Страница 5 из 6
И, наконец, самая последняя книга, тоже переизданная. Есть целая серия, посвященная анархизму («Размышляя об анархизме»), которая издается издательством «URSS», в ней вышло три десятка книг. Я тоже в этой серии активно участвую, сотрудничаю, пишу предисловия, даже книжку мою в ней издали. Так вот, нам удалось в этой серии переиздать книжку, вышедшую в 20-е годы. В 20-е годы в Москве (вы, может быть, удивитесь) действовало анархистское издательство «Голос труда». В нём вышла почти сотня книг об анархизме, была целая серия книг из истории анархизма (под редакцией Алексея Борового и Николая Лебедева). И вот в этой серии в 20-е годы известнейший историк, не анархист Соломон Лурье опубликовал книжку, а сейчас мы вот её переиздали с хорошим предисловием известного современного историка-анархиста и моего товарища Дмитрия Рублёва, главного вдохновителя всей этой серии. Лурье С.Я. «Антифонт. Творец древнейшей анархической системы», Москва, 2009 год.
Всё! Я немного увлёкся представлением книг, но я хочу напомнить, что наш курс ликбезовский, и, конечно, я всегда специально уделяю и буду уделять на каждой лекции большое внимание книгам. Я обо всём вам не расскажу за короткое время, но как некоторое предложение что-то почитать для интересующихся – это важно.
Китай. Даосизм
Давайте расскажу сперва о Китае и, конкретно, о даосизме. Рассказывая об Элладе, я буду говорить не только о киниках, но в Китае буду только о даосах. Говорить только о даосах нельзя, не сравнивая их с конфуцианством и, в меньшей степени, с легизмом. Для начала два слова об основателях даосизма, потом расскажу о его влиянии, о том, как он трансформировался.
Отцом даосизма считается легендарный человек, которого, скорее всего, не было. Если Конфуций с великой долей вероятности действительно был, то создатель даосизма – скорее всего, вымышленная фигура, легендарная. И всё в нём легендарно.
Это Лао-цзы. У Лао-цзы всё странно, начиная от имени и рождения. Великий, величайший китайский историк Сыма Цянь написал краткий очерк о биографии Лао-цзы. Ну и в двух словах расскажу, о чём там идет речь.
Лао-цзы – это прозвище. И, поскольку в Китае иероглифическая письменность, то китайские иероглифы многозначны. Например, слово «дао» вообще имеет почти сто значений, а «Лао-цзы» имеет два значения. Это либо «старый мудрец», либо «старый ребёнок». Вот уже с прозвища начинается парадокс. И тут, конечно, как и везде, имеется двойное дно. Почему «старый ребёнок»? Потому что, по легенде, на самом деле его звали Ли Эр. (Но мы его знаем как Лао-цзы.) Ли Эр был зачат от солнечного луча, мать его носила 72 года, и он родился сразу семидесятидвухлетним. Но это объяснение прозвища лежит на поверхности. Надо посмотреть глубже, – а даосизм всё время требует посмотреть глубже. Дело в том, что основные идеи даосизма сочетают детскую чистоту, невинность и старческую мудрость. И в этом смысле, «старый ребёнок», хотя и звучит как оксюморон, как противоречие, как парадокс, но, на самом деле, за этим стоит сама суть: сочетание старческой умудрённости и детской чистоты!
Лао-цзы был (считался в пространстве китайской культурной мифологии) старшим современником Конфуция. Впоследствии появился миллион историй о том, как они повстречались с Конфуцием. Как Лао-цзы стыдил Конфуция, и как Конфуций был ошарашен: три дня молчал, а когда ученики начали его терзать и спрашивать: «что ты думаешь, учитель, про этого странного старого мудреца?», Конфуций сказал: «Если вы встретили в лесу зайца или волка, вы знаете, как с ним быть, как его поймать. А что вы скажете, если увидите дракона?» Надо при этом иметь в виду, что в Китае драконы – отнюдь не то же самое, что в Европе, не Чудо-Юдо, Змей Горыныч, которому надо сразу при встрече голову сшибать; это в Поднебесной символ чего-то древнего, великого. То есть образ дракона – это образ очень положительный, таинственный, божественный и великий. И Конфуций сравнил Лао-цзы с драконом!
Вы, конечно, знаете, что Конфуций хотел воспитать и сформировать культуру, основанную на достоинствах и добродетелях идеального просвещённого человека и воспитывающую «благородных мужей», которые заботятся обо всех, любят всех, образованы, почтительны и воспитаны (тут и «жэнь» (человеколюбие), и «сяо» (сыновняя почтительность), и «ли» (ритуал и воспитание)). А Лао-цзы, по легенде, сказал Конфуцию потрясающую фразу. Я её очень люблю, она очень глубокая и простая. Он сказал: «Голубь белый не от того, что часто купается». Подумайте, как хорошо сказано! То есть Конфуций хочет отмыть голубя. Голубь испачкался, Конфуций хочет его отмыть, а Лао-цзы смотрит глубже. Он говорит, что уже поздно кого-то учить и просвещать, когда, простите за грубость, поздно пить боржоми… Надо не допустить утраты этой чистоты. То есть когда уже все пропало, начинается эта суета и вопли про человеколюбие и сыновью почтительность. А нужно просто делать так, чтобы голубь не испачкался. Чтоб он был девственно чистым и гармоничным.
Но вернёмся к его фигуре. В ней всё удивительно и странно. Странно рождение – в 72 года. Не все рождаются сразу в 72 года, не все зачаты от солнечного луча, не всех зовут «старыми мудрецами» или «старыми детьми»! Но самое удивительное другое: Лао-цзы совершил совершенно анархический поступок. Он был чиновником, но не высшим, хранителем архивов в царстве Чу. Вообще, для любого китайца – это мечта мечт: стать каким-то чиновником, попасть в какие-то «шишки». А Лао-цзы добровольно ушёл из чиновников и, более того, он вообще уехал из Китая! Это китайцы, которые считают, что чиновник – вершина человека, а китаец – это вершина человечества. Для китайца Китай – это пуп земли, Поднебесная; вокруг – варвары. И вдруг он уходит из чиновников и уезжает на дикий запад. Зачем? Как это возможно?
По легенде, Лао-цзы сел на чёрного буйвола, и всё, больше о нём не слышали. Забегая вперёд, скажу: у китайцев есть трогательная особенность. Это абсолютно самодостаточная цивилизация. Как говорится, всё что есть в мире – это made in China, ничто не приходит в Китай извне, а всё, что приходит извне, все равно сделано в Китае. Единственная важная «вещь», которая за три тысячелетия пришла в Китай извне – буддизм. Но, поскольку буддизм, когда он пришёл в Китай, стал «китайским буддизмом» (чань-буддизм, от которого в Японии появился всем известный дзен-буддизм), очень походившем на даосизм, то китайцы тут-то и «поняли», наконец, зачем Лао-зцы уехал на Запад. Он уехал, чтобы породить (пробудить) Будду и основать буддизм! Чтобы «просветить варваров» Запада светом с Востока! Вот для чего! И, когда буддизм пришёл в Китай – он просто вернулся к себе домой. То есть они и буддизм создали, по убеждению китайцев, через Лао-цзы. Так что это единственное исключение из правила о том, что всё великое и ценное придумали китайцы, – тоже вовсе не исключение, а часть правила. Но это так… очень забавная, трогательная черта китайского менталитета – абсолютная герметичная самодостаточность.
Итак, завершая рассказ о биографии Лао-цзы: ещё один парадокс, последний парадокс. Вот он едет на своём могучем чёрном буйволе (посмотрите на эту картинку), подъезжает к границе. И там один чиновник, тоже ученик Лао-цзы, пограничник, начальник заставы, останавливает его и почтительно говорит: «Учитель, я тебя не выпущу из Поднебесной, пока ты не запишешь мне своё учение». И вот на пограничной заставе перед отбытием к варварам Лао-цзы записывает трактат из пяти тысяч иероглифов – книгу «Дао дэ цзин» (Книгу о Дао и Дэ, переводя буквально название). Вот эту крошечную великую Книгу. Что же получается? Не будь чиновников, не будь пограничников, не будь границ – не появился бы и даосизм. А можно сказать иначе, противоположным образом: если бы не было пограничников, границ, чиновников – не нужен бы был даосизм. То ли появление учения обязано существованию пограничников и границ, то ли наоборот, если бы ничего этого не было – не нужно было бы ничего писать. Вот вам последняя загадка биографии Лао-цзы. И дальше он уехал на Запад, но книга осталась; пять тысяч иероглифов остались и стали самой известной китайской книгой, которую читают во всём мире. Надеюсь, что и вы её читали. Я почти наизусть её знаю. Бесконечно глубокая вещь. В неё можно нырять, погружаться и углубляться.