Дороги дождя

Эверетт никогда ещё не путешествовал так далеко и долго, поэтому был весьма обеспокоен и, кажется, взял с собой слишком много вещей. Уже в дороге в его голову закралась мысль, что в диком захолустье графства Керри вряд ли понадобится парадный костюм и три смены шёлковых рубашек. Разве что лорд-мэр пригласит его на приём? Если, конечно, в Трали вообще есть лорд-мэр.

Ранним утром он выехал из Лондона в Ливерпуль, где на следующий день сел на корабль до Корка (ужасная вонючая баржа, странно, что на ней возят людей, а не скот), а, переночевав там, нанял почтовую карету, запряжённую парой гнедых лошадей, – таких же толстых и ленивых, как и их пропахший табаком и элем погонщик.

До Трали оставалось чуть меньше полусотни миль, а Эверетт уже всем нутром ощущал каждую кочку и рытвину на проклятой ирландской дороге. Он чувствовал, как в желудке бунтуют съеденные с утра омлет из трёх яиц с беконом, овсяная каша и два тоста с яблочным джемом, и вслух клялся, что никогда больше не будет ругать английские дороги. Ведь по ним хотя бы можно ездить, не боясь распрощаться с завтраком.

После стольких дней пути ему больше всего на свете хотелось умыться, переодеться и оказаться в удобной широкой кровати – без сволочных клопов! Эверетт надеялся, что в дедовом особняке в Ардферте такая возможность ему представится. Не может же в этом забытом богом краю быть вообще всё плохо?

Колымага тащилась так медленно, что в Трали они прибыли только на следующий день. Наверное, где-то по дороге даже случилась остановка: лошади показались Эверетту другими, хоть и похожими на вчерашних. Но он, похоже, всё проспал, свернувшись внутри кареты и спрятав голову под подушку. Так что теперь вдобавок ко всем прочим невзгодам у него жутко разболелись спина и шея.

Бросив вознице несколько монет, он вышел из экипажа, размял затёкшие ноги и отправился в соседнюю таверну. Войдя, Эверетт решил, что лучше будет немного выпить перед обедом, и дал себе зарок больше никогда не отправляться в путешествие по ужасным ирландским дорогам, не захватив с собой бутылочку старого доброго виски, – похоже, только так их и можно было преодолеть без существенных потерь.

Местная выпивка обладала чудесными свойствами. После первого стаканчика Эверетт решил, что жизнь несомненно налаживается, после второго Трали показался вполне милой деревушкой (карта называла это место городом, но Эверетт поспорил бы с этим утверждением), третий стаканчик (плюс ароматный пастуший пирог) окончательно примирил его с миром вокруг. В конце концов, небо было ясным, майское солнце сияло вовсю, и дождя не ожидалось. Чего ещё желать?

Пора было приступать к делу. Эверетт нанял пару каких-то молодчиков, чтобы те оттащили его многочисленные саквояжи на рыночную площадь, где его должны были встретить.

Молодчики оказались туповаты. Пришлось долго объяснять, что «господин англичанин» кое-кого ищет. Да, прямо здесь, на площади. Нет, вещи не надо нести на постоялый двор. И ставить в лужу рядом со свиньёй тоже не надо. Свинья вообще плохой ориентир: она почешется об забор и уйдёт.

– Просто идите за мной, – отчаявшись, скомандовал Эверетт. – Я скажу, когда увижу своего человека и экипаж.

А надобно сказать, что мистер Фоули третьего дня был столь любезен, что прислал записку в ту самую гостиницу в Корке, где остановился Эверетт (как объяснил, мальчишка-посыльный, найти его было очень просто: англичане – предсказуемый народ – всегда останавливались только в «Королевском дубе»). В записке на ровно обрезанном листе бумаги всё тем же до зубовного скрежета ровным почерком было изложено следующее:

Мистер Эверетт!

Рад был получить известие о Вашем скором прибытии. По моим расчётам Вы должны оказаться в Трали 20 мая. В этот день на рыночной площади в три часа пополудни Вас будет ждать рыжий Уильям – не волнуйтесь, Вы его сразу узнаете. Он доставит Вас к нам в Ардферт.

Счастливого пути,

Р. S. Уильям оплату получил, монет не давайте (пропьёт).

Признаться, прочитав это, Эверетт всё же испытал некоторые опасения: сами посудите, как можно узнать в толпе человека, которого вы прежде не видели? Он боялся, что проклянёт всё на свете прежде, чем найдёт этого Уильяма, который, судя по постскриптуму, был горьким пьяницей, то есть запросто мог забыть о важном госте, засев в одном из пабов, которых в Трали было не меньше, чем грибов в лесу после дождя.

Но тревоги оказались напрасными. Стоило Эверетту выйти на площадь, как он увидел своего провожатого.

Уильям оказался детиной не меньше шести с половиной футов росту, с шевелюрой курчавой и не просто рыжей, а огненной. Казалось, вся его голова охвачена пламенем. Окладистая борода и пышные бакенбарды обрамляли румяное веснушчатое лицо с красным (наверняка от злоупотребления виски) носом. На вид здоровяку было лет тридцать пять или сорок, но никак не больше. По крайней мере, седины в его волосах не наблюдалось.

– Несите вещи к тому господину, – обрадованный Эверетт указал своим молодчикам на Уильяма и получил в ответ облегчённый выдох:

– Так бы сразу и сказали, что вам нужен Вилли Пол-лепрекона. Его ж каждая собака знает!

Про загадочные «Пол-лепрекона» Эверетт слышал впервые, поэтому отвечать не стал, решив, что, наверное, что-то не так понял. Размашистой походкой он устремился вперёд, ловко обходя грязные лужи и овечий помёт. Чем скорее они уедут, тем быстрее получится умыться и переодеться. Уф, ну и жара!

Рыжий здоровяк завидел гостя издалека и расплылся в щербатой улыбке (у него недоставало левого верхнего клыка).

– Мистер О`Шиннах? Д`брого здравьичка! Как п`живаете? Надеюсь, д`рога была не слишком томительной?

– Вообще-то, я Эверетт. Не О`Шиннах. Где экипаж?

Понять возницу было нелегко: он говорил с чудовищным ирландским акцентом. Казалось, Вилли произносит каждое слово, держа во рту кусок очень горячей печёной репы; в дополнение к этом он яростно жестикулировал. Впрочем, к говору стоило начинать привыкать: нанятые грузчики тоже не могли похвастаться чистотой речи.

– Дык вот же он, – Вилли похлопал ручищей (кстати, тоже веснушчатой) по краю телеги, гружёной мешками со всякой снедью. – В Ард Арте ещё ост`новимся, овощей в`зьмём. Не гонять же порожняком, раз т`кая оказия выдалась.

– В Ардферте? – не понял Эверетт.

Вилли кивнул:

– Угу, я так и грю: в Ард Арте.

Молодчики с гиканьем покидали саквояжи поверх мешков, и Эверетт мысленно застонал: теперь все его вещи пропахнут чёрт знает чем! Что вообще в этих мешках? Очень хотелось надеяться, что не навоз.

– Что внутри? – он постарался говорить как можно чётче, чтобы Вилли, разгадав намёк, тоже перестал жевать слова. Но здоровяк намёков, увы, не понимал.

– Да так, хлам всякий, – он махнул рукой. – Ещё ваш дедушка, п`койный пр`фессор заказывал. А тут только подвезли. Эх, печаль…

В ясных голубых глазах Вилли показались слёзы, губы задрожали. Наверное, он очень любил профессора, раз так горько убивался.

Один из грузчиков участливо похлопал рыжего возницу по плечу и подмигнул:

– Не грустите, мистер Пол-Лепрекона. Профессор Шеймус сейчас пьёт виски с Боженькой на небеси. Пойдёмте-ка и мы выпьем, чтобы ему там было хорошо.

– Я надеюсь, мы поедем прямо сейчас? – с нажимом произнёс Эверетт.

Ему совсем не улыбалось сидеть и ждать, пока рыжий верзила с друзьями будет поминать дедушку. Напоминались, небось, за месяц. Хватит.

– А что ж не п`ехать то? – не скрывая сожаления в голосе, отозвался Вилли. – Вы садитесь, м`стер… как вы сказали?

– Эверетт.

– Да-да, вот вы и садитесь. Еж`ли рядом со мной на козлах брезгуете, вон на том мешке мягенько будет. Там всего лишь тряпки. Старые, к`нечно. Но не пужайтесь, вошей нетути, я лично пр`верял!