Страница 3 из 46
Впрочем, сон отчего-то не шел к Ростиславу; он рассеяно слушал болтовню своего стремянного, которому, как всегда, когда требовалось разместиться в тесноте, да не в обиде, постлали тут же, в изложнице[10] князя. Стремянный этот, именем Некрас, прозванием Кузнецов, был личностью весьма примечательной. На вид — полная противоположность своему князю, низенький, грузный, точно колобок, правда, тоже рыжий, но, если у Ростислава это была благородная темная рыжина, то Некрасова буйная головушка полыхала, что лесной пожар. Оттого называли его еще и Рыжий-Конопатый, но только шепотом и наперед оглянувшись по сторонам, поскольку за вторую часть прозвища легко было схлопотать в зубы, а кулак у сына кузнеца был пудовый. Еще имел стремянный склонность к пустой болтовне, плоским шуточкам и панибратству, однако не было у князя слуги вернее и друга преданнее.
И вот Ростислав привычно вполуха слушал околесицу, что так же привычно нес его любимец, думая в то же время совсем о другом, как вдруг одна фраза привлекла его внимание.
— Эй-эй, погоди, куда это тебя сватом посылать?
— Да куда хошь, лишь бы скорее. Я ведь, княже, сейчас не шутки шучу. Нужно тебе вторую жену брать.
— Не хочу.
— Ну так хоть девку.
— Не хочу, — повторил князь.
— А уж тут хочешь, не хочешь, а придется.
— Да постой ты, чего заладил: жену, жену, — поморщился Ростислав. Разговор нравился ему все меньше и меньше. — Может… тут и не в жене совсем дело, — все же заставил он себя выговорить.
— Вот и проверишь.
— Да не хочу я проверять. Знаю, что надо, а не лежит душа, и все тут.
— Ой, далеко соколу на небо летати, а далеко — не далеко, надо долетати! — пропел стремянный. — Эх, странный те человек, княже. Вот я, так с дюжину бы завел. Жаль, боюсь, не потяну… — Некрас коварно замолчал, и Ростислав тут же попался на удочку:
— Это почему?
— Я пухленьких люблю, а они едят много! Разве стольких прокормишь?
Ростислав расхохотался и махнул рукой.
— И, тем не менее, княже, надо решать. Потому что на сегодняшний день ближайший наследник — Остромир Новгородский.
— Остромир мне вовсе не родич.
— Зато родич покойному Мстиславу, которому как раз ты, княже, прости за грубое слово, седьмая вода на киселе. Твоих ростовских… — кто там, троюродных братьев? — в расчет не принимаем?
— Нет, — Ростислав невольно нахмурился. — Отрезанный ломоть. Тому роду я изгой[11]. но даже если бы это было не так, допустить на Белозерский стол любого из них — значит отдать землю под руку Ростовчанина. Они-то ему присягали, и от него зависят.
— Значит, остается Остромир. Да только не зря его зовут Грозным. Чего доброго, наши белозерцы так забоятся, так забоятся, что с перепугу возьмут, да погонят его в шею. Впрочем, этого ты, княже, уже не увидишь. Да и я тоже.
— Ты-то почему?
— Потому что Остромир со своими варяжскими наемниками[12] ступит на белозерскую землю не раньше, чем Некрас Кузнецов в ту землю ляжет!
В изложнице было темно, но, и не видя, Ростислав понял, как окаменело вдруг лицо верного слуги. И поспешно промолвил, отвлекая от тяжких воспоминаний:
— Так, и что еще мы имеем?
— Погоди, с этим еще не все. Экий ты шустрый, точно заяц по весне, — балагурство вернулось к Некрасу так же так же мгновенно, как перед тем исчезло. Остромир-то, как ни грозен, не такой уж плохой государь, вон Новгород при нем богатеет, но земля его не примет. А пока белозерцы будут разбираться с новгородцами, непременно нагрянет Глеб Ростовский, который до сих пор почитает землю нашу своей волостью, самовольно отложившейся.
— Ну, Глебу седьмой десяток, его-то я, Сварог[13]даст, переживу.
— Не загадывал бы ты, княже, богов не гневил. Да и то сказать, кто знает, каков будет его преемник. Княжич Володимер вроде бы норов имеет потише, ну да вдруг не он?
— Итог, выходит, таков. Кровных родственников моих и Мстислава звать нельзя. Значит, остаются родственники княгини.
— Ба! Да Любомир всю казну на яхонтовые пуговицы спустит.
Любомир, младший брат княгини, пригожий, хотя и несколько изнеженный юноша, известен был своей склонностью к красивым вещам. Болтали, будто нарядов у него больше, чем у всей женской половины семьи вместе взятой, и это, незначительное, на первый взгляд, обстоятельство, раздражало князя и мешало всерьез рассматривать Любомира в качестве возможного наследника.
— А Яросвет?
— А Яросвет на пиво. По мне, так лучше уж на пуговицы, все не сразу в нужнике окажется.
— Земля наша не буду говорить где с такими наследничками окажется! — буркнул князь.
— Золотые слова, княжне! Хоть в песню вставляй. Кстати, о песнях. Знаешь, как римляне делали?
— Какие еще римляне?
— Княже! Не знаешь, так постыдился бы! Те, от которых греки пошли[14]. Ежели у какого римского кесаря не было наследника, а так чаще всего и было, он находил отрока из почтенного рода, подходящего нрава и всяких там добродетелей, и его усыновлял.
— Римляне твои такие же чудные, как твои греки. Кто же отдаст своего сына в чужой род?
— На княжение-то? В очередь выстроятся, ровно на водопой.
— Все равно, у словен нет такого обычая, и мы пока не в такой силе, чтобы его вводить.
— А кесари те, кстати сказать, правили плохо, и конец им пришел не скорый. Но ужа-а-сный! В общем, думай, княже, решай. А только помни, что княжеству Белозерскому нужен бесспорный наследник, иначе конец ему придет еще скорей, чем тому Риму.
Глава 2
Я владел мечом по истинному заслуженному праву… Тени славных воинов, некогда владевших этим мечом, плотным кольцом обступили меня. Я знал, что в час грядущей схватки они встанут плечом к плечу со мной.
Богатый торговый гость Тихомир Щербатый отнюдь не считал себя мироедом, злыднем и лихоимцем, как величали его многочисленные недоброжелатели. Он делал важное дело: брал то, что там не нужно, и доставлял туда, где оно потребно. А если он, как в сказке сказывается, покупал товар втридешева, продавал товар втридорога, так вольном воля: дешево — не продавай, дорого — не покупай. Правда, главный его совместник[15] Путята Соленый Ус утверждал, что Тихомир — какой же гость, как он, Соленый Ус — ромейский кесарь, поскольку в жизни не бывал далее Новагорода. Сам-то он изъездил половину земли, и усы взаправду просолил морским ветром. Но что поделать, если Тихомира в ладье укачивает, а в седле растрясает? Занялся он было лошадиной торговлей, да лишился пары зубов, попытавшись посмотреть в зубы дареной кобылке. Пришлось из барышника заделаться работорговцем. Тихомир, в самом деле, никому не чинил обид, никому не делал зла, одно благо. Он покупал мужчин и женщин, измученных, голодных, в багровых рубцах от кнута, с затравленными глазами, лечил, кормил, успокаивал и продавал на челядинном рынке уже вполне приличных рабов, дороже вдвое-втрое, и иногда и в пять раз. Правда, попадались порой гордые пленники, которых приходилось обламывать с помощью все того же кнута, ну да это уж они сами были виноваты: чего бы им не смириться, зачем переть против собственной доли?
В этот вечер новый покупатель явился, когда рынок уже был закрыт и барыши подсчитаны. Кряхтя, довольный Тихомир отпирал тяжелый засов бывшего амбара, где содержал он не проданный за день живой товар, одновременно прикидывая, какая из девок наиболее удовлетворяет всем изложенным требованиям. Велес[16] упаси, нежданный покупатель уйдет ни с чем! За дверью женский голос выводил печальный напев:
10
спальне
11
Изгой — от слова «гоить» (жить), т. е. «выбитый из жизни». Человек, по тем или иным причинам отделившийся от своего рода и таким образом утративший принадлежащее ему по рождению социальное положение. Впоследствии, когда родовые отношения утратили прежнее значение — человек, выпавший из своего сословия, например, по «Русской правде», «поповский сын, не знающий грамоты». Подробнее см. у И.Я.Фроянова.
12
Остромир со своими варяжскими наемниками — Автор разделяет мнение В.Г.Василевского и Л.Н.Гумилева, что варягами (по-гречески «варангами») называли наемных воинов. «Это не название какого-нибудь этноса или какой-нибудь лингвистической группы, а название профессии» — Л.Н.Гумилев, «Конец и вновь начало». Причем в данном случае (и вообще применительно к «варяжскому вопросу» русской истории) варяги по происхождению были преимущественно скандинавы, реже балты.
13
Сварог — Отец-Небо, один из главнейших славянских богов. Некоторые исследователи даже считают его верховными божеством. Автор выводит Сварога в качестве небесного покровителя Белозерской земли.
14
Римляне… от которых греки пошли — Византия, как Восточная Римская империя («Второй Рим») считалась наследницей Древнего Рима. Кстати, хотелось бы заметить следующее. Считается, что русичи называли византийцев «ромеями». Однако автору не попался ни один древнерусский источник, где бы встречалось это слово; византийцев всегда именуются «греками». Впрочем, возможно, просто «не попался».
15
соперник, конкурент
16
Велес (Волос) — бог-покровитель скота, а также бог торговли и богатства.