Страница 6 из 11
Вероятно, врач обратился бы к детским психотравмам создателя Минойской цивилизации. Там даже Фрейду есть в чем покопаться. К горечи разочарования подмешивалось злорадство. Ущербное открытие ущербного человечка.
Маленькое отступление про Эванса.
Артур Джон Эванс был первым ребенком в многодетной семье промышленника и археолога-любителя. Эванса долго будут сравнивать с отцом, признавая, что сыну еще далеко до археолога-любителя. Амбициозного и закомплексованного Артура не могло это не раздражать. Как и новый брак отца после смерти матери. Эванс-младший не пользовался успехом у девушек из-за слишком маленького роста (158 см) и желчного характера. Его шутки и колкости отвратили от него однокашников. Учился он с трудом, бабушка с дедушкой даже считали старшего внука туповатым, с трудом поступил в колледж, едва не провалив экзамены, стипендию на дальнейшее обучение по специальности археолога не получил.
И пришлось ему журналистом отправиться на Балканы. Только вот беда, там Эванс попался как шпион. Наверное, так оно и было. Не случайно говорят, что британские писатели и журналисты выпускники университета «МИ-5».
Но сам Артур не мог терпеть местное население. Он утверждал, что только попавшие под влияние турецкого ислама более-менее цивилизованные люди, а остальные грязные славяне. «Я предпочитаю не выслушивать от каждого встреченного варвара сентенцию, что он человек и брат. Я верю в существование низших рас и хотел бы их истребления», – такова позиция Эванса.
Впрочем, во время путешествия по Швеции и Норвегии ему не понравились и вонючие лапландцы. А в Германии его раздражали немецкие крестьяне. Как он относился к грекам, неизвестно, археолог умалчивает. Это и понятно, если вся его научная репутация стоит на греческих открытиях. Больше Эванс не раскопал ничего, хотя в Дубровнике еще до Кносса начал раскопки кургана бронзового века и нашел ряд артефактов. Но что такое далмацкий Дубровник, когда по Европе гремит слава нахального самоучки Шлимана?!
Эванс с женой отправляется на раскопки в Грецию. Шлиман принимает начинающего коллегу радушно и щедро делится своими знаниями, он рад любому соратнику. Наверное, в разговоре он сообщает, что намерен искать строения Дедала на Крите, конкретно в Кносском холме, где местные крестьяне не раз находили древние артефакты. Но ему отказано в покупке. Не знаю, правда ли это. Или хитрый Шлиман в сговоре с греками продал сопернику никчемные земли.
Как бы то ни было, но в 1901 году Эванс выкупает четверть территории холма с обязательством выкупить остальные его части (сумма сделки составила 235 фунтов стерлингов); поскольку местные землевладельцы были мусульманами, это по турецким законам давало Эвансу право приоритетной покупки. Позже, после Критского восстания, владения Эванса оказались в пределах британской зоны ответственности в Кандии. Наверное, несостоявшийся дипломат знал о планах правительства. И возможно, ему помогли приобрести этот участок на стратегически важном острове. Так что если нельзя открыть новые руины, то их стоит создать. Как и придумать минойскую цивилизацию, не имеющую (по утверждению самого археолога) никакого отношения к Древней Греции. Эванс утверждал, что открытые Шлиманом культуры – побочная ветвь минойской цивилизации, продукт покорения варварских народов просвещенными минойцами. Гомеровские же поэмы – лишь искаженный вариант минойского эпоса.
Он смело приступил к своей реконструкции (особенно после получения внушительного наследства), сочинив даже внутренние интерьеры дворцов, что не удавалось никогда и никому. А как иначе, если себя самого он называл «агентом воскресения» культуры древних критян. И все это оставил в наследство нам.
Это не деньги.
С нами на экскурсии оказались веселые разновозрастные немцы, которые вечно теряли друг друга и потом искали то маму, сбежавшую из музея в кафешку с пивом, то сына, рассматривающего фенечки у уличного торговца всякой чепухой. Это нас развлекло, и когда последняя немецкая старушка, изрядно загрузившаяся пивом, была погружена на борт мерседесовского автобуса, мы тронулись обратно.
Пока мы ждали этих веселых стариков, я купила целую палету монеток, выпущенных при режиме черных полковников, объясняя дочери, что фашизм в Европе рухнул не в 1945 году, а у греков он появился после моего рождения, как и в Чили. Ей стало скучно и мы закончили эту беседу. Хотя я радовалась за любимого Шлимана, который так и не получил этот участок, а отправился дальше, чтобы найти великие Микены, в которых я еще не была.
А монетки имели свое продолжение. Плюхнувшись в кресла за своим любимым столиком в кафе у Яниса (нам их берегли, а если кто-то занимал, то любезно пересаживали гостей, чтобы мы сели на привычные места). Нам даже приносили цветы и волнистого попугайчика в клетке (как оказалось за щедрые чаевые, хотя я честно давала 10 процентов от суммы). Мы ужинали и рассматривали монеты. Наш вечный официант, который почему-то был именно нашим, даже на улице здоровался, искренне расстроился нашей покупке.
– Это не деньги. Они не действуют, – его горю не было предела.
– Мы знаем. Мы их купили на память.
– Сколько вы заплатили?
Я ответила.
– Десять долларов за 10 монеток, – официант чуть не заплакал, таких идиотов, как мы, он увидел впервые.
Он совсем огорчился. А на следующий день принес горсть таких же монет, все, что лежало у него дома.
– Это не деньги, – повторил он, я протянула ему пять долларов, но он отказался, взял только свой заслуженный доллар.
К тому же в этот день он действительно спас нас. Лиза радостно потянулась за горстью монеток и опрокинула на меня свой лимонный сок, в который еще не успела положить сахар. И я очутилась в луже лимонного сока. Идти в мокрых штанах мне не хотелось, а сидеть на мокрой подушке тоже было не уютно. И тут наш официант что-то понял. Он позвал юношу, который лихо пек пиццу. Тот оказался болгарином, который в каникулы подрабатывает пицерийщиком (так он сказал, наверное, не знал слово пициолло), юноша прекрасно говорил по-русски и знал немного греческий. Итак, мне предложили никуда не торопиться, а посидеть, что-то еще заказать, насладиться закатом над морем, и, только просохнув, идти к себе в отельчик. Пока болгарин болтал, греческий официант сменил мне подушку. И мне стало лучше. А в темноте можно и в мокрых штанах идти.
Не торопись и все успеешь – это греческий принцип. Как там это? Сига-сига. То есть медленно и неспешно. И это работает. И помогает. С этим надо смириться. И принять. Наслаждайся каждой минутой и каждым часом. И тогда твой день будет длинным и бесконечным.
Поклонись, если можешь, морской воде,
забыв звуки флейты и голые ноги,
которые топчут во сне чью-то жизнь,
давно утонувшую в глубинах истории.
Дату, имя свое и место
на раковине неизвестной
напиши, коль сможешь,
да брось подальше -
и пусть утонет в бескрайнем море.
Сига-сига.
Сига-сига – главный принцип греческой жизни – неспешно, без суеты. Но это все не совсем точные слова. Это право на лень, отсутствие суеты, внешнее ничегонеделание. Кажется, что они отчаянные лентяи – утром все сидят за чашкой кофе в кофейнях, в обед, который длится вечно, закрыты все магазины. Воскресенье и православные праздники – святые выходные дни. И совершенно непонятно, как они все успевают.
Как-то в сувенирной лавке я выбирала тарелку. Хозяин нервничал, хотя я была единственным посетителем его заведения. А я все определялась с выбором. И тут он не выдержал, подошел и нервно сказал, что все закрывается. И откроется только в пять, ему пора уходить. Все, все. Закрыто! Я подумала, что я ему не понравилась внешним видом или чем еще, но на самом деле у него просто наступил обед. И случайный посетитель не повод опоздать к семейному столу. И это верно.
Греки, исповедующие принцип сига-сига, что значит неспешно, ужасно спешат жить. Когда я утром в восемь утра выходила на пляж, то хозяйка (это было много позже Дафны) уже разгружала пакеты из машины. Потом ее можно было увидеть с книжкой на пляже, вечером она сметала в саду листья и лепестки. А потом перед сном она сидела в саду с чашкой кофе и книжкой. И как ей удавалось столько работать и столько отдыхать? Это греческая тайна под названием Сига-сига. Не спеши и все успеешь.