Страница 6 из 14
Так бы, наверное, все и затихло, но через три года город был потрясен исчезновением всенародно любимой юной художницы Василисы Барановой.
Василиса занималась в изостудии при Дворце пионеров и прославилась своими иллюстрациями к русским народным сказкам. Рисунки действительно были необычайно хороши, сочные, радостные и исполненные в оригинальной манере, сделавшей бы честь и зрелому художнику. Вскоре в Лениздате вышел сборник сказок с иллюстрациями Василисы, потом она оформила еще несколько детских книг, но настоящая популярность пришла к ней после того, как она победила в конкурсе политплаката. Будучи школьницей, Ирина тоже участвовала в таких конкурсах и, как все, рисовала стандартное – голубя мира, глобус в ладонях, перечеркнутую бомбу, и обязательно надпись: «Миру – мир!» Или «Пусть всегда будет солнце!». Умом понимала, что это ничего не значит, просто перевод красок и бумаги, а все-таки было чувство, что делает она это не зря. Пусть на одну миллиардную процента, но все же приближает наступление счастливого времени, когда на всей земле больше не будет войн.
Плакат Василисы был выполнен в виде простого детского рисунка, но с первого взгляда было ясно, что это настоящее произведение искусства. Девочку заметил Советский комитет защиты мира и тут же призвал под свои знамена. Плакат разошелся миллионными тиражами, Василиса выступила на конференции комитета, где произвела такое хорошее впечатление, что ее включили в состав делегации для миротворческой поездки в США как талантливую художницу и выразительницу доброй воли всей советской молодежи.
Казалось, судьба приготовила для этой девочки яркую и интересную жизнь, но однажды вечером Василиса не вернулась домой из Дворца пионеров. Милицейское руководство, узнав, что пропала не простая десятиклассница, а всенародно любимый вундеркинд, санкционировало масштабную поисковую операцию. Ирине довелось в ней поучаствовать вместе с другими студентами юрфака. Им доверили опрашивать жителей домов, расположенных по дороге от дома Василисы до метро. Поговаривали, что к поискам подключили даже КГБ, но эти ребята если и работали, то, как всегда, негласно. Девушку искали тщательно и долго, народ выдвигал самые безумные версии, вплоть до того, что Василису убили американские империалисты, но в конце концов сошлись на том, что тонкая и нервная девочка не вынесла бремени славы и либо покончила с собой, либо ударилась в бега, чтобы вести беспутную и вольную жизнь. Версия казалась весьма убедительной. Сама Ирина, слава богу, повзрослела немного раньше, чем началась повальная мода на вундеркиндов, в ее время еще не стыдно было быть обычным ребенком средних способностей. Возможно, она просто завидовала одаренным ребятам, но ей казалось неправильным, что общественная установка на всеобщее образование и гармоничное развитие выродилась в преклонение перед гениальными детьми. Понятно, что талант нужно пестовать, а обладателя его всячески поддерживать, потому что дар даром не дается, к нему в придачу идет тонкая душевная организация. Хорошо, когда о вундеркинде заботятся, учитывают особенности его характера, делают поблажки, но если человека превозносят, как нового мессию, и в то же время относятся к нему как к любопытной диковинке, к обезьянке редкой породы, тут даже железобетонные мозги дебила не выдержат, не то что хрупкая психика юного гения…
История эта произвела на ленинградцев большое впечатление. Девочку жалели как родную, многие ощущали что-то вроде иррациональной вины за то, что не разглядели, что Василиса на грани нервного срыва, не поддержали вовремя, не помогли.
В городе ее до сих пор помнят, книги с иллюстрациями Василисы продолжают издаваться, а нарисованный ею плакат обрел вторую жизнь в виде мозаики и украшает стену нового Дворца пионеров, призывая людей жить в мире и согласии.
Мать смирилась с исчезновением Василисы, а отец, давно имевший другую семью, даже пытался по суду признать дочь мертвой, чтобы получить в виде наследства ее гонорары за книжные иллюстрации и плакат, чем вызвал всеобщее осуждение. Получилось у него это или нет, Ирина не знала, ситуация показалась ей настолько грустной и мерзкой, что она предпочла за ней не следить.
В общем, родители Василисы не доставляли хлопот милиции, зато проявился отец Москаленко. Оскорбленный тем, что для его дочери правоохранительные органы не приложили даже четверти тех усилий, что были брошены на поиски Барановой, он с упорством отчаявшегося человека принялся бомбардировать жалобами все инстанции начиная с начальника отделения милиции вплоть до ЦК КПСС. Действовал Москаленко методично и хладнокровно, отказы и формальные отписки не обескураживали его, он просто складывал их в папочку и заходил на второй круг.
Получив от него очередное письмо, начальство не делало оргвыводов, но по голове исполнителям все же прилетало, ибо должен руководитель как-то излить свое раздражение на то, что вместо важных дел приходится отвлекаться на всякие дрязги, и мало-помалу Москаленко прославился как жалобщик-террорист. Его считали сумасшедшим, а Ирина думала, что скорее наоборот, эта деятельность для бедного отца осталась единственным спасательным кругом, что удерживала его на поверхности здравого смысла.
Все понимали, что если Марину не нашли по горячим следам, то через пять лет и подавно ничего не выйдет, но получать горячие приветы из ЦК партии никто тоже не хотел, поэтому с Москаленко говорили очень мягко и приветливо и давали пустые обещания в надежде, что когда-нибудь он угомонится.
Правда приходит к людям разными путями. Горькая ирония в том, что в правоохранительных органах никто не связывал исчезновение Василисы с Мариной, пропавшей за три года до нее, потому что о Москаленко к тому времени все благополучно забыли. Не видел связи и отец Марины, когда в беседе с заместителем прокурора Семеновой, к которой попал на прием в очередной из своих крестовых походов, воскликнул: «Что же это такое, одинаковые девочки, но одну ищут, а на другую наплевать только потому, что она какой-то там плакат не нарисовала!»
Сто сотрудников прокуратуры из ста пропустили бы мимо ушей эту риторическую фразу, но Альбина Александровна Семенова взглянула на фотографию Марины и заметила, что девочки и вправду одинаковые. Москаленко очень походила на Василису, внешность которой была известна каждому ленинградцу по фотографиям в периодической печати и по телевизионным репортажам.
Семенова присмотрелась внимательнее. Действительно, девочки были не настолько похожи, чтобы их можно было перепутать, но обе принадлежали к одному типу внешности, отдаленно напоминая Одри Хепберн.
И снова сто из ста отмахнулись бы от этого совпадения, но Семенова поехала изучать оперативно-поисковые дела обеих девочек, и результаты ее весьма насторожили.
Советская легкая промышленность не особо позволяет женщинам экспериментировать со стилем, ходят в том, что удается достать, но даже в таких спартанских условиях остается пространство для маневра. И, как ни парадоксально, оно тем шире, чем меньше у тебя доступ к дефициту. Если есть связи, то напялишь финское дутое пальто, шапку-петушок, джинсы и итальянские сапожки и радостно поскачешь по делам, довольная собой, не заморачиваясь гармонией образа, соответствием его твоему типу внешности и внутреннему состоянию. И даже брошенный тебе в спину эпитет «инкубаторская» не испортит тебе настроение. Пусть все так ходят, но это такие все, на которых не стыдно равняться!
Ну а если в твоем распоряжении только чемодан со старыми мамиными тряпками и продукция фабрики «Большевичка», то, приложив фантазию, ты можешь создать из этого оригинальный и даже дерзкий образ. Но на такие эксперименты отваживаются тети постарше, а девчонки знают, что это самый верный способ сделаться посмешищем в классе. Марина росла в семье скромного достатка и из того, что могла предложить ей советская легкая промышленность, предпочитала удобные и неброские вещи в спортивном стиле. Девушка занималась туризмом, мечтала стать геологом и ездить в экспедиции и заранее одевалась соответствующе. Парусиновые брючки, кеды, ковбойки, все это покупалось в магазине для подростков «Аленка», на вешалке выглядело устрашающе, но на юной подтянутой фигурке смотрелось даже приятно.