Доминион

Насытившись, с неподвижной жертвой на руках, он озирал бойню. Вот она, сила и власть — творить плоть.

Мертвую плоть.

Власть смерти над жизнью.

Граф погладил труп по щеке, разыскивая в толпе лицо, которого не было: лицо Йерека.

Скеллан застыл рядом.

— Его нет, не так ли? — спросил Конрад.

Ему не нужно было уточнять, о ком именно идет речь.

— Точно так, он уже не с нами, — ответил Скеллан. — От меня не укрылось, как он изменился после Нулна. Боюсь, с ним там что-то произошло, он уже не тот человек, что раньше. Не тот Волк. Он утратил вкус к убийству. Ты тоже заметил это, верно?

Конрад кивнул:

— Он не ел сегодня. Не надкусил ни одной.

— Это тревожит, но не удивляет.

— Нет?

— Нет. Вот что он сказал пару недель назад: «Мудрец не пьет из чаши своего врага», да-да, именно так.

— Своего врага, — пробормотал Конрад. Ему не хотелось верить, но все признаки налицо: перемена характера, погружение в себя, отстраненность, возвращение много позже уцелевших в Нулне, нежелание разделить кровь со своими братьями. Все это предвестники одного — предательства. — Никто, даже Волк, не вправе совершить такую выходку и считать, что избежит наказания. Я получу его извинения и его верность — или получу его язык.

Скеллан наклонил голову, словно взвешивая два равноценных варианта.

— Да будет так, мой господин. Твои слова разумны, хотя сомневаюсь, что на Йерека они произведут должный эффект, если твой брат зашел в своем решении слишком далеко. Должен признаться, я опасаюсь худшего.

Йерека он нашел на крыше.

Ветер был свиреп, а ночь черна. Йерек стоял среди стаи лоснящихся чернокрылых воронов, толпящихся вокруг него, точно вокруг мессии. Лицо Волка было непроницаемым.

Конрад шагнул на воздух.

— Значит, моя компания претит тебе, Волк?

Йерек не возразил графу.

Черный узел ненависти скрутился в животе Конрада. Гамайя не соврал ему даже из вежливости.

— Кто здесь хозяин, Йерек? Отвечай.

— Я не выбирал эту жизнь, Конрад, хуже того, мне не нравится, чем я стал. Я смотрю на себя и вижу жизнь, частью которой не могу быть. Я вижу людей, которых стремился спасти от зла, в которое превратился сейчас. Я потерялся между двумя мирами, перестав быть частью любого из них. Скажи, разве это преступление? Ты тут ни при чем. Дело не в тебе.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Йерек повернулся, и ветер взметнул над его головой непокорную гриву волос.

— Я не обязан.

— Обязан! — отрезал Конрад.

Ненависть полыхнула в глазах Волка, верхняя губа приподнялась в оскале.

— Ты дурак, Конрад. Ты видишь врагов там, где их нет. Ты создаешь врагов там, где были только друзья. Ты не умеешь сдерживаться, а когда другие хватают тебя за руку, ты отшвыриваешь их. Оглянись вокруг, посмотри на этих птиц, они дерутся и ссорятся из-за объедков. Таково твое королевство, Конрад, — кровавая битва за отбросы. Твой волшебный новый мир построен на страхе, а страх — он, как песок, изменчив.

Ты чтишь силу или, по крайней мере, делаешь вид, что чтишь, хотя она пугает тебя. Не заблуждайся, это так, и не важно, что думают остальные. Сила в других ужасает тебя, и ты искореняешь ее, выдавая собственную слабость, хотя полагаешь, что так становишься сильнее. Сильный человек окружает себя сильными. Слабый стоит в центре круга самодовольно лыбяшихся дураков.

Поверь мне, Кровавый Граф, если приглядеться, в мире всегда найдется что-то пострашнее. Секрет в том, чтобы понять, что демоны, которых ты знаешь, пугают меньше, чем демоны неизвестные.

Ты сам свой злейший враг, мой господин.

— Как ты смеешь?! — проговорил Конрад.

В голосе его не было злости, он просто задавал вопрос, возражая Волку, словно дерзость Йерека озадачила и смутила графа.

Йерек шагнул вперед, сократив расстояние между ними.

— Как я смею? Как я смею говорить правду, Конрад?

Конрад напрягся.

— Ты многим рискуешь, обращаясь ко мне таким тоном, Волк. Если бы мы не были одни, я был бы вынужден поставить тебя на место, заставить подчиниться.

— Ты хочешь сказать — заставить меня замолчать, Конрад. Больше никакой лжи между нами.

— Я все еще могу это сделать, Волк.

— И этим подтвердишь мои слова. Да, у тебя хватит глупости, чтобы так и поступить, верно?

Конрад инстинктивно вскинул руку, готовый ударить.

Йерек не дрогнул. Он смотрел на кулак Конрада, словно подзадоривая того начать драку.

Конрад едва сдержался. На скулах его ходили желваки, ногти впивались в ладони, и если бы в жилах его текла живая кровь, сейчас она выступила бы из ранок.

— Этого ты хочешь, да, Волк? Хочешь спровоцировать меня? Хочешь, чтобы я поддался гневу и бросился на тебя. — Замешательство расползлось по лицу графа-вампира. Он медленно опустил кулак. — Что ж, я не доставлю тебе этого удовольствия.

Волк с отвращением покачал головой:

— Думаешь, я заманил тебя сюда ради драки? Ты действительно дурак, Конрад. То, что я здесь, никак не связано с тобой — только с тем, что ты есть. — Йерек рассмеялся, и ветер унес резкий, суровый и горький звук. — Чем являемся мы оба, — Он оглянулся через плечо на крутой обрыв и зазубренные скалы внизу. — Я пришел сюда не для того, чтобы бросить тебе вызов. Я пришел сюда умереть, Конрад. Я пришел сюда положить конец моим собственным страданиям, раз и навсегда, но мне не хватило мужества.

— О, это можно устроить, — хмыкнул Конрад и шагнул вплотную к Йереку.

Вороны вспорхнули и с хриплым карканьем взмыли в небо черной пургой, заслонившей серебристый лунный серп. Птицы толкали вампиров, хлестали их крыльями, гнали к краю. Конрад сделал еще шаг и расстегнул плащ. Упавшую ткань мгновенно подхватил и унес ветер.

— Я отдавал тебе предпочтение, Волк, я доверял тебе. Я обращался с тобой как с братом.

— Ты хочешь сказать, что пользовался мною как орудием, способным сделать то, что тебе не под силу. Ты желал, чтобы я убрал тех, кого ты боишься, укрепил твой авторитет, став наемным убийцей? В моем мире такие отношения не считались братскими.

— В твоем мире? Ты говоришь так, будто мы существуем в разных реальностях. Нет, Йерек. Твой мир — это мой мир. — Волк мотнул головой, отрицая справедливость слов Конрада. — Ты похож на меня больше, чем осознаешь, брат. Вместе мы достигнем великих свершений.

— В убийстве нет величия.

— На моей стороне ты можешь заполучить мир.

— На твоей стороне я могу уничтожить мир, вот в чем разница.

Что ж, это была правда.

— Значит, Скеллан не ошибся, ты потерял вкус к убийству. Что же за зверем ты стал, Йерек? Потому что ты определенно больше не Волк.

— Я не тот Волк, которым был, но и не тот Волк, которого ты хочешь видеть. Я разрываюсь надвое, я разорван.

— Тогда это ты дурак, Йерек, потому что можешь быть лишь убийцей, как скорпион бывает только скорпионом, ягненок — ягненком, а ворон — вороном. Такова их природа — и твоя тоже. Отвергать это — значит отвергать свою сущность, отвергать свою душу.

— У меня нет души, наш ублюдок-отец похитил ее у меня! — Внезапная ярость Йерека ошеломляла.

И Конрад понял.

— Ты ненавидишь его, да? Ненавидишь за то, что он сделал, и повернул бы все вспять, если бы мог. Ты отказался бы от его дара, пожертвовал бы силой, которой он благословил тебя, жизнью, данной тебе, и вернулся бы копаться в грязи, как какая-нибудь сентиментальная свинья.

— Я не ненавижу его. Хотел бы ненавидеть, но ненависть — это чувство, а я утратил их все, даже такие. Я убил бы его, если бы мог. Я хотел бы увидеть землю очищенной от проклятия его существования.

— Ты убьешь меня. — Конрад не спрашивал, он утверждал. — Что ж, Волк, я был прав, когда называл тебя своим правдосказом, хотя мне и не нравится правда, преподносимая тобой сейчас. Прощения не последует, и о доверии речь уже не идет. Ты понимаешь, что это означает, не так ли? — Освещенное луной лицо Конрада исказилось, преображаясь, — зверь в нем поднимался на поверхность.