Римаут

– Никаких возражений, – сухо ответил Павел. Эта ищейка со скуки решила его замучить допросами вместо того, чтобы ловить настоящего преступника? Ну и нравы в этом городке…

– Не обижайтесь, господин Фроман! – управляющий посмотрел на него через плечо, отпирая очередную дверь. – Томас, как и я, здесь родился и вырос. Всех знает. После пожара, в котором погиб пьяница Маркас, уже с полгода никаких событий. Тишина. Скука. А Каневски одинок, отдает всего себя работе, дома-то делать нечего. Поговорите с ним еще разок, ведь это для вас не сложно?

Дверь в кабинет управляющего открылась, и они зашли внутрь. Обычное офисное помещение, ничего необычного. Несколько сертификатов с размашистыми подписями на стенах, стол, кресло, шкафы. Тянуло прохладой от висящей в углу сплит-системы.

– Я вчера опять не выключил кондиционер! – воскликнул Фредерик. Кажется, и это его развлекло. – Пора пить эти новые таблетки для памяти, пора…

Он показал Павлу его кабинет, остальные помещения банка – здесь и десяти комнатушек не наберется. Но – МаниКэн, самый настоящий. Хотя и в игрушечном масштабе.

До обеда Фроман входил в курс дела, знакомился с коллегами, принимал первых посетителей. Обычная рутина, офисные стандарты. В свободные минуты ему показали кофемашину, и Павел с удовольствием сварил себе чашку американо. Жизнь входила в то русло, о котором он и мечтал в поисках работы, но потом пришел этот занудливый полицейский и испортил благостное настроение.

– Господин Фроман? – Каневски был подчеркнуто обходителен, но настойчив. – Нам необходимо еще раз поговорить.

– Как вам будет угодно, – ответил Павел. – Но хочу заметить: вы вчера довели моего сына до стресса, я буду жаловаться!

Каневски сел в кресло для посетителей, выложил на стол из сумки уже знакомый блокнот, ручку и телефон.

– Сына? Я? Чепуха, – отрезал он. – Я был предельно вежлив. Ему нужно лечить нервы, если обоснованный визит инспектора полиции приводит к стрессу. Кстати, в чем этот… стресс выразился?

Павел коротко рассказал обо всех событиях ночи. Каневски сперва писал, потом отложил ручку и дальше просто смотрел на мужчину внимательным взглядом. В нем сквозило профессиональное недоверие, как у психиатра, принимающего явно ненормального пациента.

Закончив, Фроман добавил:

– Если не верите, уточните у доктора Кольбера. Мы его вызывали под утро. Он обрабатывал раны на руках и выписал сыну успокоительное.

– Уточню… – процедил инспектор. – Еще я уточню в отделе ювенальной юстиции, что грозит родителям, подвергающим здоровье подростка опасности. Но я зашел вовсе не за этим. Вы утверждаете, что больше не видели господина Реца после встречи у нотариуса?

Павел, кипя гневом, что они же с Марией могут оказаться виновными в испуге сына, кивнул. Говорить он опасался – сейчас скажешь этому служаке что-нибудь не то и окажешься крайним.

– А как вы объясните, что сторож на стоянке видел некоего незнакомого мужчину перед обнаружением тела убитого?

– Вы что, всерьез считаете, что я довез продавца дома до стоянки, изрезал его ножом, забрал деньги и поехал договариваться о школе для дочери? Ну, знаете…

Павел даже перестал злиться. Вся эта история начала напоминать ему плохой детектив. С элементами абсурда.

– Я пока не знаю, что считать, – осторожно ответил Каневски. – На вашей одежде должны были остаться следы крови, но все свидетели утверждают, что вчера вы не переодевались. Показания совпадают. Не знаю… Но мне кажется, что вы как-то замешаны в ограблении и убийстве. Все это дурно пахнет.

– Ничего никак объяснить не могу. Мне нечего добавить, – ответил Павел. Ну его к черту, этого чокнутого полицейского. Сам не понимает, что несет. Он, Фроман, – и убийство?! Какая чушь!

– Если что-то вспомните, – традиционно завершил разговор инспектор. – То позвоните. Вчера вот забыл оставить вам визитку.

Он положил бумажный прямоугольник на край стола и вышел из кабинета. Визитка немедленно полетела в корзину для бумаг, Павел даже не посмотрел, что там написано. Хватит с него, хватит!

Агата сверилась с навигатором в телефоне. Все верно: вот их дом, со спутника видно даже черточку будки во дворе. Вот начало улицы, выводящей к ратуше. А школа – единственная на весь городок – находилась слева от площади. Улица Бургомистров. Их улица, кстати, почему-то называлась улицей Башни. Какие-то средневековые воспоминания?

«Маршрут построен», – пропищала было трубка, но девочка уже свернула программу. Какой тут маршрут? Десять минут неспешной ходьбы.

Занятия начинались в полдесятого. Агата успела не только собраться, но и позавтракать. Правда, вдвоем с мамой, что всегда было испытание для нервов. Отец давно на работе, а проснувшийся Вик попросил принести еду ему в комнату. Больной же.

Пусть ест, где хочет, лишь бы не плакал.

На улице снова тепло. Даже странно, что она так замерзла во дворе вчера днем. Сегодня по ощущениям настоящее лето, да и деревья еще зеленые. Вот только небо… Ну и бог с ним, на осеннее небо можно не обращать внимания, хватает и других забот.

Калитка скрипнула, закрываясь, и Агата впервые вышла в город. Одно название, конечно, что город. Улица совсем сельская – с одной стороны ряд домиков, похожих на их собственный, а с другой – заросли высоких кустов. Тихое место, какой уж тут шум по ночам! Правда, в тупике, которым заканчивалась их новая улочка, стояла какая-то синяя машинка. А больше – никаких признаков жизни.

Она вспоминала, с чего все началось под утро. Вспоминала и шла по узкой полоске асфальта к перекрестку. Там их половинчатая улица соединялась уже с настоящей: такие же небольшие дома, утопающие в ветках деревьев, но по обеим сторонам дороги. Опять же – ни людей, ни машин. Городок казался вымершим, и только звук ее шагов нарушал тишину. Агата с интересом вертела головой, после Глобурга здесь все было в новинку.

Агату перед рассветом разбудил женский голос. Незнакомый, звучавший печально и тихо.

«Девочка… Мне нужна твоя помощь».

Вот так – ни больше, ни меньше. Конечно, она встала, оделась в то, что было под рукой и тихонько, стараясь не скрипнуть дверью, вышла в коридор. Темнота, да и спят все, но голос не утихал. Он звучал изнутри, в голове Агаты. Похоже на сон, только все это наяву.

«Я в подвале… Помоги мне! Никто больше не слышит…».

Ступеньки лестницы были еле видны, она нащупывала очередную ногой и спускалась, держась за перила. Почему-то не возникло ни малейших вопросов, кто зовет ее, и чем она может помочь. Агата прошла по первому этажу до дверцы, за которой начиналась подвальная лесенка. Всего десяток ступеней, выложенных из старых камней, но не прямо вниз, а из двух частей: пять ступенек, поворот направо на узкой площадке и еще пять вниз.

Странная конструкция, но и это ее не удивило.

Опомнившись, что слишком темно, Агата включила фонарик в смартфоне. Да, вот так гораздо лучше. Могла бы сразу сообразить.

Подвал был большим, длиной с весь первый этаж дома и лишь немногим уже. Кирпичные стены, арки, поддерживающие от обрушения, земляной пол с неплотно уложенными длинными досками в качестве покрытия. Не то, чтобы сыро, но… как-то влажно. Ноги в наспех надетых тапочках слегка скользят.

Груды ящиков. Не современных пластиковых контейнеров, нет – деревянных, из досок, с обитыми железными полосками боками. На уголках тоже отсвечивает металл. Какие-то бочки вдоль стен, запылившиеся бутылки, доски, куча старой одежды в углу. Пачки старых газет, перевязанных истлевшей бечевкой. Пахнет сыростью и слежавшейся землей – в городе такие ароматы и не сыщешь, только где-нибудь в лесу.

В дальнем углу подвала желтой заплаткой на серо-коричневом фоне выделялась куча песка, частично раскиданного по полу, но явно брошенного на середине работы.

Яркая точка светодиода в телефоне освещала хорошо, но недалеко. Здесь бы обычный фонарь, на батарейках. У отца есть такой в машине, но не возвращаться же… Тишина. Нигде ничего не капает, не шуршит. Полностью мертвое место, кому отсюда звать, зачем?