Свет погасших отражений

Но разумеется, каждый из них должен считать, что именно он достоин этого больше всего на свете.

Ныне к покоям Владычицы вела красная ковровая дорожка, по которой в настоящий момент решительно шагал человек. Молодой, светлоглазый шатен, неудачливый ученик одного из иллирийских эжени. Когда-то он присоединился к числу адептов Ильмадики в надежде, что она поможет ему стать тем великим магом, каким он не смог стать своими силами, но, увы, на практике единственным, чем он отличился, оказалось умение делать массаж.

Каково же было ее удивление, когда именно этот человек оказался одним из немногих, вернувшихся из первой экспедиции к тайным лабораториям мистера Зеро и его повстанцев. Четверо более опытных и талантливых магов, не говоря уж о бессчетном количестве простых солдат, сложили головы в схватке с уцелевшими защитными механизмами базы «Иерихон». А этот мальчишка вернулся.

Более того, вернулся с победой.

Войдя в покои, адепт педантично закрыл за собой дверь. Посмотрел на Владычицу. Улыбнулся гордой, мальчишеской улыбкой. А затем опустился на колени, протягивая ей небольшой сверток ткани.

Против своей воли Ильмадика задрожала, извлекая на свет Свой принесенную вещицу. Время практически не отразилось на разработке повстанцев, созданной по её советам для уничтожения её врагов. Устройство напоминало небольшую, с рукоять меча, металлическую палочку, усеянную разноцветными лампочками и кнопками. Денейрализатор. Или, в просторечии, Стиратель. Устройство, напрямую уничтожавшее информацию, записанную в человеческий мозг.

Использующее практически единственную уязвимость, которой все еще обладали Владыки. Уязвимость разума, который слишком изменчив, чтобы его можно было защитить регенерацией.

С его помощью саму Ильмадику можно было лишить памяти о ее могуществе. Вернуть туда, откуда она начинала. Вновь превратить в ту игрушку для сильных мира сего, какой она была когда-то, до того, как сумела, лавируя между этими самодовольными уродами, буквально прогрызть себе путь наверх, заслужить себе место в ряду равных.

От этой мысли рука Владычицы сжалась до побелевших костяшек, круша серебристый металл в кулаке.

Никогда.

Больше никогда!

Короткое заклинание, и в ее ладонях зажглось фиолетовое высокотемпературное пламя. Бесценное, единственное в своем роде устройство Дозакатных, единственный созданный прототип денейрализатора плавился, превращаясь в аморфный ком серебристого металла.

Этого ей было мало. Никогда. Никогда она больше не будет слабой! Никогда не будет униженной!

Никогда!

Закончив плавить Стиратель, Ильмадика сотворила заклятье ядерного распада, — или Повышения, как стали называть это после Заката. Каждый атом металла разделялся и пересобирался заново, образуя атомы более легких элементов и отдавая ей энергию. А затем снова. И снова. И снова.

В получившейся технециевой пыли уже никто не опознал бы техническое средство. Ссыпав «продукт» в коробочку, Владычица наконец-то обратилась к своему адепту:

— Твоя отвага и смекалка заслуживают высшей награды. Никто до тебя не оправдывал мои ожидания так, как ты. Я думала, что я одна против всех, но теперь, благодаря тебе, я действительно понимаю, что это не так. Благодаря тебе надежда во мне воскресла. Ты оказался настолько хорошим союзником, что я даже рассчитывать на такое не могла. Я очень рада, что ты со мной.

От этих слов адепт прямо-таки воспрял духом. Как же это смешно и нелепо… На них на всех действуют абсолютно одинаковые слова. И при этом каждый мнит себя уникальным. Единственным. Неповторимым.

Самцы, что тут еще сказать. Хотя положа руку на сердце, Эрвин отличалась не так уж сильно. Возможно, что «самец» — это не столько характеристика хромосомного набора, сколько состояние души.

— Но все-таки скажи… Мой Первый Адепт, — продолжила Ильмадика, пропустив в голос подобающее предыхание, выдававшее восхищение, — Ты уничтожил все носители информации в лаборатории, как я просила?

Иллириец закивал в ответ:

— После того, как устройство оказалось в наших руках, я установил взрывное устройство на хранилище «Иерихона». В числе прочего его создатели занимались изготовлением вакуумных бомб, поэтому взрыва оказалось достаточно, чтобы не оставить от базы даже пыли.

Владычица кивнула. Вакуумные бомбы она не любила. Ее однажды, еще во времена Заката, пытались убить с их помощью. Девять штук сбросили. Разнесли её любимый дворец вместе с ближайшим городом. А у нее самой после них остался совершенно гадостный вкус во рту.

— Прекрасно, — серьезно сказала она, — Ты не представляешь себе, как я рада этому. Ты… действительно обезопасил меня от врагов. Ты спас меня. Спасибо тебе.

Главным же в ее действиях был язык тела. Мягкие движения, выдающие уязвимость. Уязвимость, податливость. Потребность в защите и обещание награды.

Все то, что заставляет мужской разум отключиться под влиянием гормонов. Все то, что превращает мужчину в раба.

— Но я хотела бы еще кое-о чем спросить. Ты говорил с кем-нибудь о том, что нашел в «Иерихоне»?..

Адепт покачал головой, не отрываясь глядя на свою прекрасную и совершенную Владычицу.

На свою мечту.

И не понимая, к чему она об этом спрашивает.

— Нет, Госпожа. Весть о падении столицы и смерти Его Величества настигла меня в пути. Узнав об этом, я немедленно изменил курс, двинувшись в сторону Гмундна. Прибыв, я сразу же отправился к тебе.

— Я рада, — горячо заверила Ильмадика, — Действительно рада… Мой Первый Адепт.

Придвинувшись к юноше, богиня осторожно, несмело поцеловала его в губы. Ничто в ее действиях не оставляло сомнений, что он первый мужчина за много веков (если не за всю жизнь), кого она так целует. От каждого ее движения веяло трогательной беззащитностью; она призывала его взять инициативу в свои руки.

И он откликнулся. Подавшись вперед, адепт поцеловал ее — неумело, неопытно, но при этом мягко, бережно, как только и целует мужчина любовь всей своей жизни. Его руки легли, может неосознанно, ей на плечи, поглаживая ее, лаская, обнимая. Она не препятствовала ему; его прикосновения были ей вполне приятны, да и он заслужил это удовольствие.

Последнее удовольствие в его жизни.

Адепт что-то невнятно булькнул, когда почувствовал магию, которую Владычица направила в его тело. Его лицо исказилось ужасом и болью, но сделать он ничего уже не мог.

Его тело начало распадаться.

Ильмадика отстранилась от него, и больше никакой любви и нежности не отражалось в ее глазах. В прозрении смерти ее адепт видел, чем он был для нее на самом деле.

Ресурсом. Батарейкой.

— Никто и никогда не узнает, нашли ли мы Стиратель, — отчеканила Ильмадика, безразлично глядя на умирающего прислужника, — Никто и никогда не узнает, как его создать. Никто и никогда не узнает, как победить меня.

Она блаженно зажмурилась, впитывая огромное количество энергии, выработавшейся при распаде белка. Затем, снова открыв глаза, поморщилась: полуорганический суп, оставшийся от адепта, изрядно испортил ей ковер.

Впрочем, раздражение ее длилось недолго. Оставшиеся адепты с удовольствием все вычистят.

А им она скажет, что он хотел ее изнасиловать. Они поверят.

В конце концов, все равно каждого из них наверняка хоть раз, хотя бы в самые темные часы, посещали такие желания. Мужчины — они все одинаковы.

Подчас разница между тем, что они любят, и тем, что они разрушают, лишь в том, способно ли это дать им отпор.

Отдав своим слугам необходимые распоряжения и накинув на плечи широкий белоснежный плащ, расшитый золотом, Ильмадика вышла из покоев. Она направилась к дверям тюрьмы, — все-таки тюрьмы.

Как бы она ни пыталась превратить это место в свой дворец, оно все равно оставалось её тюрьмой.

Во дворе тюрьмы уже строилась ее армия. Пока небольшая: в Гмундн она взяла с собой мало солдат и еще меньше адептов. Большая часть сил осталась у Амброуса или отправилась в экспедиции, две из которых еще не вернулись. Наверное, даже у многих графов и баронов Идаволла армии были многочисленнее, чем у неё сейчас. Но оснащение, техническое превосходство компенсировало все.