Страница 40 из 76
«Всематерь, что с ними не так?»
Пользуясь предоставленной возможностью, Наллар внимательно изучал их. Почему-то триамнийских горожан он раньше представлял себе по-другому. Кардинально иначе. Все же, они язычники, это раз. Живут по варварским законам, основывающимся, опять же, на мифах и легендах — это два. И то, что подавляющее большинство из них по натуре своей хитры, лживы и продажны — об этом знал едва ли не каждый гальтийский ребенок. Но люди, которых он видел перед собой, казалось, были всецело поглощены горем. Будто не какой-то дряхлый старик отошел в иной мир, а Зимняя Чума выкосила каждую вторую семью.
«Возможно, я вижу лишь внешнюю сторону медальона». — Наллар не любил спешить с выводами. Особенно когда дело касается целого народа.
В скором времени повозка затормозила напротив трехэтажного бревенчатого здания. Над входными дверьми покачивалась на цепях вывеска с надписью «Берлога отшельника». Это был уже пятый по счету постоялый двор, название которого так или иначе оказывалось связано с одной из двенадцати аркан. Наллар в очередной раз мысленно укорил себя за то, что перед началом миссии проигнорировал эту часть триамнийской жизни. Впрочем, за последние несколько суток пути он с лихвой наверстал упущенное. Более того — ему удавалось выигрывать у Ойлегера почти что в половине игр.
А это было, на взгляд Наллара, большим показателем.
Спустившись с повозки на пешеходную часть мостовой, Наллар, продолжая с любопытством глазеть по сторонам, дождался, пока торговец пряностями переговорит с местным конюхом и отдаст тому поводья. Затем, когда конюх вместе с лошадьми и повозкой удалились, кивком указал на гомонящих горожан.
— Почему все так суетятся? — спросил он у всеведущего в подобных вопросах торговца. — Что на них нашло?
— Как почему? — Ойлегер выглядел озадаченным. — Так ведь сам Верховный Иерофант ушел из жизни…
— Да это я понял. Я имею в виду… Какое им всем дело до этого Верховного Иерофанта? — Наллар указал рукой на здание (судя по пиле на вывеске, плотницкую мастерскую) на другой стороне улицы, перед которым собралась группа детей, что-то дружно распевающих. Даже они невесть где раздобыли ало-черные штаны и рубахи. — Большинство триамнийцев в жизни его не видели. В прямом смысле слова: у вас ведь даже монеты без лица правящего монарха… в смысле, Верховного Иерофанта.
Ойлегер повел головой вбок, выражая легкое несогласие.
— Как тебе объяснить… Верховный Иерофант испокон веков символизирует мир и стабильность для всей страны и всех ее жителей. Для большинства триамнийцев он почти что святой человек. Гарант спокойствия и процветания. Считается даже, что его избирают не столько члены Священного Синклита, сколько сами Боги Рассвета. И я не преувеличиваю, хочешь, сам иди и спроси.
Наллар недоверчиво хмыкнул.
— Да ведь они на каждых Выборах грызутся между собой за этот сан?
— Не придирайся к мелочам, шпион.
— Прекращай. — Наллар нервно заозирался по сторонам. К счастью, никому не было до них дела. — Я серьезно: прекращай эти свои штучки, по крайней мере, когда вокруг нас люди.
— Ладно, ладно. Как скажешь, Цэсэй. — Ойлегер пожал плечами.
Где-то в дальней части города пробил колокол. Группа детей сорвалась с места и, не прекращая пения, двинулась вдоль мостовой. Наллар услышал отрывок из песни.
…Там, где нет зимы и лета,
Где любовь течет рекой —
В Царстве Вечного Рассвета
Нынче он обрел покой…
Затем дети перешли на бег, и продолжение песни затерялось в топанье ног и прочих звуках оживленного города. Наллар заметил, что многие горожане прекратили сидеть и стоять на одном месте и неспешным шагом направились в ту же сторону, что и дети. Группа пожилых дам заставила Наллара и Ойлегера отойти с дороги, чтобы не мешать интенсивному движению.
Наллар недоуменно почесал затылок.
— Откуда такая толпень? — негромко поинтересовался он у беззаботно улыбающегося Ойлегера. — Им всем что, работать не надо? Куда все идут?
Еще один удар колокола прогремел вдали.
— Похоже, что на городскую площадь.
— На площадь? И что же там такого интересного… на этой площади? — Внезапно блестящая догадка озарила Наллара. — Ставлю бронзового жаворонка, что в память об этом Иерофанте…
— Верховном Иерофанте, — мягко поправил его Ойлегер.
— Да знаю я! В память о нем на площади будут раздавать бесплатную еду и выпивку, так? Возможно, еще и представление какое покажут. Ну, я прав?
Торговец рассмеялся.
— Хорошая попытка, Цэсэй. В очередной раз ты подтвердил, что азарт — твое второе я. Но, увы, жаворонка ты проспорил. На площади состоится местный Чин Поминовения Усопшего. Хочешь, пойдем посмотрим? Думаю, тебе будет полезно.
Прислонившись к стене постоялого двора, Наллар задумался. С одной стороны, они не ели с самого утра. С другой… Он ведь дал себе обещание, что больше не прошляпится на какой-нибудь мелочи триамнийской жизни. Так что посмотреть на подобное зрелище и впрямь будет нелишним.
— А, знаешь, почему бы и нет. Только… — Глядя на проходящих мимо, Наллар насторожился. — Нам ведь тоже надо вырядиться в… вот это вот, да?
Ойлегер с усмешкой похлопал его по плечу.
— Ты умнеешь на глазах, пилигрим. Вообще желательно. Если, конечно, хочешь избежать лишних вопросов. Пойдем, — он указал на вход в «Берлогу отшельника», — зайдем. Уверен, для такого случая у них найдется парочка лишних одежек.
Когда они, одетые в алые рубашки и черные штаны и плащи, пришли на центральную площадь, Чин Поминовения уже шел вовсю. Народу собралось тьма-тьмущая: Наллар предположил, что здесь едва ли не все население Квибара. С пару десятков тысяч черно-алых горожан пришли, чтобы отдать дань уважения тому, кто два с половиной десятилетия стоял во главе страны. О том, чтобы найти место невдалеке от помоста в центре площади, не могло идти и речи; им пришлось довольствоваться тем, что нашлось относительно укромное местечко на краю площади, между какими-то колючими кустами и гончарной мастерской.
После того, как хор из дюжины человек допел долгое и довольно унылое песнопение (скорее всего, псалом, хотя Наллар понятия не имел, что еще, кроме псалмов, могут петь триамнийские хоры), а в воздух взлетели клубы кадильного дыма, вперед остальных выступил бородатый пожилой мужчина, облаченный в длиннополую алую мантию и треугольную белую митру.
«Один из местных иерофантов», — сообразил Наллар.
Пока что с языческими жрецами он сталкивался лишь при игре в арканы, не в живую. Но все меняется.
— Услышим же слово, — прогремело над площадью, — из недр веков исходящее, Истиною Божественною подкрепленное и потомкам на память оставленное.
Насыщенный баритон иерофанта эхом разносился по площади, так, что даже им было хорошо слышно каждое слово. Наллар сначала удивился, затем резонно предположил, что по-любому здесь замешано Благословение — нормальные люди попросту не умеют так громко разговаривать.
Два юноши поднесли и раскрыли перед жрецом толстенный фолиант. Иерофант, выждав паузу, принялся читать:
— Случилось то во дни, когда мир был юн, а Боги Рассвета в людском обличье ходили по землям Севера, Юга, Запада и Востока, обучая и научая простых людей, еще не познавших вражды и ненависти, премудростям жизни. На полуострове же, омываемом южными морями, жил богатый князь. К востоку от его дворца шумели теплые воды бухты, а с других сторон раскинулись густые леса. Семь дочерей родила князю жена, и каждая была красавицей. Но прекраснее всех была младшая из них, юная Као — глядя на нее, замирали и люди, и звери, и даже светила останавливались в небе, дабы полюбоваться ее неземной красотой. Множество женихов из самых далеких земель прибывали в княжеский дворец, прося ее руки — но, видя печаль в глазах любимой дочери, князь отказывал им всем.
Иерофант подождал, пока расторопные юноши перелистнут страницу, после чего возобновил громогласное чтение: