Медальон

Однако освободиться из захвата норлока мне (естественно) не удалось. Я надулась, как мышь на крупу, но больше вырываться не стала. Слишком уж тепло и хорошо мне было в объятьях Шермана. И слишком уж мало времени отпустила нам судьба, чтобы сокращать его самостоятельно.

— А ты не собираешься платок снять? — неожиданно поинтересовался норлок у Манки. — Или так и умрешь дурой влюбленной?

— Чершер!!! — офигела я от его хамской бесцеремонности. — Прекрати! Ей и так плохо, а тут еще ты со своими комментариями! Извинись сейчас же, и забери «дуру» обратно!

— Вот еще! Должен же кто-то Манке мозги вправить, если это Мимел не может сделать.

— Думаешь, я не пытался? — взвился тролль. — Думаешь, мне так надо, чтобы за мной эта орясина таскалась! Да я своим соплеменникам на глаза показываться стыжусь! В гроб меня вгонит эта сволочь своей любовью и заботой!

— Что-о-о?! — подскочила на месте возмущенная я. — Да как же тебе не совестно, Мимел, гад паршивый? Манка тебе готовила, стирала, убиралась, ухаживала за тобой, паразитом, а ты такие вещи про нее говоришь! Да такая любящая и покорная баба — мечта любого мужика!

— Да не баба она, не баба! — взорвался Мимел. — Где ты таких баб страхолюдных видела?

— А кто? — искренне опешила я, косясь на Манку с опасением, что сейчас она превратиться в какое-нибудь чудовище.

— Брин, ты что, не поняла до сих пор? — убился Шерман. — Манка — это бывший боевой друг Мимела, который неожиданно влюбился в своего командира, отпустил волосы, надел женские тряпки и стал таскаться за ним по дорогам.

— Охренеть! — выдала я, выпадая в осадок.

— Уж как только я не гнал этого паршивца, как ни уговаривал меня не позорить, ни в какую гад не соглашается! — расстроено посетовал Мимел. — Ну что мне его, убить?!

— А… вы же в одной комнате ночевали… — попыталась собрать мозги в кучу потрясенная до глубины души я.

— И что? — хмыкнул Шерман.

Действительно — и что? Мне сразу вспомнился ехидный голосок Мирлин, которая интересовалась, держала ли я над троллями свечку. Ё-моё, ну и история разворачивалась у меня на глазах! Эпохальное полотно просто. А ведь я, несмотря на все странности Манки, ни о чем не догадывалась! Конечно, теперь мне стало понятно, почему она (он? оно?) в деревню к троллям не заглянула. Наверняка ее бы там признал кто-нибудь, раз она известный воин. Понятно и то, почему Манка штаны не хотела одевать. Блин, да как же я раньше-то не сложила два и два, и не обратила на все эти мелочи внимания? Как, как… да откуда я вообще могла знать, что тролли бывают «голубыми»?!

— А ты давно это понял? — обернулась я к Шерману, не представляя теперь, как мне и относиться-то к своим сотоварищам.

— Разумеется! — кивнул головой норлок.

— А вы знали об этом? — повернулась я к гремлинам.

— Конечно знали, — ответил один из братьев.

Нет, ну и как вам такой разворот дел? Меня настолько потрясло сделанное открытие, что я никак в себя прийти не могла. Теперь уж я даже не знала, кого мне больше жалко было. Тролля, превратившегося от безответной любви в Манку и страдающего от неразделенных чувств? Мимела, которого, как и любого нормального мужика, подобная любовь, мягко говоря, раздражала?

— Ну так что, Манка, в каком обличье умирать будешь? — надавил Шерман на объект нашего обсуждения.

Манка вздохнула, помялась, стянула с себя платок, юбку, под которой оказались штаны, распустила волосы, скрутила их и решительно обернулась к Мимелу.

— Отрежешь?

— Чем? — хмуро поинтересовался тролль. — Мечи все забрали.

— Давай я, — предложил один из гремлинов, сверкнув когтями.

Да уж… фиговая замена ножницам лапы гремлина! Мечом и то ровнее получилось бы. Рыжеватая шевелюра Манки приобрела такой драный вид, что смотреть было страшно. Да уж, спутать этого тролля с женщиной теперь, нельзя было даже по очень большой пьяни.

— И как нам теперь звать тебя? — вздохнула я.

— Как и раньше звали. Манк, — отрезал тролль.

— Ладно тебе, Брин, оставь его в покое, пусть вспоминает, как мужиком быть, пока не казнили, — лениво зевнул Шерман, забиваясь в самый дальний угол, и увлекая меня за собой. — Давай лучше спасть устраиваться.

Казнь, как это и предполагал Шерман, была объявлена на после обеда. Мы успели и выспаться, и проголодаться. Кормить нас, разумеется, никто здесь не собирался. Зато народу по нашу душу собралось на площади — залюбуешься. Хе! И Шерман еще говорит, что эльфы публичные казни не любят? Угу, как же… Почему же тогда, интересно, у меня полное впечатление, что народный праздник на дворе? Вон и королевская семейка нарядные одежды на себя нацепила, парадно-выходные по всей видимости. И тощий эльфенок, вышедший сообщить народу о наших прегрешениях и ожидающем нас праведном возмездии, пыжился от сознания собственной значимости. И даже палач выглядел торжественно и величаво. Словом, одни мы были не ко двору. Связанные, грязные (после ночевки в тюрьме) и зверски голодные. Интересно, а есть ли здесь традиция последнего желания? Вот бы тарелку супчику навернуть. Погуще.

Однако никакого желания эльфы нам не предложили. И (вопреки тайным ожиданиям Шермана) на меня не польстились. Так что платки он выкидывал зря. Впрочем… после ночевки в грязной тюрьме выглядела я так, что польститься на меня мог разве что очень неразборчивый бомж. Волосы спутались, платье порвалось, а тюремная грязь буквально расползлась по всему телу. Впрочем, остальные мои спутники выглядели не лучше. Так что эльфам, смотревшим на нас с изрядной долей брезгливости, ничего другого и делать не оставалось, кроме как приговорить всех нас к смертной казни через повешение. (Думаю, что к обвинению в порче настроения королю они вполне могли бы добавить и обвинение в оскорблении собственных эстетических чувств). Приговор был окончательным, обжалованию не подлежал, но исполнение его задерживалось по вполне понятным причинам — нужно было решить вопрос с чужой собственностью — то бишь со мной и Шерманом. Маг активировал вынесенное на площадь огромное зеркало, и теперь эльфы с нетерпением ожидали, когда в нем появится изображение представителя королевской семьи водянок. Естественно, я тоже следила за происходящим с неослабевающим интересом. Все-таки, решалась моя судьба. Любопытно, водянки меня выкупят, или им дешевле будет отречься? Честно говоря, я до последнего надеялась на положительный исход дела. Умирать в расцвете лет мне как-то не хотелось. Однако когда эльфы залупили в качестве выкупа за меня аж целые две золотые монеты (причем именно золотом), я поняла, что надежда моя была напрасной. Король водянок, правда, пытался что-то вякнуть о несоразмерности выкупа, но один из эльфов тут же достал какой-то камень и положил его на землю. Камень засветился и выдал нечто, весьма похожее на голограмму. Сюжетик показанного был прост и неизбит — мое собственное выступление на конкурсе менестрелей и слова короля водянок, о том, что, типа, цены мне нет.