Страница 66 из 89
— Вот. Видишь? Не время для развлечений. Будем сейчас с Полушей печь медовый хлеб. Прошлый-то ты, небось, уже весь продала?
«Мэтр! — воскликнул я мысленно, пройдя через магазин в пекарню. — В этом мире не умеют играть в карты?! Ты это серьёзно? Ни в покер не играете, ни даже в подкидного? Очуметь. Как такое возможно? Отсталые вы люди. Дикари. Может, вы и в шахматы не играете? Нет? С ума сойти. Куда я попал… Карт нет, шахмат нет — безобразие. Обязательно исправлю это недоразумение. Когда появится свободное время».
Полуша заподозрил, что мой рецепт медовых батонов — тот же, что и для медового хлеба мастера Потуса. Так мне пекарь и заявил, когда замешивал тесто. Прищурил при этом глаза — ну точно следователь во время допроса. Похоже, парень опасался, что я утаю от него секрет медового вкуса. Отнекиваться я не стал: объяснил, что вся разница — в моей закваске. Именно закваска позволила рецепту «заиграть новыми красками». А сам набор продуктов… я и раньше не скрывал, что нашел его список в закромах прошлого владельца пекарни.
Оставил тесто на попечении молодого пекаря: тот и без меня знал, что с ним дальше делать. Я решил, пока есть время, разобраться с остатками вчерашних батонов. Сегодня Лошке удалось продать только два медовых хлеба — на полках продолжали скучать почти два десятка (а ведь скоро Полуша испечёт ещё тридцать штук!). Я плеснул молоко в кружку (успели вдовушки приучить меня к этому напитку), отломил краюху ржаного хлеба. Вышел на улицу — замер около входа в магазин, подставил лицо свежему ветерку, огляделся.
Беглых здоровяков не увидел: те либо всё ещё продолжали бежать, либо пока не успели сменить штаны. Сквозь листву деревьев пробивались солнечные лучи, добавляли зелени желтоватых оттенков, превращали в зеркала запылённые окна, заставляли меня жмуриться. От яркого света защекотало в носу — я чихнул, едва не расплескал молоко (в прошлой жизни у меня была похожая реакция на солнечный свет). Прислушался. Голоса ребятни доносились со стороны дороги. Туда-то я и направился.
Детишки суетились под старым клёном, где я и видел их, возвращаясь с рынка. Чертили ржавым ножичком полосы на земле, громко спорили — со стороны их споры казались руганью. Насчитал девятерых парней… Тут же сам себя поправил: восемь парней и одна — шести или семилетняя девочка. Точно девчонка — без сомнения. Мои дочери тоже временами выглядели пацанками, но научили меня чётко подмечать те малозаметные мелочи, что при любом наряде отличали их от мальчишек.
Шёл я неторопливо, попивая молоко и лениво пожёвывая хлебную корку. Шарканьем подошв возвестил детворе о своём приближении. Дети меня заметили. Но не поспешили меня приветствовать. Взяли паузу в игре. Бросили завистливые взгляды на хлеб, посмотрели на мой кошель — и не пытались скрыть заинтересованность его содержимым. Но то ли не признали меня достойным внимания, то ли интерес к бросанию ножика пересилил любопытство — быстро обо мне позабыли, вернулись к игре.
Я скользнул взглядом по их чумазым лицам, по тощим фигурам, явно избежавшим влияния фастфуда. Вполне обычные для этого мира дети — вечно голодные, похожие на беспризорников, не испорченные высококалорийной едой и ежедневным многочасовым сидением за компьютером. Шумные стайки детишек были в этом мире привычным явлением. Причём в Персиле я встречал их чаще, чем в тех же Следках. Деревенские дети помогали родителям уже с малолетства — городским же малышам разрешали без дела слоняться по улицам.
Остановился на краю дороги — позволил своей тени накрыть расчерченное детьми игровое поле. Чем снова привлёк к себе внимание. Посмотрел на вновь повернувшиеся в мою сторону девять недовольных лиц. Но не услышал ни одного грубого слова в свой адрес. Отметил этот удивительный факт. Девять не познавших радостей интернета и телевидения беспризорников молчали. А ведь образованные дети из моего мира давно бы отправили меня по известному адресу. Отсалютовал детишкам кружкой.
— Привет, народ, — сказал я.
Мне ответил нестройный хор тонких голосов. Дети поздоровались со мной вполне вежливо. И даже назвали меня «мастером Карпом» — значит, представляться не нужно. Я прожил в Лисьем переулке меньше двадцати дней, почти никого из соседей пока не знал не то, что по имени, но и в лицо. Сам же успел засветиться по полной программе. Разве что собаки меня пока не узнавали — всё ещё недоверчиво посматривали в мою сторону: раздумывали, пройти ли мимо или всё же тяпнуть меня за пятку для приличия.
— Прошу прощения, что отвлекаю вас от игры, молодые люди, — сказал я. — Вижу, вам известно, кто я. Это хорошо. Наверное, многие из вас ели тот хлеб, что выпекают в моей пекарне. Наверняка ваши родители его покупали. Так? Замечательно. Рад, что он вам нравится. Обязательно передам ваши похвалы пекарю. А известно ли вам, уважаемые, что в моей пекарне совсем недавно появился новый вид хлеба — медовые батоны? Слышали об этом? Хорошо. Кто-нибудь из вас их уже пробовал?
В ответ на вопрос дети дружно помотали головами: не пробовали. Недовольство не исчезло с их лиц. Но детишки меня пока терпели, хотя и не выказывали особого желания со мной общаться. Кто-то почёсывался, кто-то шмыгал носом, кто-то покусывал губу. Я улыбался детям, рассматривал их разномастные наряды — далеко не новые, у кого-то уже тесные, а кто-то из детишек до размеров своей одежды пока не дорос. Изобразил недоумение и разочарование.
— Неужели никто не пробовал? — спросил я.
Покачал головой.
— Вот это незадача…
Мелкий белобрысый мальчонка спросил, правда ли, что медовые караваи пахли мёдом, как говорила моя продавщица (слухи о моей новой продукции уже поползли). Девочка заявила, что пробовала медовый хлеб раньше — тот, что выпекал прошлый хозяин пекарни. Сказала, что вкуса мёда в том каравае она не почувствовала, но всё равно хлеб показался ей сладким и очень вкусным. А вот ушастый паренёк утверждал, что в караваях мастера Потуса вкус мёда был, принялся спорить с девчонкой.
Я призвал детей к тишине.
К удивлению, меня послушались — детвора притихла.
На меня смотрели девять пар разноцветных детских глаз.