знал, что ты поймёшь. Знал, что ты почувствуешь то же, что и я. Мы оба — из одного теста слеплены. Понимаешь? Понимаешь, что это такое — быть бесконечным? Нельзя, чтобы примитивный по меркам вселенной разум получил такую силу. В первую очередь — она даёт это сосущее ощущение смерти. Одиночество, помноженное на собственное бессилие. Мы можем быть демиургами. Может быть сокрушителями миров. Конец и начало. Но, вместе с этим, — ничто. Пустота, гложущая каждый день. Нет никакого способа изгнать её. Ведь она — спутница жизни, — свистящий шёпот обволакивал разум Ника, вплетаясь в его суматошные, горькие мысли, он проникал внутрь, и каждое новое слово впаивалось в него, как заклёпки, ладно приделывающие металлическую обшивку к поверхности машины. Он был внутри. Он был везде. Он был им.

И руки, что так тесно обнимали его, и горячее дыхание, и шёлк волос, касающийся губ и щёк. Всё было настоящим. Реальным, как и Никлос. Как и родившийся Клос.

Открыв глаза, он сделал первый вдох. И боль ушла.

* * *

— Ник? Что с тобой? — голос Селесты звучал иначе.

Раньше всё в ней волновало мужчину, но теперь она казалась пустой оболочкой. Просто телом, живым существом, не имеющим никакой ценности. Она была ненужной. Как палочка или песчинка. Так легко сломать. Так просто.

Ему помогли подняться, пока он разглядывал по-новому окружающее пространство. Теперь его глаза смотрели сквозь стены, и он видел разрушение мира. Видел, как дрожит, сворачиваясь земля, как вскипают реки, как плавится океан. Он слышал, как торжественно поднимается лава в кратерах спящих вулканов, готовых разразится взрывами с потоками пепла, закрывающими небеса.

Он видел живых, пытающихся удержаться на ногах. Драконы, устремившиеся в небеса, падают от ударов мощнейших молний, что даже прочная чешуя не выдерживает столкновения. Он видит…

— Вернись. Успеешь ещё налюбоваться, — голос приятен.

Он такой, как если бы сама вселенная заговорила. Как мать и отец, брат и сын. Повернувшись, мужчина уставился на другого, разглядывая его целиком.

Они одинаковы.

Потянувшись сердцем, в котором плавилось ядро, он получил соответствующий отклик. Такой же. И пустота стала меньше. И перестало так отчаянно тянуть в невесомость к парящим звёздам и волнительным бескрайним пустошам.

Память, казавшаяся примитивной, подсказала много об этом существе, напоминая его первоначальные замыслы. Он помнил, что говорил себе. Помнил о плохом. Ктуул был злодеем. Ктуул был разрушителем миров. Но новое существо больше не понимало значение этих слов. Оно утратило ориентиры, перейдя на уровень за гранью этой простой плоскости. Он превзошёл человечность. И ему стало всё равно.

— Нужно уходить.

Собственный голос показался странным. Но красивым. В нём было так много уровней, что на миг мужчина застыл между ними, пытаясь расслышать, что звучит позади звука. Что такое есть в этих сочетаниях, которые его мозг воспринял приятными.

— Для этого нужно кое-что сделать, — отвечает Ктуул любуясь своей работой.

Перед ним стояло совершенство. Впервые за тысячелетия он ощутил себя частью семьи. Такой же как он. Такой же бессмертный, холодный, но тянущийся к нему вечный. Ни одна из прежних попыток не дарила ему такое удовольствие. Такое чувство, что он всё сделал правильно.

— Да. Мы потеряемся среди бескрайних звёзд, пока найдём пригодную планету, — кивнул Клос, отряхиваясь от остатков Никлоса.

Его разум работал на полную, заново обрабатывая воспоминания. Только действия, только конечный результат. Ничто из прошлого больше не волновало его. И хоть он предполагал, что чувствительность вернётся, чем больше будет проходит времени с поглощения ядра, сейчас Клос ощущал себя сплошным льдом, имеющим законченную форму.

В его руках заклубился нориус, и он обратил взгляд на охваченную ужасом Селесту. Пора закончить Демона. Пора забрать то, что умеет эта сущность, сплетённая из двух.

Глава 24. Восхождение богов

Селеста, Никлос и Ктуул

Она была готова убежать. Если бы знала куда. Если бы могла. Если бы действительно верила, что побег — решение всех проблем. «Не убегай, Селеста», — твердила старая Нэрва, но именно сейчас как никогда ей хотелось убежать.

— Никлос? Ты меня слышишь? Это же я, Селеста… — голос надломился, и она попятилась назад, чураясь этого незнакомого мужчины перед собой.

Никогда прежде она не видела его таким. Он действительно переродился и алмаз, сияющий в его лбу, только подчёркивал чуждость этого существа. А глаза, эти покрытые золотом глаза сияли в полумраке как равнодушные звёзд, холодные, мёртвые, лишившиеся всякой человечности и доброты. Как если бы мир перевернулся, а на его месте возникла смерть.

Вот, что дарило полностью поглощённое ядро, — абсолютная чуждость. Вот, что скрывалось за маской улыбок Ктуула, который стоял чуть поодаль, и больше не притворялся живым.

Все эти тысячи тысяч лет, вечный пытался сделать себя таким, как остальные. Пытался вернуть настоящий вкус жизни, чтобы не утонуть в космосе вечности, но каждая попытка оборачивалась провалом — он ничего не чувствовал. Пока не встретил Карга, не встретил человека, способного стать таким же, чтобы вместе разделить этот холод и утолить жажду жизни.

В этом союзе места хватит только двоим. Ктуул манипулировал Никлосом, чтобы довести его до этой точки, чтобы он добровольно попробовал на вкус ядро, не сопротивляясь переменам. Все их планы — ничто по сравнению с тем, во что он окунулся. Это просто иное существо. Это Клос.

Селеста вытягивает ариус как лозу вокруг запястья и выше под платье, отправляя к шее, чтобы он обвил её, как тонкое, но смертельно-острое ожерелье.

— Я убью себя. Вы не успеете мне помешать. Останетесь в этом умирающем мире, — Селеста упёрлась взглядом в Ктуула. — Ты обманул нас. Думаешь, я позволю ему уничтожить себя? Поглотить?!

Ктуул печально улыбался, как победитель перед позором и отчаянной истерикой проигравшего. Он подошёл ближе к Клосу, кладя руку на его плечо, а потом выудил из-под своей рубашки небольшой свёрток, развернув который, показал девушке мобильный телефон Клэрии.

— Думаешь, я всё поставил на карту? Сэлли, не глупи. У меня с самого начала был этот предмет. Иначе как думаешь, монашки попали в сокровищницу? Сначала был я. Вернее мой преданный слуга. Он забрал это из коллекции Клэрии.

Селеста дёрнулась как от удара. Ничто не остановило бы Ктуула от его цели.

— Тогда?..

— Чтобы родился я, — голос оказался на удивление бархатистым и нежным, почти любящим. Клос изменился, но повадки Никлоса остались. Что-то мелькало на дне золотых глаз, искры прошлого, дурман угасшей любви. — Сэл, позволь мне забрать тебя. Позволь разделить с тобой вечность. Ты никогда не будешь одна. Мы всегда будем вместе. Вспомни, ещё недавно ты сама хотела этого…

— Я буду навеки заперта в Демоне! Где в этом правильность и справедливость?!

Визгливость её голоса неприятно обожгла Ктуула и он поморщился. Был бы иной способ — он незамедлительно утащил бы отсюда Клоса, но нужен Демон. Нужен этот уникальный талант драконов, чтобы без преград путешествовать между звёзд. В противном случае, они рисковали когда-нибудь заблудиться среди пустых, мёртвых миров.