Спрятанная

День был теплый, безоблачный, пахнущий яблоками. Одно из них, с наливным боком, с хрустом жевал Ян, сидя на краю колодца. Исса пошла к нему, остановилась в нескольких шагах, сцепила перед собой руки, как часто делала Кора, когда волновалась.

— Если хочешь умыться, я набрал воды, — указал он на полную лохань. — Отхожее место, за домом… Вообще, можешь осмотреться тут.

Исса кивнула, но с места не двинулась.

— Мастер Дуваф еще спит и сомневаюсь, что проснется раньше сумерек, — парень подбрасывал на ладони надкусанное яблоко и на Иссу опять не смотрел.

А вот она на него смотрела. Если бы не бледность — может быть Ян болен? — она бы назвала его красивым. Даже несмотря на разноцветные глаза под насупленными бровями. При свете дня один был цвета переспелой вишни, другой — прогретого на солнце речного песка.

— Я не должен был приходить вчера, — он сжал яблоко в ладони. — Не должен был сомневаться в учителе. И говорить все это не должен был.

Важно расхаживающий по крыше колодца ворон, каркнул. Поддерживал или обвинял в малодушии?

Исса только безмолвно открыла рот — точь-в-точь выброшенная на берег рыба. Да что он такое говорит! Как смеет сейчас, когда уже подарил ей надежду!?

— Он считает, — кивок на ворона и кривая усмешка. — Что я просто завидую. Не умею смиряться…

Если бы могла, Исса спросила бы, чему именно должен завидовать Ян: то, что у Дувафа есть жена или что его жена — Исса? Да и что за глупая мысль! С чего Яну хотеть именно ее?..

— Я никогда не желал чужого, — Ян отшвырнул яблоко, и с глухим треском оно ударилось в забор. — Но в чем-то он прав, я не беспристрастен.

В черных волосах блеснула бусина с Иссиного платья.

Исса бы сказала, что сомнения его напрасны. Что она не солгала ни в одном слове. Что Дуваф силой заставил произнести тройное согласие. Духи всемогущие, она многое могла сказать!.. Или он ждал бы от нее других слов?

— Знаю, что он лишил тебя голоса, — Ян соскользнул с края колодца. — Вчера еще понял. Я мог бы вернуть его, но нельзя, мастер узнает и будет только хуже. — Он шагнул к ней. — Посмотри мне в глаза.

Чтобы выполнить его просьбу, Иссе пришлось задрать голову. Взгляд у Яна был тяжелый, пронизывающий.

— Ты правда не желала этого брака? — разноцветные глаза подёрнулись дымкой, остекленели.

Не желала. Ни за какие деньги и богатства мира, не пожелала бы.

— Он мог бы забрать тебя из этого поселка. Залесье не место для такой девушки, как ты.

Откуда ты знаешь, Ян, какая я? Откуда знаешь, что всю жизнь только и мечтала сбежать отсюда?

Да, Исса бы хотела уехать — далеко, далеко — но не с Дувафом. Какая разница, где ты, если несвобода в твоем сердце.

Ян облизал губы:

— В Белом городе заседает Ковен — тринадцать могущественных колдунов, что властны решать судьбы других. Они видят сокрытое, они рассудят… — он сглотнул. — Решение их будет непоколебимо, но, если они сочтут… — Ян отвел взгляд. — Их решение может быть не в твое пользу.

Она готова рискнуть. Это шанс. Если Исса останется здесь, то надежды уже не будет.

«Помоги, пожалуйста, Ян! Не оставляй с ним!».

Он отступил, покосился на своего ворона, будто ища поддержки. Совета. Тот нахохлился, прокаркал трижды, пронзительно, недовольно.

— Я постараюсь помочь, — ответил Ян.

Ворон сорвался со своего места, спикировал, едва не задев крылом голову Яна, и огласив двор хриплым криком, улетел. Он не доволен таким решением, поняла Исса.

— Я постараюсь… — повторил Ян.

Сейчас он казался еще бледнее, чем обычно.

Глава 12. Исса

Яблоки, что росли в саду у колдуна, были приторно сладкие, казалось, вместо сока по губам стекает прозрачный мед. Их аромат дурманил.

Жарко. Ни ветра, ни облачка на высоком белесом небе. Даже тише переговариваются птицы — слушают далеко ли гроза. Исса припала к щелке в заборе. Там, где макушки деревьев касаются неба, нарождались иссера-синие тучи.

Ворон сидел на воротах и не сводил с девушки глаз. Под этим осуждающим взглядом — во, что ты втягиваешь моего хозяина, случайная женщина — было неуютно. Из тени под крыльцом за ней следили. Сбились кучкой и шептались. Вот же неугомонные создания! Сегодня голоса их звучали благодушнее — существа были сыты и благодарны за это Иссе.

С глухим хлопком упало на землю яблоко. Дернул головой ворон. Зашелестел листвой первый порыв пропахшего дождем ветра.

Исса как раз успела дорезать в глубокое блюдо яблоки. Сполоснула в холодной воде липкие пальцы, приложила холодные ладони к лицу.

Яна она нашла на кухне. На плоском зачарованном камне кипела кастрюля с супом… точнее чем-то отдаленно его напоминающим. Сам он возился с тестом. Жидковато выходило, из такого пироги хорошими не выйдут.

Исса водрузила тарелку на стол и жестами показала, что поможет. Ян сопротивлялся недолго, выглядел он уставшим, по бледному лбу стекал пот. А ведь в доме вовсе не жарко.

Он не ушел далеко, уселся тут же на лавку. Смотрел на то, как хлопочет Исса задумчиво, не говоря ни слова. А ей нужно было отвлечься. Привычные дела успокаивали, и, погрузившись в них, она почти забыла, где находится. Налепила пирогов — и ничего, что руки немного трясутся — и отправила печься.

Тем временем доварился суп, Ян достал ржаные сухари и две тарелки, стряхнул со стола старые крошки — уборку господа колдуны не жаловали — и предложил:

— Пообедаем?

Пророкотал первый раскат грома — гроза надвигалась. Небо потемнело, налилось густой синевой, как спелая слива.

Есть Иссе не хотелось, но она налила по тарелке супа себе — самую капельку — и Яну. Села напротив. Обманчивое спокойствие. И ложку не донести до рта — трясется рука.

…Ян вскинул на нее растерянный взгляд и замер, не зная, что предпринять. Исса плакала беззвучно, текли по щекам слезы, капая в нетронутый суп. Она бы и рада остановиться, сделать вид, что сильная и ей не страшно. Ведь стоит поддаться слабости и пути назад не будет. Но сейчас это было выше ее сил. Она слабая, беззащитная и совершенно не знает, что предпринять. И слезы не приносили даже подобия облегчения.

Исса, как во сне, поднялась из-за стола, закрыла лицо руками. Издалека доносился перестук капель — начался дождь. Темный коридор — прибежище теней — она преодолела бегом. Распахнула дверь.

Шаг с крыльца.

Еще один.

Крупные, холодные капли с силой бьют по хрупкому телу. Грохочет уже совсем близко. Вспыхивает молния, окрашивая небо в цвет засохшей крови.

— Исса! — Ян стоял в дверях.

Пусть смотрит, теперь и не поймешь слезы ли на ее лице или дождь. А гроза… гроза ее не пугает. И алые молнии-змеи, что ползут по почерневшему небосводу. Пусть жалят, если хотят. Пусть.

Прикосновение пальцев к предплечью, и сквозь мокрую, прилипшую к телу ткань, они чудятся раскаленным.

— Пошли в дом.

Лицо Яна серьезно, но глаза смотрят встревоженно.

Я не твоя забота. Уходи. Не хочу, не желаю верить в помощь, которой не будет. Моей матери были безразличные мои чувства, Коре, что воспитала меня, тоже… Так какое же тебе дело до меня, Ян? Ничего со мной не случится. Уходи!

Он стоит. Сжимает ее руку и не отрывает взгляда. Черные пряди прилипли к бледному лицу, дрожат капли дождя на ресницах. Грохот и алая вспышка. Ловит блики бисер в волосах.

— Так, так, так… — шипящий, пропитанный ядом голос.

Ян вздрагивает, разжимает пальцы. В том месте, где его пальцы касались руки, холод ощущается сильнее.

На крыльце стоит Дуваф. На лице — ни следа усталости, в глазах — черная ярость.

— Моя жена и мой ученик… — он скрипит желтыми зубами и стискивает дверной косяк. — Неблагодарный! Думаешь, я не знаю, что происходит в моем доме, пока я сплю? Думаешь, не вижу, как ты смотришь на нее? Не слышу, что говоришь? — И Ян отступает еще на шаг. — Восемь лет я отдал тебе, мальчик. Восемь лет и все знания, что накопил за долгие годы, требуя взамен лишь верности и уважения. Неужели это так сложно?