Проклятье памяти

С момента взрыва прошли почти десять часов, жене, вернее, вдове Макса – Ольге – уже сообщили, она звонила ночью, и подозрительно спокойным голосом принялась расспрашивать его, как это произошло. Илья поначалу пытался ей наврать, но та мигом расколола его, а дальше у нее началась истерика. Ольга рыдала так, что Илье казалось, что вдову слышат его соседи за стенкой, он молча слушал Ольгу, потом связь оборвалась. Перезванивать он не стал – не до того было, пока сам себя в руки взял, уже утро настало. Серое, мутное, дождевое, с низкими облаками над крышами и ленивой моросью. Илья включил газ под чайником, достал мобильник, посмотрел на него. «Надо сказать» – решился он, – «пусть лучше от меня узнает». Мысль, что о смерти Макса отцу сообщат посторонние равнодушные люди, подстегнула, и Илья набрал номер отца.

Тот отвечать не торопился, но Илья ждал, пока не услышал знакомое недовольное «слушаю». Тут снова перехватило дыхание, Илья переждал спазм и сказал, выдал залпом, точно боялся, что еще секунда – и он не сможет выдавить из себя эти слова.

– Макс умер.

Пауза, потом тихий шорох, звон, потом снова тишина, абсолютная, точно в космосе. Илья молчал, отец тоже, потом спросил очень спокойно и ровно:

– Когда, где? Как это произошло?

– Вчера, – быстро ответил Илья, – вчера вечером, у дома его друга. ДТП, Макс врезался в дерево, взорвался бензобак…

Врать он никогда не умел, получалось коряво и нелепо, как и в этот раз. Чтобы бензобак взорвался при столкновении с деревом, скорость у машины должна быть под двести. Нет, «бэхе» это было нипочем, но на трассе, а не во дворе же. Отец промолчал, судя по фоновым звукам, он ходил по комнате, ходил быстро, а микрофон закрывал ладонью, чтобы не выдать тяжелого дыхания.

– Отец, – тихо сказал Илья, – ты меня слышишь?

– Да, – резко ответил тот, – слышу. Я приеду.

И отбился, из трубки понеслись короткие гудки, засвистел чайник. Илья выключил газ, и только собрался налить в кружку кипяток, но передумал. Он не мог больше оставаться в квартире, запертый в четырех стенах, она опротивела ему всего за одну ночь, он ненавидел это чужое жилье, точно оно было в чем-то виновато. Если бы Макс не привез его сюда, то ничего бы не произошло. Илья вышел в коридор, накинул куртку и сбежал по лестнице вниз. Обгоревший кузов «бмв» лежал там же, где и вчера, Илья подумал, что это плохо, очень плохо, отец увидит его, и все поймет, как умер его сын. Вытащить бы эти головешки отсюда к чертовой матери, но трогать нельзя, ибо «следственные действия», черт их дери…

Было уже довольно светло, мимо проходили люди – они торопились на работу, поглядывали на останки машины, и торопились дальше. Из третьего подъезда выскочили веселые таксы, за ними вышла сонная хозяйка, но собак она держала на поводках. Тем шлейки не мешали, псы резвились в точности, как и прошлым вечером, носились по лужам и в шутку дрались между собой. Илья смотрел на них, и тут вчерашняя картинка снова возникла перед глазами. Вот Макс прощается с ним, вот садится в машину, заводит ее, потом слева летит багровая искра, пропадает, и над машиной поднимается огонь. Искра, он видел похожее раньше, причем довольно часто, правда, в темноте. Хотя нет – днем тоже, но всего пару раз. Но тогда дело было на полигоне, во время стрельб, а здесь город….

«Ерунда, быть того не может» – Илья машинально смотрел по сторонам, на верхние этажи дома-колодца, а в голове крутилось: «трассирующая пуля – это снаряд особой конструкции, светящийся в полете и оставляющий за собой дымный след». Дымного следа он не заметил, но это ерунда – свет-то был. И еще кое-что подкинула память: «трассирующий снаряд обладает зажигательным действием при попадании в легковоспламеняющийся объект (стог сена, бак с парами топлива)». Какие пары, у «бэхи» был полный бак…

Илья крутился на месте, смотрел на окна верхних этажей. Встал к машине спиной, пристально оглядел их, понимая, что выглядит глупо, но поделать с собой ничего не мог. Мозг милостиво подкинул задачку, отвлекая от пережитого ужаса, и давая паузу перед грядущим – перед встречей с отцом, объяснением с ним, перед похоронами. На седьмом – последнем этаже – окно подъезда было открыто, и Илья кинулся туда, ворвался в подъезд, и остановился.

Бардак тут был жуткий – шел ремонт, причем самая грязная его часть, сдирание старой штукатурки и побелки. Ступеньки покрыты плотной коркой грязи, стены в пятнах, в воздухе летает белая пыль. Илья осторожно, держась центра лестничного пролета, поднимался вверх, глядел по сторонам и под ноги. Стремянка, пластиковые ведра с водой и пустые, еще с какой-то дрянью, тряпки, грязная до жути спецодежда, обертки, обрывки газет, окурки – чувство такое, точно в бомжатник угодил. Но нет, люди тут жили приличные, на четвертом этаже он встретил девушку – она боком, на цыпочках кралась к лифту, стараясь не запачкать черные туфли. Страдальчески глянула на Илью, и пропала в относительно чистой кабине.

На седьмом этаже ждала та же дрянь, грязь и разруха. Илья остановился на верхней ступеньке, наскоро огляделся и пошел вдоль стенки, глядя в пол. Следы, следы – их множество, на побелке хорошо видны отпечатки подошв, и так же полно мусора. Зато потолок свежепобелен, поэтому окно и открыли, чтобы просох. Илья пошел туда, но остановился на полпути.

На подоконнике стоял пластиковый ящик, стоял на боку, на полу валялась тряпка. Обычная тряпка, таких тут полно, и все же в ней было что-то не то. Илья постоял еще немного, и понял – она не перемазана в побелке, как другие, ее принесли недавно, может, даже вчера. Он поднял обрывок, покрутил его в руках, принюхался. Потянул носом еще раз, и поднес тряпку к лицу. От нее еле уловимо пахло ружейной смазкой, на синей ткани остались темные пятна, длинные и размазанные, точно кто-то протирал оружие. И бросил протирку здесь – то ли по небрежности, то ли наплевав на последствия. Илья положил тряпку на подоконник, перегнулся через него, потом отошел назад, пригнулся еще раз. Если бы он выбирал позицию для стрельбы, то лучшей не найти – двор и подъезд друга Макса как на ладони. И машина тоже, ее отлично видно отсюда, и стоит она, повернувшись к бойнице крылом с бензобаком.

«Совпадение?» – крутанулось в голове. Илья об этом особо не задумывался, глядел под ноги, на стену, на потолок, и сам не знал, что ищет. Вернее, знал, но гнал от себя эту мысль, чувствуя, как желудок сжимается в крохотный комок, а по хребту бегут ледяные мурашки. Дикое предположение уже не намекало – орало о себе, Илья сам перед собой делал вид, что «так не бывает» и обшаривал площадку дальше. Обошел каждый ее миллиметр, заглянул под все ящики и ведра, переворошил мусор. И не восторг, не облегчение почувствовал, а ужас, липкий и глухой, на грани паники, когда за трубой увидел гильзу. Она лежала в самом дальнем углу, сливалась с плинтусом, и если бы не слабый блеск металла, Илья ее бы не заметил.

Он поднял гильзу, обдул, вытер той самой тряпкой, покрутил в руках. Калибр, вроде, «девятка», самый обычный, это ни о чем не говорит. Если это трассер, то на кончике пули была зеленая маркировка, если нет… Если это не трассер, то в Макса стреляли дважды. Возможно, он был убит первым выстрелом, а вторым машину просто подожгли, чтобы замести следы. Но это вряд ли, экспертиза все равно выявит огнестрельное ранение, куда бы пуля ни попала. Если стрелял профи, то целился он в голову, и стрелял, наверняка, из бесшумки, поэтому выстрелов не было слышно. Странно, что он столько следов оставил – тряпка, гильза, ящик как бруствер… Работал неаккуратно, или торопился, или спугнул кто?

В кармане зазвонил мобильник, да так резко, что Илья едва не выронил гильзу. Зажал ее в кулак, вытащил телефон, глянул на экран: это звонил отец.

– Ты где? – ровным голосом спросил он, Илья соврал что-то насчет похода в магазин, и вранье снова прокатило, отец поверил.

– Я скоро буду, – сказал он, и отбился. Илья глянул на гильзу, на телефон, снова во двор, и побежал по лестнице вниз. Хватило пары минут, чтобы решить – отцу он ничего не скажет, по крайней мере, сегодня. Не скажет, пока сам во всем не разберется, но теперь точно известно одно: Макса убили.