Страница 5 из 10
И звуки… Глухие звуки ударов и какие-то вялые наигранные вопли:
– Ай…а-ай…
Персонаж готов. Осталось вписать в строку имя. И снова, в который раз – Тёмная Анна. Почему такое имя? По той же причине, по которой сам он – Символист. Просто нравится. Захотелось.
В какой момент жизни «нравится» и «захотелось» перестают быть весомым аргументом?
3
«Не знаю точно, сколько я пролежала без сознания, но если яркий свет в конце тоннеля, по которому я плыла, был от солнца, то в момент моего пробуждения небо уже алело в закате.
Первые минуты после «рождения» были поистине ужасными. Стоило мне прийти в сознание и открыть глаза, как отвратительные ощущения от воды в желудке, лёгких и носоглотке едва не отправили меня обратно в небытие, на этот раз – навсегда. Наверное, нечто подобное чувствовали жертвы пыток, жертвы того проклятого «позорного стула». Я перевернулась на бок, скрючилась и, приподнявшись на одной руке, с широко раскрытыми от тихого ужаса глазами попыталась исторгнуть из себя воду. «Пожалуйста… хватит… я больше не могу», – билось в моём мозгу; я почти слышала собственный голос, измученный, плачущий, словно молящий о пощаде. В какие-то мгновения хотелось умереть, лишь бы это закончилось. Только бы умереть…
В конце концов, полегчало. Дышать стало проще, давящая изнутри тяжесть сошла на нет; я могла видеть и осознавать происходящее. Голова ещё была налита свинцом, но я всё-таки поднялась. Надо осмотреться и понять, что произошло, а главное, что делать дальше.
Я в овраге; то, что раньше было тоннелем с высокими сводами и с чистейшей тёплой водой, оказалось смрадной канализацией. Выбравшись из оврага, я обнаружила простирающийся до самого горизонта осенний лес. В свете умирающего солнца корявые ветви без листьев уже напоминали костлявые лапы неких фантастических тварей
(где я такое видела?),
а потрескавшаяся кора и дупла в стволах вызывали ассоциации с посмертными гримасами ужаса и боли на лицах людей, столкнувшихся с чем-то по-настоящему жутким.
(ДА ГДЕ Я МОГЛА ТАКОЕ УВИДЕТЬ?!)
По уму, чтобы выйти из леса, следовало идти вдоль трубы, ибо я и представить себе не могу, как бы провела ночь тут. С заходом Солнца придёт холод, исторжение канализационной воды из тела уже привело к голоду и жажде. В лесу вполне могли водиться опасные дикие звери. Мне всё ещё было плохо, но уже не хотелось умирать. И всё же я пошла вглубь леса. Не знаю почему. Я ощутила, что там что-то есть. Даже не знаю.… Иногда люди идут на поводу каких-то внутренних, не понятных никому импульсов, рискуя свести на нет миллионы лет эволюции и ставя под сомнение собственную разумность. Такие люди зачастую погибают в страшных мучениях.
Либо остаются единственными выжившими».
4
Нет лица у моего отражения
По ту сторону сна…
Кроме Тёмной Анны, Символист создавал и других персонажей. Редко, но всё же. Чаще всего женских
(на них приятнее смотреть… не смущайся, это нормальное проявление сексуальности),
но пару раз он пытался создать себя. Получалось не очень. Не то что бы темноволосая «бледняшка» всегда выходила идеально, но такие вещи как форма носа, губ или небольшое отклонение в длине подбородка в данном случае и не играли весомой роли. Она – это Образ. Важны общая концепция и отдельные детали. А вот когда пытаешься изобразить себя, сталкиваешься с тем, что себя-то и не знаешь. Хоть ежесекундно смотрись в зеркало, подбирая нужный разрез глаз, определяя расположение прыщей и тому подобное!
В конце концов, ему это надоело, и он придумал ещё пару концептов, образов. Оригинальностью они не блистали, но он мог ассоциировать себя с ними. Нелюдимый и обросший тёмный эльф-некромант
(прячущийся за спинами реанимированных голодранцев),
повелевающий сильнейшей нежитью. Или волк-одиночка, справляющийся со всеми и вся своими силами
(боящийся опозориться перед командой).
Это стало происходить всё реже, так как никаких положительных эмоций в этих персонажей никогда не вкладывалось. Они лишь констатация факта
(что ты урод и изгой с руками, растущими не из того места!),
что Символист не может принять себя.
5
«Волки. Сама не заметила, как оказалась в месте расположения стаи. Я попятилась назад, но слишком поздно: меня заметили. Десять зверей спешно поднялись на лапы и двинулись ко мне. Те, что поближе, были готовы совершить рывок, стоило мне отвлечься хоть на секунду; остальные подбирались сбоку, намереваясь окружить меня. Я понимала это, но что можно предпринять? Под ногами были лишь опавшие листья, прикрывавшие корни, и холодная земля.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Теперь глаза волков горели жёлтым пламенем. Отступая, я не следила за тем, куда ставила ноги, и в любой момент могла споткнуться о корни и рухнуть на спину на потеху этим собакам. «Всё. Эта девочка кончилась. Было вкусно. Несите новую».
«Хоть бы глаз выцарапать какой-нибудь из этих мразей», – подумала я и уже приготовилась принять последний бой. Страха больше не было, ему на смену пришла решимость. Тот, кто не волен делать выбор между жизнью и смертью, всё ещё может уменьшить свою боль, продав жизнь подороже.
Во тьме вспыхнула ещё одна пара глаз. Вспыхнула и тут же погасла. Мгновение спустя рядом с почти обошедшим меня с левого бока волком возник силуэт какого-то животного. Прежде чем волк успел среагировать, существо резко дёрнуло передней левой лапой. Волк, не издав ни звука, завалился на бок. Силуэт убийцы растаял и тут же появился возле следующей жертвы. Всё повторилось. Затем ещё раз…
Третий успел взвизгнуть перед смертью, тем самым привлёк внимание оставшихся. На две или три секунды обо мне забыли, и этого было достаточно, чтобы замахнуться и изо всех своих сил нанести ближайшему ко мне волку удар локтем по макушке. Кости черепа хрустнули и поддались, я даже, казалось, ощутила локтем склизкое месиво мозгов, расползающееся под нажимом. Старая школа психиатрии всё ещё актуальна, ведь её целью никогда и не являлось исцеление, лишь извращённое удовольствие для господ, которых по привычке называли врачами. Кстати о господа́х…
Четыре волка бросились туда, где стоял мой спаситель. Судя по очертаниям, это была кошка. Очень большая чёрная кошка (мне показалось, что она мерцает в темноте). Оставшиеся два волка, находившиеся от неё дальше всех, рванули ко мне. Успешно проведённая лоботомия пробудила во мне уверенность в собственных силах. Я даже не стала искать на земле какого-нибудь подручного средства, просто уверенно пошла навстречу пуделям-переросткам.
Когда один из них подбежал достаточно близко и собрался прыгнуть на меня, я ударила наотмашь. Удар пришёлся животному в морду справа, костяшкой пальца я ощутила желеобразную субстанцию глаза. Видимо, на меня прыгнул совсем уж молодой волчонок, не весивший и трёх десятков килограмм, так как от удара он отлетел метров на пять. Но было не до того, чтобы думать об этом. Второй волк приближался.
Он уже прыгнул, на замах времени не было. Всё, что пришло в голову – это ткнуть в разинутую пасть собаки руку и затолкать как можно глубже.
Клыки посекли кожу на предплечье в процессе погружения руки и вонзились в плечо, но из-за бушевавшего в крови адреналина боль казалась несущественной. Скорее, она меня даже возбудила. Псина сучила передними лапами по воздуху, не способная достать до меня когтями, и вращала глазами в бессильной злобе.
О, да…
Я начала раздирать пищевод ногтями. Тело пса забилось в конвульсиях, из глубин заткнутой пасти послышался скулёж. Я смотрела в звериные глаза и видела в них слёзы. Он молил о пощаде, даже будучи неспособным подумать об этом.
Оглядевшись, я уверилась, что сражение подходит к концу: кошка, целая и невредимая, уклонялась от выпадов остатков стаи с такой грацией и изяществом, что можно только позавидовать. Её редкие, но точные удары приходились в шею или глаза. Мой малой лежал в отключке неподалёку. Один из четырёх бросившихся к кошке зверей лежал мёртвый, ещё один скулил и тёр лапами морду где-то в сторонке. На меня он даже не смотрел. Смотреть было уже нечем.