Страница 64 из 69
Однако что-то в этом человеке мне показалось знакомым. Я лихорадочно вспоминал, где и когда мог его видеть.
– Не узнаешь?
«Если человек начинает с ходу тебе “тыкать”, значит, бесспорно, мы знакомы», – подумал я, но в деле опознания это не помогло.
– Глаза знакомые, – сказал я и про себя отметил: – «вызывающие какие-то, наглые…»
– Хорошо хоть что-то осталось. А голос тоже не узнаешь?
И тут моя память прояснилась.
– Боже мой, – Валентин! – воскликнул я. – Неужели ты?
– Наконец-то, а я уже хотел паспорт показать.
– Сколько же мы с тобой не виделись?
– Похоже, лет двадцать. Ты только что приехал?
– Да.
– А у меня завтра прощание с этим благословенным местом.
– Понравилось?
– Больше, чем понравилось. Я за эти годы много где побывал, объездил практически всю Европу, Соединенные Штаты, но дома все-таки лучше. Как говорится, хороша страна Болгария…
Подошла жена.
– Маша, узнаешь?
Она внимательно посмотрела на Валентина, и, чуть сконфузившись, развела руками.
– Вспомни, это же Валентин Боровков!
– Здравствуй, Валентин, – без удивления сказала Маша, словно они расстались вчера. Никаких восклицаний и междометий. Я удивился ее равнодушию, подумав, что душа женщины – верный барометр.
– Давайте, ребята, встретимся после ужина, тогда и поговорим, – предложил наш старинный приятель.
– Договорились.
Я остался с женой в вестибюле, ожидая часа, когда, наконец, оформят документы и поселят в номер.
– Да, Машенька, как все-таки время меняет человека, – задумчиво констатировал я банальную истину.
– Ты тоже моложе не становишься, – засмеялась Маша.
– Ну, не настолько же. Его ведь не узнать…
– Может, он чем-то болен? Худой, кашляет непрерывно. Его личность, правда, меня и раньше настораживала. Какой-то он фальшивый, деланный.
– Надо же, где встретились! Двадцать лет не виделись, даже, пожалуй, больше, – вслух размышлял я. – Друзьями мы не были, но все-таки приятельские отношения нас связывали. Ты помнишь, мы даже вместе с ним и его женой Тамарой в театр ходили. Забыла?
– Забыла. Но Тамару я запомнила по вечерам отдыха в доме культуры, танцевала она хорошо.
– Вечера вечерами, но мы же единственные из всех начальников строительных управлений поддерживали приятельские отношения. С другими здравствуй-прощай и все, в лучшем случае рюмка водки в праздник. А с ним мы обо всем говорили. Помогали друг другу. Бывало, бригады в помощь посылали, без приказов сверху.
– Алексей, успокойся. Твоему сердцу не нужны такие эмоции.
– Не нужны такие встречи, ты хотела сказать.
– Не лови меня на слове, – отшутилась Маша.
– Он завтра уезжает, так что за эти несколько часов ничего не произойдет с моим сердцем. Вспомним, поговорим.
– У тебя, Леша, был с ним конфликт и не такой уж мелкий, как я припоминаю.
– Валентин помогал мне, когда избирали меня на должность генерального директора. Да много чего у нас было тогда общего. Правда, домами не дружили, как ты знаешь. В гостях я у него ни разу не был, да и он у меня тоже. А после выборов словно подменили человека: замкнулся, куда только приветливость делась. На производственных совещаниях сидел как сыч.
– Может, он сам хотел быть генеральным?
– Возможно. Но если бы и хотел, до выборов бы не допустили. В партии он не состоял, высшего образования не имел. Начальником управления стал благодаря стажу и протекции приятеля, работника Горкома партии.
– Чего же он в партию-то не вступил при таком приятеле?
– Была причина, по тем временам серьезная.
– Многоженство? – пошутила жена.
– Ерунду не говори. Судимость у него была, и срок условный.
– За что судили?
– За фарцовку, спекуляцию.
– Сейчас это зовется предпринимательством.
– Это сейчас, а тогда реальные сроки давали. Однако он как-то сумел сделать так, что о его грешках никто ничего не знал – мужик он был башковитый, авторитетный. А вот ушел из строительства еще при советской власти. Непонятно как-то ушел. Через полгода после выборов, помнишь, я взял отпуск и мы уехали с тобой в Пятигорск? За меня оставался заместитель. Так вот, через день после моего отъезда Валентин подал заявление на увольнение и на все уговоры и просьбы упрямо отвечал одной фразой: «нет, обратно не заберу». И уточнял: «есть закон, он касается всех, вот его и исполняйте». Надеялись зацепиться за передачу материальных ценностей, но он и здесь подготовился. Его заместитель и главбух подписали акт без единого замечания. Когда я вышел на работу, Валентина уже и след простыл. Куда он исчез, не знал никто. Скажу больше: даже от знакомых я ничего о нем не слышал. И вот – эта встреча. Странно все это как-то, необычно. Он был человеком заметным, успешным, и вдруг – исчез, испарился… Куда?
– Наверное, надо ему было так поступить. Что здесь странного? – без интереса сказала жена.
– Странным была таинственность и туман, которым все это было окутано. И я не думаю, что мы и сейчас узнаем об этой истории много подробностей.
В первый день пребывания в санатории обычно дел невпроворот: надо встретиться с врачом, уточнить расписание процедур, сходить в бассейн, так что на ужин хотя и поторопились, но вышли из ресторана одними из последних посетителей. Валентин сидел на диване в холле, смотрел телевизор.
– Извини, Валя, задержались.
Приятель только развел руками.
– Думал, вы уже позабыли обо мне.
– Плохо же ты о нас думаешь! – неудачно парировал я.
– Это я шутя. Хотел по улице с вами прогуляться, однако уже прохладно.
Маша умоляюще посмотрела на Валентина и попросила.
– Я так за день устала, может, отпустите меня?
Приятель, поклонившись, развел руками и с улыбкой согласился:
– Конечно, о чем разговор, первый день – он трудный самый. Да и мы с Алексеем долго не задержимся, я ведь завтра уезжаю. Смена заканчивается. Но утром еще увидимся, отъезд во второй половине дня.
– Тогда до завтра! – Маша сдержанно помахала рукой.
Мы вышли из холла и расположились на диване в небольшом закутке около спортивного зала. Здесь сохранялась девственная тишина, не проникали никакие звуки. Даже отголоски развеселой музыки с танцплощадки, отражаясь от козырька на потолке, огибали наше убежище, не попадая в него.
С трудом подбирая первые слова, я начал разговор с малозначащих вопросов:
– Ты долго здесь был?
– Три недели. По полной программе, как в былые времена.
– Как тебе здесь?
– Алексей, если иметь в виду мои годы и мои болезни, то сносно. Правда, молодым я не стал, бегать, как олимпийцы, не научился. Но отдохнул прекрасно. Все здесь хорошо: и процедуры, и парк природный, и залив. Нам бы начать приезжать сюда пораньше, хотя бы лет двадцать назад…
– Валентин, ты что, забыл, как нам отпуск годами не давали? То один «важняк» сдавали, то другой начинали, и конца-края этому не было. Ни зимой, ни летом, никого продыху. Я однажды вырвался с женой осенью на море, через неделю телеграмма: «выезжай на объекте ЧП!». Да что сейчас об этом вспоминать! Ты мне лучше вот что скажи: где ты был все эти двадцать лет?
Валентин поморщился, как будто вопрос ему был неприятен, помолчал, повздыхал, покашлял, но, встретившись со мной взглядом, ответил:
– Знаешь, Алексей, увидев тебя сегодня, я пытался подобрать слова, чтобы себя оправдать и других не обвинить. Да так и не подобрал…
– Подобрать слова? Оправдать, не обвинить? Это ведь не твой лексикон.
– Может, и не мой, но стыдно встречаться с бывшими коллегами. Хотя уверен, что я не сделал ничего плохого.
– Валентин, двадцать лет прошло. Давай попробуем обойтись без этой слезной мелодрамы.
– Ты мою жизнь называешь слезной мелодрамой? Обижаешь. А вот я, как увидел тебя, так сразу многое вспомнил – и хорошее, и плохое. Все вернулось.
– Что вернулось? Что я сделал тебе плохого?
– Прошлое вернулось. И оно, это прошлое, постоянно напоминает мне о том, что я в чем-то виноват.