Муж беспорочный

— Верно говоришь! Или позабыли, как в прошлую войну ростовцы наши веси жгли, или никого из родных, скажешь, не потеряли? Нельзя с хищником договориться!

— Отчего ж нельзя, можно. Если сперва ему зубы выбить, когти вырвать и хвост оторвать.

— Хвост-то зачем?

— На всякий случай. Чтобы обманно не вилял.

— Разобьем Глеба! В колодках в Белозерск притащим!

— Встанем крепко за землю Белозерскую! Стяжаем князю чести, а себе славы и в веках останемся бессмертны!

— Ты, молодой, погоди, не полыхай, не полыхай. Оно, конечно, встанем всем миром, потому как под Ростовом нам жизни не станет. Только здесь ду-у-мать надо, соображать то есть. Сперва князя послушай. Мы ж его для того и поставили.

На площади собрался уже весь город. Князь вышел к миру почти сразу — сегодня каждый час был на счету. При всех знаках княжеского достоинства: в алом корзне[99] и княжей шапке, отделанной золотой вышивкой, самоцветами и собольи мехом, в золотой булавой и Цветом Грозы у бедра, Ростислав, князь Белозерский, высокий и прямой, как копье. Он вскинул десницу, и шумное вече мгновенно стихло.

— Братие и дружина! Народ белозерский! Беда пришла в наш дом. Глеб Ростовский со своими полчищами вторгся в Белозерскую землю. Ростовский хищник напал вероломно, подобно татю, пользуясь трудным для нас часом. Народ Белозерский! Напомнить ли вам, как одиннадцать лет назад отстояли мы право жить по собственной воле, а не по Глебовой прихоти? Напомнить ли, как четыре года назад снова вышвырнули мы хищника с нашей земли? Мужи Белозерские! Нам будет трудно. Не ради чести, не ради славы; не ради добычи и полона; тот, кто пойдет сегодня за мной, пойдет в бой ради жизни наших детей.

Дальше было все, как обычно. Выступил седой воевода Ратибор; выступили все, кому было, что сказать.

Ростислав молча смотрел вниз. С его места видно было только море голов: меховые шапки справных горожан, простые — бедняков; кое-где — простоволосые головы; изредка мелькали женские платки. Он знал, что решат эти люди. Знал, что не может быть иначе. И знал, что должно делать ему, кому доверились эти люди.

Вече на несколько мгновений стихло и взорвалось дружным криком:

— Веди нас, княже!

Мир решил.

Примерно часом позже князь Ростислав совещался в гриднице со своими воеводами.

— Белокрепость продержится долго, — доказывал кто-то. — И месяц, и два, и всю зиму.

— Что нам месяц и два! Если Глеб не возьмет ее изгоном, в день-два, он оставит под стенами часть войск и пойдет вперед.

— Я выступлю к Белокрепости, — Ростислав обвел присутствующих взглядом, словно бы заранее отметая все возражения. Некрас вдруг сообразил, что князь спал сегодня едва ли три часа.

— Когда, княже?

— Завтра на рассвете. Надо бы сегодня, да не успеем. Выступаю с дружиной и всеми, кого соберу. Ратибор Нежданович, ты собираешь полки. Всех, кого можешь. Сроку тебе — две седьмицы. Затем выступаешь на соединение со мной. Ярополк Твердиславич, тебе вверяю стольный град. Больше пятидесяти кметей оставить тебе не могу.

— Достаточно, княже. Мужи не справятся, так жены помогут. Смолу лить и бабы сумеют.

— Добро, если так. Если Глеб осадит град, с таким отрядом Белозерску не устоять. Будем же надеяться, что Сварог и Перун видят правого и до того не допустят. Для того и иду сейчас Глебу навстречу, чтобы не дать ему дойти до Белозерска. Дальше. Томило.

— Княже?

— Скачешь сей же час в Новгород, ко князю Остромиру за подмогой, кою обязан он предоставить по нашему докончанию.

— Исполню, княже.

— Некрас. Ты найдешь мне четырех мужей, отличающихся ловкостью и мужеством. Дело им предстоит опасное, и очень может быть, что не сносить им головы. Один под видом перебежчика должен сообщить Глебу, что князь Ростислав с малым полком идет навстречу ему Большой Ростовской дорогой.

— Ты ж там и пойдешь, княже?

— Да. Еще двое назовут Старый Шлях и путь через Медвежье. Путь поломает голову. Насколько я его знаю, он разобьет свои силы натрое.

— Ага. Всему свой черед, как сказала кошка, увидев мясо и сметану. А четвертый-то что?

— Четвертый поедет к Глебу открыто, как Белозерский посол.

— И что прикажешь передать?

— Что передать? Иду на вы![100]

Утро этого напряженного дня еще не окончилось. Ростислав спустился в поруб, где осужденные разбойники сидели в ожидании распределения по работам. Раньше все недосуг было ими заниматься.

На входе Ростислав нагнулся, и все равно больно ударился головой и не сдержал крепкого словца. Поморгал, стараясь приноровиться к скудному освещению.

Небольшая клеть была явно тесновата для десятка заключенных. Никто при виде князя не встал, но десять пар глаз обернулись к нему: с любопытством, с надеждой, с тревогой. С ненавистью. С безразличием.

Ростислав еще медлил, не зная, как к ним обращаться. И впрямь, щенки неразумные…

— Ребята, — решился он наконец. — Выслушайте меня. Вы все знаете, что своих вир вам не отработать до старости. Но сейчас у вас появилась возможность расплатиться зараз. Глеб Ростовский стоит под Белокрепостью. Завтра мы выступаем ему навстречу. Вы можете идти со мной. Когда с крепости будет снята осада, тот, кто останется в живых, станет свободным. Впрочем, обманывать не буду: там, куда я пошлю вас, выживут немногие. Пусть каждый решает сам. Тот, кто пойдет со мной и погибнет, падет с честью, искупив свою вину. Тот, кто пойдет со мной и вернется, заслужит прощение. Тот, кто останется…  тот останется. Когда догорит свеча, пусть каждый из вас даст ответ.

Договорив, князь вышел. Лязгнул засов. Примерно через четверть часа дверь отворили снова. Шатун с сумрачным лицом шагнул навстречу князю, взглянул ему в глаза.

— Мы все идем с тобой, княже.

И тихо добавил:

— Зря ты так. Достаточно было сказать: отстоим нашу землю.

На рассвете следующего дня Белозерский передовой полк выступил в поход. Полку того была неполная сотня: дружинники, городские добровольцы, успевшие со сборами раньше других, и освобожденные разбойники. Немного, но «глядят орлами!», как сказал бы Некрас. Вечный балагур Некрас, впрочем, на этот раз молчал.

Малое войско выехало из города на рысях, в полном доспехе, с развернутым стягом и боевой песней на устах: песней о славных белозерских витязях, которые вскормлены с конца копья, которые идут, подобно громовым тучам, подобно яростным турам, ища себе чести, а князю славы. Все это в действительности было не нужно; князь заранее знал, что, едва только стены града пропадут из виду, он прикажет укрыть кожухом стяг, снять и увязать в тороки брони, чтобы не утомлять бойцов раньше времени. Но он хотел, чтобы вид уходящего полка был грозен и вселял уверенность.

Уверенность! Кто бы дал ее самому Ростиславу. Несмотря на все военные хитрости, он так и не был уверен, что сможет остановить ростовское войско и удержаться до прихода подкрепления. Возможно, это был шаг отчаянья. Возможно, более благоразумным было бы дождаться прихода новгородцев и ударить всей силой. Но Ростислав не был благоразумным. Он был Мужем Беспорочным, и каждый шаг Глеба по белозерской земле был для него оскорблением. Белооозеру. Памяти Мстислава. И лично ему. Глеба вглубь земли пропустить было нельзя. Потом кто-то из летописцев заметил, что мудрость Ростислава Белозерского заключалась в умении принимать неразумные решения, сбивающие противника с толку. Но сейчас Ростислав, покачиваясь в седле своего серого иноходца и, на посторонний взгляд, погруженный в глубокую думу, знал одно. Глеба нужно остановить у Белокрепости. Любой ценой.

Моросил мелкий неприятный дождик, совсем не создающий боевого настроения, и напоминающий, что дороги день ото дня становятся все хуже, и только высоко над головами плыло узкое лазурное полотнище стяга, словно кусочек неба, нарочно очищенный Сварогом от туч.

99

Корзно — одна из княжеских регалий, плащ, обычно алого цвета.

100

Иду на вы! — едва ли авторство сей знаменитой фразы принадлежит Святославу. Скорее всего, это была традиционная формула объявления войны. В этом случае слова летописца следует понимать так, что Святослав не выступал в поход без объявления войны, вероятно, в отличие от многих иных государей