Дым

Арс хмурит брови, серьезным пытается быть, но девчонки не зря его сладким прозвали.

— Фед, я прошу тебя как друг — вытащи парня. Ты сможешь, если захочешь. Тебя послушают.

Отпиваю холодного пива и, распробовав горечь, с удовольствием выдыхаю.

— Что в нем особенного такого? Сынок чей-то? Папка из местной власти?

— Нет, парень простой.

— Ага, чудо-блогер с миллионом подписчиков. — Я соцсетями не пользуюсь, так мужики в части говорят. — Мне оно надо? Чтобы дурень собственную смерть снял? Ты этого хочешь?

— Нет, но он отличный спортсмен. Я его зубами на соревнованиях вырвал, еле уговорил к нам идти. Ты же сам слышал, как важна сейчас эта показуха, как важен чемпионат МЧС. Нам нужно выиграть в этом году, чтобы обратить на себя внимание. Ты лучше меня знаешь, в каком состоянии оборудование, что нам давно полагается новая цистерна. А ничего не дают. Как ни бьюсь. Если и в этот раз не выгорит, я…

Кажется, Арса опять накрывает депрессия. Осень подкралась, видимо, обострение.

— Так, кончай давай, все выгорит, — перебиваю его. — Нужно победить — победим. Я мужиков напрягу.

— Они отличные бойцы, но без пацана призовое место не взять. Он два года подряд рекорды по штурмовке среди студентов бьет. — А затем отчего-то тише продолжает: — Федь, без подробностей, но слышал, он с девчонкой года три назад в аварию попал, совсем зеленый был. Она травму позвоночника получила, ходить не могла. Он из-за нее суетился, блог завел. Денег собрал на лечение, операцию сделали в Германии, там она и осталась на восстановление. Вроде бы год к ней мотался, а в результате, как на поправку пошла, бросила его. — Арс явно ждет от меня эмоций, которых не получает. — Я не один день наблюдал за ним, есть у парня душа. Да, неотесанный, но это по твоей части — воспитывать. И хватит уже всех пугать этим проклятым местом, штат надо закрывать.

— Иди ты!

Арс смеется раскатисто, хлопает меня по плечу. Напоминает сейчас парня десятилетней давности, с которым подрались через минуту после знакомства, и вдруг резко меняется в лице. Чего испугался? Оборачиваюсь туда, куда смотрит: за окном, рядом с его тачкой, Паулина паркует байк, который ей одолжил, и направляется к нам.

— Ты, — Сеня кашляет, чтобы скрыть волнение, поправляет клетчатую рубашку и волосы, — ты не говорил, что Лина приедет.

— Да она на минуту, ключи забрать. Я Пони завез к ней, пока на смене была.

Паулина — моя подруга с детских лет. Были времена, когда безумная Пуля, как звали ее на районе, защищала меня — худого, длинноволосого парня, который не умел драться. Как-то раз даже отбила от местной шпаны, забросав тех петардами. Я точно и не вспомню, сколько мы лет дружим: если с десяти, это уже двадцать два года получается? Охренеть.

За все время секс по дружбе случался у нас только раз: еще по молодости и не без помощи магии дешевого виски. Нам не понравилась неловкость на утро, и мы решили больше не экспериментировать.

А Пони — наша псина. Около года назад щенка, больше похожего на котенка, подкинули в часть, и Паулина уговорила приютить животное на время, пока не найдет заразе дом. В результате дом та нашла сама — обосновалась у меня на кухне и выросла в большую ушастую лошадь. Теперь приходится подгонять дежурства так, чтобы могли по очереди присматривать за ней, ведь у Лины тоже сменный график, она работает парамедиком.

— Эй, жеребец! — та обнимает меня и смачно целует в щеку, а когда признает Арса, теряется.

Блин, как дети. Сколько их знаю, ходят вокруг да около, а ведь и ежу понятно, что нравятся друг другу. Хотя, может, и к лучшему: мало представляю их вместе и эгоистично не хочу выбирать сторону, когда разойдутся. А с их характерами это неминуемо случится, уверен.

После недолгих и неловких посиделок в кафе Лина подкидывает меня на байке в центр города, потому что мой старый добрый «паджеро» в ремонте. Я минут десять прогуливаюсь пешком, останавливаюсь у главного входа. Ненавижу больницы, но напоминаю себе, что обещал Арсу поговорить со стажером, поэтому вперед и с песней.

Беседа выходит короткой, но мы вроде бы понимаем друг друга.

— Это мое последнее предупреждение, — напоминаю, а парень с гипсом и перевязанной головой кивает мне. Если он хотя бы наедине может быть нормальным, значит, не все потеряно.

Забираю его перепачканную боевку, чтобы закинуть в часть, пока на больничном торчать будет, предлагаю подбросить домой, но тот гордо отказывается, говорит, приедут за ним. И когда я уже собираюсь выходить из палаты, к нему залетает мадам в короткой юбке и с ходу бросается на шею.

— Лео, ты зачем так со мной? Я только из Москвы вернулась и узнаю, что ты… — всхлипывает.

— Детка, я людей спасал.

Закатываю глаза и смеюсь под нос: да тут диагноз. Посмотрим, получится из него что-нибудь дельное слепить или нет.

Весь погруженный в мысли, я спускаюсь по лестнице. Накидываю в голове список дел, которые еще нужно за сегодня успеть, выхожу из корпуса, когда вдруг раздается крик — тонкий, пронзительный и дезориентирующий. Он выбрасывает меня в настоящий момент.

— Дядя посалник! — слышу и уже через секунду опознаю чудо с двумя торчащими в стороны хвостиками, которое несется ко мне на всех парах, явно не собираясь тормозить. Опознаю лишь по крокодилу в руках и пестрой пижаме: я уже встречал ее.

А потом смотрю выше и вижу девчонку, что недавно приходила в пожарную часть. Глаза у той огромные. Карие, я запомнил. И имя еще странное. Юна, кажется.

Глава 4

Юна

— Дядя пожарник! — не выговаривая половины букв, голосит Лиса и уже летит быстрее ветра.

Не успеваю остановить ее, окликнуть — будто дар речи теряю. Сердце пропускает удар, когда она оступается и готовится распластаться на полу. От бессилия и жутких мыслей хочу взвыть, но он подхватывает ее. Дым. Подхватывает и сажает на руки.

— Только не пожарник, а пожарный, — объясняет, кинув на асфальт рабочую куртку с желтыми вставками, из-за которой Лиса и бросилась к нему. — Правильно говорить пожарный.

Он щелкает малышку по носу, а я выдыхаю, только сейчас выдыхаю, и в груди растекается тепло. Глядя на счастливую Лису с улыбкой от уха до уха, радуюсь сама. На фоне высокого и крупного мужчины, как этот Дым, она кажется особенно хрупкой, маленькой и забавной. И с каждым новым днем все больше напоминает родного отца. Мы ведь совсем не похожи, Лиса — копия Матвея, такая же светловолосая и голубоглазая.

Суханов был моей первой любовью. Я втрескалась в него на первом курсе, можно даже сказать — на первой паре. Он же заметил меня только на третий год учебы. Я случайно — правда, не без помощи Аси — оказалась на вечеринке, где гуляла вся университетская аристократия с ударением на последний слог. Кто-то пригласил нас с Аськой за общий стол, потом кто-то пошутил, что мы с Сухановым предназначены друг для друга: я — Матвеева, он — Матвей. Затем помню череду вкусных коктейлей, а на следующее утро я проснулась у него в квартире. Одна.

Отец Матвея был каким-то важным депутатом, по всему городу были развешены плакаты с его лицом и лозунгами. Суханов сам засветился в предвыборном видеоролике с папой. И хотя я влюбилась в него совсем не поэтому, не могла отрицать — я ему не ровня. Очень боялась, что совершила самую большую ошибку в жизни, что он просто посмеется надо мной и запишет в очередные победы, но, к моему безмерному счастью, оказалась не права: Матвей вернулся домой с горячими круассанами из кондитерской и предложил позавтракать вместе.

В итоге мы провстречались весь семестр и целое лето. А потом он, не сказав ни слова, улетел жить во Францию, куда после скандала с денежными махинациями сбежал его отец.

Я пыталась связаться с Сухановым, когда узнала о Лисе. Даже ходила к матери Матвея, которая подала на развод и осталась в родном городе, но он так и не объявился.

— А у тебя есь басая класная масина? — коверкая и растягивая слова, малышка возвращает меня в настоящее, сверкает голубыми глазищами.