Карман ворон

Конечно же нет. Имена – для ручных существ. Имена – для тех, кто боится той свободы, которой обладаем мы.

Мысли возвращаются к амулету деревенской девушки, и я говорю:

– Я знаю твое имя. У-И-Л-Ь-М.

Юноша улыбается. Почему он не удивлен тем, что мне известно его имя? А, наверное, все селянки знают его имя. Знают его самого, видят сны о нем и выдыхают в подушку его имя. Он удивился бы, если оно не было бы мне известно.

На мгновение от его самоуверенности я теряю дар речи. Однако даже она не лишена толики очарования. Юноша напоминает мне молодого оленя, хвастающего своей первой парой рогов. Он столь же неловок, игрив и самодоволен. Есть в нем то, чем он отличается от своего народа, – некая дикость.

– Уиль-я-м, – пишет он на земле.

У-И-Л-Ь-Я-М. Еще одна буква! Видно, деревенская девушка написала его имя неверно.

– Уиль-я-м. – Его имя звучит так же нежно, как журчание родника.

Он вновь улыбается.

Я редко улыбаюсь. Просто некому. Теперь понятно, зачем я прошлым вечером сняла с волшебного дерева амулет. Понятно и мое беспокойство, и какое-то тянущее чувство. В моей жизни чего-то не хватало, а я этого даже не подозревала. Теперь же, прямо сейчас, я осознала, что именно так тянуло меня сюда и звало.

У-И-Л-Ь-М.

У-И-Л-Ь-Я-М.

Всего одна буква. Один росчерк. Тем не менее я ощущаю его. Внутри имени была пустота, похожая на отверстие в ведьмином камне. И эта пустота жаждала быть заполненной. Заполненной тем, что потеряно. И, глядя на начертанное на земле едва различимое имя, я в глубине души понимаю: потеряна была Я.

2

Сегодня я треплемый ветром боярышник, колеблющийся и дрожащий. Я спала, прижав к себе цветочный венок, и утром тот все еще зелен, хотя розы увяли и поблекли, поэтому я становлюсь птицей – коноплянкой, коричневой и неугомонной. Я пою и летаю, летаю и пою, но даже это не отвлекает меня. Из головы не идет встреченный юноша. Я с легкостью забывала ручных молодых мужчин из деревни, а его забыть не могу.

Это болезнь? Почему свобода не приносит удовольствия? Солнечно, воздух свеж, небо сияет голубизной, ветер полнится обещаниями. Так почему же я сама не своя и не нахожу себе места? Почему больше не чувствую себя цельной? Почему сердце ноет, а я томлюсь, ярюсь и терзаюсь вопросами?

Я сбежала, когда юноша снова спросил мое имя. Он пытался последовать за мной, но в подлеске был слишком медлителен и неуклюж. Я пронеслась сквозь заросли и колючие кусты, следуя тайными тропками, известными лишь ланям и лисам, а потом пересекла реку на мелководье. Но У-И-Л-Ь-Я-М непостижимым образом остался со мной. Его имя слышалось мне в песне коноплянки и в дуновении ветра. Весь день с высоты небес я высматривала его коня и его зеленый жакет, чутко прислушивалась, надеясь уловить его голос. Не увидев и не услышав его, я наконец вернулась в свою хижину. Попробовала поесть – и не смогла; попробовала поспать – и не смогла; попробовала забыть его – и не смогла. Вместо этого мне вспомнилась песня людей, которую иногда поют юные девушки:

Что это за колдовство такое? Что за хвороба? Я пытаюсь очиститься полынью и валерианой. Я не селянка, чтобы вздыхать по колокольному звону и пению птиц. Я не человеческая девушка, чтобы мечтать о свадьбах и венках. Не следовало мне снимать с боярышника амулет деревенской девицы. Боярышник мстителен, коварен и стар – обкрадывать его было ошибкой. Я вытягиваю из сердцевины ведьминого камня алый лоскут и кидаю его в огонь костровой ямы. Сам камень бросаю в ручей, тот донесет его до моря. Боярышник со временем позабудет о случившемся, и все вернется на круги своя. Однако, несмотря на избавление от амулета, Уильям остается занозой в моем сердце. Когда я все-таки засыпаю, мне снится летняя ночь с ним. Теплый и нежный, он на вкус как земляника и кровь.

3

Сегодня я пятнистая лягушка в озерных камышах. Озеро глубоко, черно, как трясина, и холодно из-за горных вод: в него впадает с десяток ручьев и водопадов. На возвышающихся над водой островках живут выдры. Сегодня идет дождь. Теплые капли мягко ложатся на землю, точно стежки на нежнейший шелк. А моей душе ничего не приносит радость: ни озеро, ни лес, ни дождь, ни небо – мой возлюбленный далеко, и без него все безрадостно.

Его зовут Уильям Мак-Кормак. Мне поведала об этом белоголовая ворона, которой поведала об этом черная овца, которой поведала об этом полосатая кошка, живущая в замке, окруженном сухим рвом. Замок принадлежит пожилому богачу сэру Джеймсу Мак-Кормаку. Он – лэрд[7] этого участка земли, и Уильям – его единственный сын.

У странствующего народа нет ни замков, ни состояния. Мы не владеем ни землями, ни территориями. У нас есть горы, моря, озера, болота и реки. Они – наше наследие. Но Уильям однажды унаследует все то, чем владеет его отец: замок, земельные угодья, золото, отару овец и амбары с зерном. Все ручные существа, которыми владеет его отец, тоже перейдут ему в услужение. По меркам моего народа Уильям будет богатым человеком. А расположения богатых людей, куда бы они ни пошли, всегда ищут и аристократки, и деревенские девушки, и простолюдинки, и куртизанки. Однажды Уильям влюбится и женится на полюбившейся девушке. Их имена громко произнесут в церкви, где они обвенчаются. На ней будет муслиновая фата, а на нем – венец. Надетое на ее палец золотое кольцо свяжет их навечно. И он уже никогда не будет моим и не посмотрит на меня с любовью. Кто ж полюбит смуглянку, которая не остается надолго в своем теле?

Зря я выбросила ведьмин камень. Такие камни – мощные амулеты. Посмотрев при свете сальной свечи в отверстие в его сердцевине, можно увидеть далекое море и, возможно, даже посмотреть сквозь замковые стены. Если бы я сохранила амулет, то полюбовалась бы на Уильяма, пока он спит. Я не сводила бы с него глаз, где бы он ни был и куда бы ни пошел, пока в конце концов не устала бы от этой игры. Но амулет утерян, а его чары сильны и не отпускают меня. Мне остается лишь надеяться, что я позабуду красивого юношу в зеленом жакете, который короновал меня венком из диких роз…

4

Сегодня я соловей у окна твоей спальни. Мое пение слаще меда, и все же ты меня не слышишь. Ты сидишь в покоях и читаешь книгу в переплете из красной кожи. Иногда ты вздыхаешь и устремляешь взгляд в окно, но не видишь меня и не знаешь, как жадно я смотрю на тебя с каменного подоконника.

У твоей постели лежит веточка боярышника. «Несчастья грозят тому, кто спит возле цветущей ветви боярышника». Вечером я проберусь в замок мышью, крысой или домашней кошкой, унесу приносящую неудачи ветку из твоей спальни, а вместо нее положу дикую розу – похожую на те, что ты оставил в моих волосах. Розовую розу, свежую от росы и нежную, как утренний свет. Тогда, возможно, ты подумаешь обо мне. А я-то уж точно не перестану думать о тебе.

Кошка мяукает во тьме. В другое время я никогда не выбрала бы ее. Домашние кошки в лучшем случае полудики: подлизываются и урчат, выпрашивая ласку или лакомства. Однако никого не удивит бродящая по замку кошка, никто ее не прогонит. Отчего ты так вздыхаешь, милый Уильям? Отчего так тревожен? Я скребусь в твою дверь, и ты меня впускаешь. Я выгибаюсь и урчу от твоих поглаживаний.

– Киса, киса, – говоришь ты.

7

Землевладелец, лорд.