Страница 27 из 70
Первой возмущается сестра:
— Отец! Он сидел на твоем троне! Возомнил себя эйром Меруноса!
Эйр? Мерунос? Ну вот и начались непонятные словечки. Ладно, полагаю, что эйр — это титул. Мерунос — местные земли непонятных размеров. Может, город, область или целая страна.
— Я видел, что он делал, дочь. Но сидеть на троне и возомнить себя эйром — разные вещи.
Справедливо.
Девушка пыхтит, но спорить не решается. Тоже не отвечаю. Сейчас главное — молчать, и не наглеть. Передо мной не истеричная сестренка. Можно и головой поплатиться.
Отец продолжает:
— Как ты попал сюда, Римус? Кто открыл тебе дверь?
Молчи лишь секунду. Не поднимая головы, спрашиваю:
— Он будет наказан, отец?
— Да. Все знают, что ты зайдешь в тронный зал только тогда, когда самостоятельно сможешь открыть двери. Но ты не просто наплевал на это правило. Ты осмелился усесться на наш родовой трон.
Какой же у него спокойный голос. При этом настолько угрожающий, что хочется сжаться и не издавать ни звука. Что воины позади него и делают, стараясь даже не дышать. А вот сестренка наглеет. Видимо, папина любимица.
Что ж... Отвечать надо. И отвечу я правильно. Так как понимаю, какой передо мной человек:
— Тогда его имени вы от меня не узнаете, отец. Спрашивайте у тех, кто не считается с совестью.
— Да как ты смеешь, толстяк! — раздувает щеки сестра. — Отец, ему открыл Торн!
— Торн? — медленно оборачивается отец, смотрит на одного из воинов. — Это правда?
Торн отдает честь, за закрытым шлемом звучит гулкое «Да, эйр!»
Какое-то время в зале лишь тишина. Только эхо от «Да, эйр!» неспешно затихает...
— Могу я узнать, зачем ты это сделал?
Снова удар по груди:
— Я посчитал это правильным, эйр Галлен!
Отец смотрит на Торна и я вообще не могу понять, о чем они оба думают.
— Ты осознаешь последствия за нарушения моих указов? Особенно таких.
— Да, эйр Галлен! — голос Торна уверенный, дисциплинированный.
— Обычно я казню за неповиновение, но учитывая твои заслуги перед Домом... Капитан Торн, отправляйся к коменданту, сдай свое оружие и латы. А к закату солнца покинь замковый гарнизон.
Тишина. Только я еле-еле скрежещу зубами от праведного гнева. Знал бы, что всё настолько серьезно, не стал бы подставлять такого вояку по пустякам. Придумал бы что-нибудь другое.
Кошусь на девку. Ты посмотри, как она торжествует. Прям распевает от радости.
— Слушаюсь, эйр Галлен!
От меня не ускользают сухие нотки в голосе Торна. Не сомневаюсь, что он много лет отдал Дому, верой и правдой служа отцу и, возможно, отцу отца. Удалой ветеран, которого вышвыривают за то, что он открыл мне дверь.
Торн бьет себя по груди, по-солдатски разворачивается и...
Негромко произношу:
— Стоять, капитан...
Все взгляды на меня. У сестры же вообще чуть глаза не выпадают из орбит.
На мое удивление, Торн замирает на месте.
Отец медленно поворачивает голову. Все так же непроницаем. Молчит.
Сдерживаю мерзкий ком в горле, но говорю без запинки и уверено:
— Отец, я обманом заставил Торна открыть дверь. Он виновен лишь в том, что поверил мне, а не ослушался вашего приказа. Стоит ли так сурово наказывать за ошибки?
— Обманом? Ты? Торна? — недоверчивая легкая усмешка, от которой кровь стынет. — Допустим. Значит, ты берешь на себя вину капитана? Хочешь расплатиться за него?
Э-э-э... вообще не хочу, честно говоря. Но. Тут очевидная проверка и мой шанс повысить репутацию ценою... неизвестного наказания. Стоит ли овчинка выделки? Определенно, да. Вряд ли меня вздернут на виселице, но зато я прекрасно знаю цену авторитета.
— Беру, — киваю я. — Расплачусь.
Тишина. Настолько гробовая, что я незаметно щипаю себя за ляжку, чтобы убедиться, что реальность никуда не пропала. К сожалению, я не проснулся в мягкой кровати, в своем прекрасном подкачанном теле.
— Интересно, — отец подходит ко мне почти вплотную, понижает голос: — Очень интересно. Такие перемены за сутки. Не замечал таких свойств у эля.
Сестра едва слышно прыскает, но на нее не обращают внимания.
— Что это у тебя?
Отец резко берет меня за запястье, вдергивает рукав. Небрежно касается браслета пальцем. Перстень на его руке светится голубым.
— Купил у лавочника.
— Зачем тебе эта безделица?
— На всякий случай. Времена непростые, отец.
— Непростые? Когда тебя это волновало? А где взял деньги? Я запретил выдавать их тебе. Может старого трактирщика ты и способен запугать ради бесплатного эля, но не того торгаша — я его знаю, и только он мог продать тебе это в Гнезде. Это что же получается, Торн тебе еще и денег дает? Или кто-то другой?
— Он тут ни при чем. Я сам заработал.
Вижу высшую степень офигевания на лице сестры. То ли от отвращения, то ли удивления. А может, и того и другого.
Отец слегка ведёт бровью:
— Заработал? Сколько эта безделушка стоит? Пять золотых? Десять? Как ТЫ заработал такие деньги за сутки? Я точно знаю, что вчера ты ушел без гроша в кармане.
— Дешевле.
На всякий случай не буду говорить, что он мне достался всего за золотой. Могут возникнуть вопросы почему это так дешево.
— Ты на грани, мальчишка, — голос отца становится очень и очень опасным. — Ты знаешь, как я отношусь к вранью. Я задал тебе вопрос. Как ты заработал такие деньги за сутки?
Так. Интересно, а он знает, как я отношусь к тому, что на меня так давят? Поднимаю голову, вонзаюсь взглядом в его тяжелые глаза:
— Нарисовал голых женщин и продал их. Три серебряных за штуку. Если не верите, можете спросить у лавочника. Но я не думаю, что это хорошая идея. Поползут неприятные слухи... отец.
Воу-воу, Ден, а ты рисковый...
А что еще делать? Он четко дал понять, что будет за ложь. Конечно, кроме картинок я напродавал и других ценностей, но, если лавочник разболтается об этом, то я что-нибудь придумаю. Главное, что я ПОЧТИ честно признался за какие деньги приобрел браслет.
— Ж... ж... женщин... голых... — пищит сестра, краснея на глазах.
Отец отпускает мне руку:
— Слухи о тебе меня давно не пугают. Значит, ты хочешь сказать, что рисовал непристойности, чтобы заработать на защитный браслет в деревенской лавке? Я ничего не упустил?
Интонация отца намекает, что он упустил только рассудок своего сына.
— Всё верно.
Эйр переводит взгляд на воинов:
— Выйдите. Торн, пока останься.
Стража слушается, покидает тронный зал, закрывая за собой тяжёлую дверь. Отец спрашивает у меня:
— Почему пропадала связь с твоей печатью?..
Так, а вот тут можно и опустить подробности, а дать ему то, что он хочет услышать... Я и так вышел из образа привычного толстяка. С первого взгляда вижу, что отец слишком умен и в состоянии анализировать «странности».
— Перепил эля и вырубился. Если бы вы действительно хотели узнать, что со мной случилось, отец, то узнали бы. Но, как я понял, всем было не до меня, что, в принципе, неудивительно.
Тишина. Только возмущенное бульканье покрасневшей сестрицы и всепожирающий взгляд отца:
— Я не чувствую от тебя перегара.
Хм. Как я и говорил — он умен. Только пожимаю плечами. Мало ли что он не чувствует. Зубы почистил и петрушки пожевал.
Вот теперь он немного улыбается. Но очень уж угрожающе:
— Не слышал я, что ты умеешь рисовать. Принести пергамент! — неожиданно повышает голос.
П-ф-ф, а я уж напрягся... А тут всего-то... Испугал ежа жопой называется. Стал бы я так брехать, если бы не смог повторить эти дешевые поделки. Кто я, по-вашему, такой? Толстый аристократ? Я один из самых знаменитых коллекционеров современности! И в моей коллекции семнадцать картин, семь из которых, якобы прокляты. Одно из моих любимых занятий — их реставрация. А иногда подделка...
Спустя несколько минут я сижу за большим столом. Передо мной перо, чернила, угольки и восковые карандаши. Или как они там называются. В общем, из воска и каких-то красителей. Не самые привычные инструменты художника, но для такой дешевой работы сойдет. За спиной стоят отец и сестра. Торн — у входа в зал.