Страница 5 из 14
– Похоже, игрушка, – сказал седой старик. Он поднял Эдварда за передние лапы и стал рассматривать. – Верно, кролик. У него и усы есть, и уши кроличьи. Как у кролика, торчком стоят. Ну, раньше стояли.
– Да, точно, ушастый, – сказал молодой парень и отвернулся.
– Отнесу-ка я его домой, отдам Нелли. Пусть починит, в порядок приведёт. Подарим какому-нибудь мальцу.
Старик усадил Эдварда, чтоб он мог смотреть на море. Эдвард, конечно, был признателен за столь учтивое обращение, но, с другой стороны, он уже так устал от воды, что глаза б его на это море-океан не глядели.
– Ну вот, сиди тут, – сказал старик.
Они потихоньку приближались к берегу. Эдвард ощущал, как пригревает солнышко, как обвевает ветерок остатки шерсти на его ушах, и что-то вдруг переполнило, стеснило его грудь, какое-то удивительное, чудесное чувство.
Он был счастлив, что жив.
– Ты только погляди на этого ушастого, – сказал старик. – Похоже, ему нравится, верно?
– Это точно, – отозвался парень.
На самом деле Эдвард Тюлейн был так счастлив, что даже не обиделся на них за то, что эти люди упорно называли его «ушастым».
Глава восьмая
Когда они причалили к берегу, старый рыбак закурил трубку и так, с трубкой в зубах, и направился домой, усадив Эдварда на левое плечо как самый главный трофей. Он шёл, словно герой-завоеватель, придерживая кролика мозолистой рукой, и тихонько с ним разговаривал.
– Нелли тебе понравится, – сказал старик. – Ей выпало в жизни много печалей, но она у меня отличная девчонка.
Эдвард смотрел на городок, укутанный сумерками, точно одеялом, на тесно прилепившиеся друг к дружке домики, на огромный океан, который простирался перед ними, и думал, что готов жить где угодно и с кем угодно, лишь бы не лежать на дне.
– Эй, привет, Лоренс, – окликнула старика женщина с порога магазинчика. – Что там у тебя?
– Отличный улов, – ответил рыбак. – Свежайший кролик прямо из моря. – Он приподнял шапку, приветствуя хозяйку магазина, и пошёл дальше.
– Ну вот, почти пришли, – сказал наконец рыбак и, вынув трубку изо рта, указал ею на стремительно темнеющий небосклон. – Вон, видишь, Полярная звезда. Если знаешь, где она, тебе всё нипочём, никогда не заблудишься.
Эдвард принялся рассматривать эту маленькую звёздочку. Неужели у всех звёзд есть свои имена?
– Нет, вы меня только послушайте! – сказал сам себе рыбак. – Надо же, болтаю с игрушкой. Ну ладно, будет, довольно.
И, по-прежнему придерживая Эдварда на крепком плече, рыбак прошёл по тропинке к маленькому зелёному домику.
– Эй, Нелли, – сказал он. – Я тебе кое-что из моря принёс.
– Ничего мне не нужно из твоего моря, – послышался голос.
– Ну, ладно, Неллечка, перестань. Посмотри лучше, что тут у меня.
Из кухни, вытирая руки о фартук, вышла старушка. Увидев Эдварда, она всплеснула руками, захлопала в ладоши и сказала:
– Бог мой, Лоренс, ты притащил мне кролика!
– Прямиком из моря, – сказал Лоренс.
Он снял Эдварда с плеча, поставил на пол и, придерживая за лапки, заставил низко поклониться Нелли.
– Господи боже мой! – воскликнула Нелли и стиснула руки на груди.
Лоренс вручил ей Эдварда.
Нелли взяла кролика, придирчиво осмотрела его с ног до головы и улыбнулась.
– Господи, бывает же на свете такая красота! Эдвард тут же решил, что Нелли – хороший человек.
– Да она красавица, – выдохнула Нелли.
Эдвард пришёл в замешательство. Она? Кто она? Он, Эдвард, безусловно, красавец, но никак не красавица.
– Как же мне её назвать-то?
– Может, Сюзанной? – сказал Лоренс.
– Да, годится, – сказала Нелли. – Пусть будет Сюзанна. – И она посмотрела прямо в глаза Эдварду. – Сюзанне надо перво-наперво справить новую одёжку, верно?
Глава девятая
Вот так Эдвард Тюлейн и стал Сюзанной. Нелли сшила ему несколько одёжек: для особо торжественных случаев – розовое платье с оборками, на каждый день – одежду попроще из ткани в цветочек, а ещё длинную белую ситцевую ночную рубашку. Кроме того, она починила ему уши: просто общипала остатки старой свалявшейся шерсти и сделала пару новёхоньких ушек из бархата.
Закончив, Нелли сказала:
– Ой, какая же ты хорошенькая!
Сначала Эдвард был в полном смятении. Он всё-таки кролик, а не крольчиха, он – мужчина! Он совсем не хочет одеваться по-девчачьи. Кроме того, одежда, сшитая Нелли, была очень проста, даже та, которая предназначалась для торжественных случаев. Ей не хватало элегантности и замечательной выделки той, прежней, одежды, к которой Эдвард привык в доме Абилин. Но потом он вспомнил, как лежал на дне океана, уткнувшись лицом в песок, а звёзды были далеко-далеко. И он сказал себе: «Да какая разница, девчонка или мальчишка? Подумаешь, похожу в платье».
Вообще ему отлично жилось в маленьком зелёном домике с рыбаком и его женой. Нелли любила печь разные вкусности и целые дни проводила на кухне. Эдварда она сажала на высокий столик, прислоняла к банке с мукой и расправляла ему платьице, чтобы оно прикрывало коленки. А уши его она разворачивала так, чтобы он мог её хорошо слышать.
Потом она принималась за работу: ставила опару для хлеба, раскатывала тесто для печенья и пирожков. И вскоре кухня наполнялась ароматом пекущейся сдобы и сладостными запахами корицы, сахара и гвоздики. Окна запотевали. Работая, Нелли без умолку болтала.
Она рассказала Эдварду о своих детях: о дочери Лолли, которая работает секретаршей, и о мальчиках. Ральф сейчас служит в армии, а Раймонд умер от воспаления лёгких давным-давно.
– Он захлебнулся, у него была вода внутри тела. Это совершенно ужасно, это невыносимо, хуже ничего не бывает, – говорила Нелли, – когда кто-то, кого ты так любишь, умирает прямо у тебя на глазах, а ты ничем не можешь ему помочь. Мой мальчик снится мне почти каждую ночь.
Нелли вытирала уголки глаз тыльной стороной руки. И улыбалась Эдварду.
– Ты, Сюзанна, небось думаешь, что я совсем с ума сошла, с игрушкой разговариваю. Но мне-то кажется, что ты меня и вправду слушаешь.
И Эдвард с удивлением обнаружил, что он действительно слушает. Прежде, когда с ним разговаривала Абилин, все слова казались ему скучными и бессмысленными. Теперь же рассказы Нелли казались ему самыми важными на свете, и он слушал, будто сама жизнь его зависела от того, что говорит эта старушка. Он даже подумал, что, может быть, в его фарфоровую голову как-то проник песок со дна океана и в голове что-то повредилось.
А по вечерам домой с моря возвращался Лоренс, и они садились есть. Эдвард сидел за столом вместе с рыбаком и его женой на старом высоком детском стульчике, и хотя сначала это его ужасало (ведь детские стульчики предназначены для детей, а не для элегантных кроликов), но скоро он ко всему вполне привык. Ему нравилось сидеть, не уткнувшись в скатерть, как когда-то в доме Тюлейнов, а высоко, чтобы его взору представал весь стол. Ему нравилось во всём принимать участие.
Каждый вечер, после ужина, Лоренс обыкновенно говорил, что, пожалуй, надо прогуляться, подышать свежим воздухом, и предлагал «Сюзанне» составить ему компанию. Он сажал Эдварда себе на плечо, как в тот первый вечер, когда нёс его с моря домой, к Нелли.
И вот они выходили на улицу. Придерживая Эдварда на плече, Лоренс раскуривал трубку. Если небо было ясным, старик начинал перечислять созвездия, указывая на них трубкой: «Андромеда, Пегас…» Эдварду нравилось смотреть на звёзды и нравились названия созвездий. Они звучали чудесной музыкой в его бархатных ушках.