Жестокие духи

– Я точно знаю одно. Несмотря ни на что, я могу доверять тебе.

– Всегда, – прошептал Джихун, затем наклонился, поколебавшись мгновение, прежде чем коснуться ее губ. Как будто спрашивал разрешения.

Миён улыбнулась и подалась ему навстречу. Поцелуй был сладким. Утешающим. Нежное прикосновение губ, которым он жаждал успокоить ее тревоги. Но сейчас Миён не хотелось ничего сладкого. Не хотелось легкости или уюта. Она хотела перестать думать. Поэтому она повалила Джихуна на спину и села на него верхом. Он удивленно ойкнул, его руки упали на ее бедра. Она прикусила его губу и услышала, как Джихун резко вдохнул. Миён улыбнулась, подумав, какую власть имеет над ним сейчас, и наклонила голову, чтобы углубить поцелуй.

Джихун сжимал руки на бедрах Миён все сильнее, пока она целовала его все настойчивее. Она хотела полностью раствориться в нем, лишь бы больше не нужно было оставаться самой собой.

Она начала задирать ему рубашку, но Джихун положил руки ей на плечи и отодвинул от себя.

– Нельзя. Не здесь. Не сейчас.

– Я чувствую себя намного лучше, – возмутилась было она, но Джихун упрямо стащил Миён с коленей и усадил на диван. Она протестующе зарычала.

– Сомин или ее мама могут войти в любую минуту.

– И что? – Миён надулась. Ее раздражало, ей напоминали о ее безрассудстве.

Между бровями Джихуна залегла тревожная складка.

– Что происходит? Пожалуйста, расскажи.

– Ничего. – Она скрестила руки на груди и откинулась на подушки дивана. – Видимо, ты не в настроении.

Джихун вздохнул:

– Ну, для этого у меня всегда найдется настроение. Просто… Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Он так хорошо ее знал. Временами даже слишком. И в этот момент Миён ненавидела его за это.

– Я в порядке, просто устала.

– Ладно, может быть, тебе стоит отдохнуть перед ужином. – Он встал, и без тепла его тела рядом ей вдруг стало холодно. – Миён-а.

Она не ответила – лишь решительно уставилась на пустой экран телевизора перед собой.

– Я люблю тебя, – прошептал он. Повисла тишина, и она поняла, что он ждет ее ответа. Такая странная рутина у них сложилась: Джихун произносил слова, от которых сердце у нее билось сильнее и пело, но ответить на них Миён не могла. Он ушел, и она услышала звон посуды на кухне: он взялся помогать Сомин.

Миён не хотела закрывать глаза, но она почувствовала себя совершенно опустошенной. И вскоре она погрузилась в сон и грезы, где ее ждала мать.

12

Сомин шла по дороге в сгущающихся сумерках.

«Не следовало приходить сюда», – думала Сомин, уже, наверное, в сотый раз. И все равно она продолжала путь по узкому переулку, который вел к квартире Чуну. Сомин снова прокрутила в голове то, что хотела сказать. Это так глупо: никогда прежде ей не приходилось заранее обдумать свои слова. Раньше она всегда без колебаний говорила людям то, что думает. Но Чуну ее смущал. И это бесило.

Весь вечер Сомин переживала из-за того поцелуя. Ну… «переживала», возможно, не то слово. Волновалась. Стрессовала. Но Миён сказала, что Чуну не такой поверхностный, как они думали. Что, может быть, под всем этим внешним лоском скрывается нечто… большее. Каким он был на самом деле, Сомин не была уверена. Но, узнав о сверхъестественном мире, она пришла к выводу, что на этой планете очень много вещей, которых она не может понять. Так что, возможно, было в Чуну что-то, о чем она пока понятия не имела. Но одно Сомин знала точно: нужно пресечь это – чем бы оно ни было – в зародыше, прежде чем оно выйдет из-под контроля.

Итак, после ужина она сказала матери, что пойдет позаниматься в учебные комнаты, где большинство старшеклассников снимали себе кабинки. Во время коротких летних каникул места в учебных комнатах не оставалось: их заполоняли старшеклассники, готовящиеся к ноябрьскому суныну [26]. Сомин заявила, что после сегодняшних приключений она отстала от учебного графика, опустив, однако, тот факт, что она уже давно все спланировала и выделила целый день, чтобы помочь Джихуну с переездом. Ее матери не нужно было этого знать. И даже если Миён бросила на Сомин любопытный взгляд, когда та выходила, она могла не волноваться: Миён не станет сплетничать.

Тут Сомин налетела плечом на трубу, прикрученную к грязной бетонной стене. Она зашипела от боли, потирая руку и проклиная себя за то, что отвлеклась. Она терпеть не могла этот узкий переулок. Он как будто намеренно чинил препятствия на ее пути, предупреждал, что ничего стоящего здесь не найти. Впрочем, возможно, на то оно и рассчитано, предположила Сомин. Чуну жил в мире, который прятался у всех на виду. В котором существа из легенд были настоящими, хотя никто в них больше не верил. Никто, кроме тех, кто достаточно суеверен, чтобы остерегаться подобных мест.

По переулку пронесся шепот ветра. Странно: любой порыв ветра обычно застревал среди узких высоток и внизу воздух всегда казался застоялым. Но Сомин почувствовала, как затрепетали волосы у ее ушей, и что-то услышала. Шепот. Звуки медленно складывались в слоги, и Сомин вдруг почудилось, будто шепот говорит ее имя. Тихое шипение звало ее.

Она уловила слабый запах лакрицы.

По шее у нее пробежали мурашки. Ощущение такое, будто за ней наблюдали.

«Не оборачивайся, – сказала она себе. – Просто продолжай идти. Ты уже почти у двери».

Но, как типичная героиня фильма ужасов, Сомин проигнорировала свой внутренний голос и медленно повернула голову в сторону. Краем глаза она смогла разглядеть фигуру человека. Он стоял позади нее не более чем в двух шагах. У него было такое бледное лицо, что оно казалось почти прозрачным. Темные волосы, обсыпанные серебром. Ввалившиеся щеки. И кепка, низко надвинутая на глаза.

– Кто?.. – начала Сомин, но, как только слова сорвались с ее губ, человек исчез. И ветерок вмиг утих. На Сомин внезапно навалился летний тягучий воздух, хотя солнце уже заходило. Как будто вся влажность Сеула надавила ей на грудь. У Сомин закружилась голова, все поплыло перед глазами, в ушах зазвенело. Она ударила кулаком в грудь, пока легкие судорожно сражались за воздух, прокашлялась, и, похоже, это помогло, так как ей удалось сделать глубокий вдох.

– Возьми себя в руки, Ли Сомин, – велела она себе, сделав два щедрых глотка воздуха. Ей стало лучше.

Она отогнала странное чувство, которое все еще щекотало ей нервы, и позвонила в дверь Чуну. Она считала свои вдохи и добралась только до тринадцати, когда дверь открылась и перед Сомин предстал Чуну. После больницы он переоделся в простые джинсы и футболку, а волосы у него были немного влажными, как будто он недавно принял душ. По одной из прядей стекла капелька воды и упала ему на плечо. Замечала ли Сомин раньше, какие у него широкие плечи? Не слишком широкие, но явно свидетельствующие, что в этом жилистом теле есть сила.

– Сомин-а? – позвал Чуну, и она поняла, что все это время она молча на него пялилась.

– О, извини. – Сомин прочистила горло, готовясь начать свой монолог. – Я просто…

– Проходи, – прервал Чуну ее отрепетированную речь.

– Что?

– Зайдешь, может? Я только что заварил чай. – Он пошел внутрь. Сомин едва успела поймать дверь, прежде чем та врезала бы ей по лицу.

Он это нарочно? Но нет, она не станет лишний раз на этом зацикливаться. Нужно собраться с мыслями, произнести заготовленную речь и уйти, как только он согласится, что поцелуй был ошибкой. Оплошностью. Неоговоренным пари. Одной из многих игр Чуну. И Сомин пришла сказать ему, что игра закончилась вничью.

Войдя внутрь, она разулась в прихожей. Квартира буквально блестела чистотой. Пол под ногами был прохладным – и освежающим, особенно после уличной жары.

Когда Сомин шла по коридору в поисках кухни, ее внимание привлекла одна из комнат. Внутри она увидела огромный сверкающий рояль и полки с книгами. Полки покрывали все стены, и Сомин изумленно раскрыла рот: так много их было.

26

Сунын (кор. 수능) – экзамен на академические способности, или CSAT, который в ноябре сдают выпускники третьего класса старшей школы. Чтобы ученики не опоздали на экзамен, многие компании в этот день открываются на час позже, а автобусы и метро ходят чаще.