Светлейший князь

— А зимой чем кормить планируете?

— Сена, ваша светлость, наготовили достаточно. А птице вместо зерна орехи будем давать. Но без зерна скотине трудно придется. Зерна у нас самое большое до Рождества, и то, если не будем скотине давать.

В моем знание истории, принесенном из двадцатого века, как выяснилось, есть небольшие изъяны. Я искренне считал, что уйдя в Саянские глубины, мы как бы исчезнем из поля зрения сильных мира сего и какое-то время сможем жить тихо и спокойно, набираясь сил. Но не тут-то было. Оказавшись в Усинской долине, мы стали занозой и проблемой для целых двух империй, и для родной Российской и для Цинской. Смешно сказать, но капитан Пантелеев со своими пятью гвардейскими десятками оказался страшной угрозой стратегической стабильности и спокойствия только-только установившихся на огромных просторах бывшей Джунгарии. И если вдруг сильные мира сего в двух далеких столицах сочтут нас какой-нибудь угрозой, то за наши жизни никто и ломаного гроша не даст.

Да и проблем у нас оказалось, мягко говоря, чуть-чуть побольше, чем мне думалось. И вот одной из самых острых становилась зерновая. Её конечно можно решить только одним способом — торговлей. Причем купить его можно было только в российских пределах. После того как станет Енисей, снарядить караван к примеру до какого-нибудь из русских острогов будет не проблема. Но чем торговать? Если бы мы успели намыть немного золота, можно было бы рискнуть и ехать с ним. Но еще надо его добыть, и неизвестно какое решение примет таинственное «сиятельство», с которым мы дважды уже опосредованно столкнулись, после того как стопроцентно станет ясно, что у нас есть золото. Поэтому поразмыслив, я вариант с золотом отбросил.

Другой вариант, наладить сначала торговлю с китайцами, наторговать тканей и чая, а затем ехать в русские пределы. Вариант хороший, жизнеспособный и осуществимый. Но есть одно большое но. Время. В Россию за зерном надо ехать месяца через два, как только станет Енисей, а с китайцами еще надо наладить торговлю. Если за год наладим, будет хорошо. Одним словом, как подступиться к решению этой проблемы я не знал.

В один из наших «медовых» дней на эту тему зашел разговор с Леонтием. Тот меня внимательно выслушал и неожиданно заявил:

— Есть, Григорий Иванович, на мой взгляд решение, — тесть меня звал то светлость, то по имени-отчеству. — Ответь мне на вопрос, на чем много лет, чуть ли не с государя Ивана Васильевича, держится торговля российская со всякими европами? И это не меха.

Надо признаться, ответа я не знал.

— Есть такое растение ревень. Слыхал о таком? — я совершил интеллектуальный подвиг и что-то всплыло из нижних подвалов памяти.

— Но по-моему цениться корень какого-то китайского ревеня, из провинций от нас достаточно далеких.

— Да, это так. Но я много раз в Кяхте закупал его у китайцев и стало мне интересно почему их ревень так цениться? Ведь он же растет много где. И думается мне, этот секрет я распознал. Корень ревеня толстый, длинный ветвистый и он почти никогда не бывает цел, всегда посередине загнивает у всех сортов, кроме китайского. Так вот, ваша светлость, мы с Лонгином сразу углядели, что здесь много ревеня растет и накопали его немного. Я уже какой день смотрю за ними и думается мне, не загнивает серединка.

— Ты, Леонтий Тимофеевич, хочешь сказать, что мы можем повезти в русские пределы ревнёвый корень?

— Именно так. Времени немного до октября всего, но несколько пудов можем успеть накопать. Енисей надежно станет нескоро, ты говоришь чуть ли не к Рождеству.

— Пораньше, пораньше.

— Но не раньше декабря, так?

— Так.

— Не меньше двух месяцев у нас. Корни подсохнут и я точно тебе скажу, насколько наш ревень ценный.

Накопать корней ревеня большого труда не составило, Агрипина подобрала десяток малолетних помощников и они от зари до зари занимались ими: мыли, резали и раскладывали для сушки.

Лонгину, уехавшему за фикусами, Леонтий поручил выяснить пути торговли китайскими тканями и чаем. До будущего изобилия русских тканей было еще далеко и китайские ткани были востребованы в Сибири.

Кондрат со своими мужиками ежедневно совершал настоящие трудовые подвиги. Трудясь ежедневно от зари до зари, они успевали и валить лес и доводить его так сказать до ума: всё остро необходимое было построено, на зиму заготавливалось каждый день немало дров, сооружалось всякое разное деревянное: ведра, телеги, какие-то колеса и всё прочее, что ежедневно заказывалось Кондрату. И в этой ежедневной круговерти он с Леонтием начали присматривать и потихоньку валить хороший лес, из которого через год планировали начать строить качественно и основательно, пусть не на века, но на многие десятилетия.

Инспектировать ведомства Анны Петровны и Степана Гордеевича я не стал. Просто не было необходимости, всё порученное команде Степана выполнялось, канцелярия работала как часы, потребности наши в бумаге, карандашах, перьях и чернилах удовлетворялись полностью. А работа швейно-сапожной фабрике была видна невооруженным взглядом, каждый день кто-нибудь переодевался и переобувался, тем более что уже несколько дней как Анна Петровна передала дела на фабрике Агрипине и перебралась к супругу на завод. У Петра Сергеевича неделю назад от чрезмерных нагрузок нарушился сон, он совершенно не спал двое суток и кончилось бы всё это чем-нибудь не хорошим. Но Фома Васильевич проявил бдительность и вовремя вмешался. Приезд Анны Петровны буквально мгновенно все исправил. Под крылышком супруги Петр Сергеевич проспал безпробудно почти сутки.

Вечером мы пообщались с Тимофеем — моим шурином. У него в школе проблем не было, как стали поговаривать в начале двадцать первого века, от слова совсем. Весь наш народ, от мала до велика, сознательно и с большим усердием выполнял поставленную мною задачу: ликвидировать в кратчайший срок неграмотность и Тимофей рассчитывал, что к весне неграмотных среди нашего народа не будет.

Положением дел в Усинске я остался очень доволен. На следующий день я собирался проинспектировать наши Северные территории, а затем несколько дней полностью посвятить заводским делам. Что бы успеть на Северах за сутки, выезд из Усинска я запланировал затемно, но как говориться человек предполагает, а Бог располагает.

Запланированный ранний выезд пришлось отложить и мало того поехал я один, моя супруга осталась в Усинске.

Выйдя из юрты я увидел быстро движущуюся светлую точку на другом берегу Уса. Вот она остановилась и медленно двинулась поперек Уса.

— Ваша светлость, скачет кто-то с фонарем. Гонец, наверное, от их благородия капитана Пантелеева, — Ерофей по служебной надобности был на правобережье Уса и подошедший Прохор высказал резонное предположение.

— Позови Леонтия Тимофеевича и лейтенанта Шишкина.

Шишкин по своим делам приезжал в Усинск и возвращаться собирался со мной. Когда Леонтий с Шишкиным подошли, я с помощью подзорной трубы уже сумел разгадать загадку светлой точки. Это был не гонец, а сам капитан Пантелеев собственной персоной со своим денщиком. Ерофей был верхом, а денщик управлял телегою, впереди которой скакал капитан с фонарем.

— Давай-ка Прохор, иди за Евдокией Васильевной и в госпитале сыграй подъём.

Ерофей со своей супругой три дня был на правобережье Уса, в горах выпал первый снег и капитан проверял готовность своих гвардейцев к службе зимой. София от супруга не отставала ни на шаг и почти весь день они провели на тропе, идущей через Мирский хребет. Вечером она пожаловалась мужу на сильную слабость, а затем внезапно началась рвота. Ерофей уложил супругу в постель, решив, что она просто сильно устала. Но когда ночью рвота повторилась, Ерофей решил не мешкая ехать ко мне.

Осмотрев Софию вместе с Машенькой и Евдокией, я спросил их:

— Ваша мнение, коллеги? — я диагноз поставил почти сразу, но меня интересовало их мнение. Занятия на соответствующую тему мы уже проводили и я надеялся, что они то же разобрались в ситуации. — Хотя стоп. Поступим не так.